Христианская антропология по св. Николаю Кавасиле (СИ)

Крещением, миропомазанием, божественной евхаристией и вообще жизнью духа, мы делаемся»со–телесными»(«вотелесяемся», ένσωματωνόμαστε) Христу, приемля христианское бытие, то есть бытие христоцентричное и христоподобное, и соответствующие ему»вид»и жизнь. Тогда Отец»самый образ Сына находит в лицах наших»и»признает в нас члены Единородного Своего»^[38]. Так,«будучи… познаны Знающим Своих»^[39], мы всплываем из неявленности (άφάνεια) и забвения (λήθη) в область истины (ά–λήθεια). Тот,«кто был некогда тьмою, становится свет; бывший ничем обретает бытие. И вселяется с Богом и приемлется Им; из бесславной темницы и рабства возводится на царский престол»^[40].

Название основного труда св. Николая Кавасилы не случайно. Духовная жизнь для него есть именно жизнь во Христе, или жизнь Христа в нас. Ее сущность недвусмысленно задана Павловым утверждением»Уже не я живу, но живет во мне Христос»(Гал. 2, 20), принятым в самом буквальном смысле.

Из сказанного ясно, что подлинная природа человека — в его бытии по подобию Бога, а точнее, в его бытии по Христу и во Христе. Следовательно, православная антропология должна строиться как христологическая: как по существенному содержанию, так и по форме и методам. Это буквально»теоантропология», учение о богочеловечестве.<…>

Плоды духовной жизни

1. Преображение твари в церковное единство

Оживление и обновление, которое Дух Божий дарует человеку, распространяется на всё творение. Христологическая антропология у Кавасилы обогащается не менее ярким учением о христоцентричности всего творения, когда оно возвышается до тела Христова. В первом разделе нашего исследования мы уже рассматривали святоотеческий взгляд на существование глубокой внутренней связи между человеком и прочим творением. Человек есть поистине»связующее звено всего творения»^[41], заключающее»в себе все части целого»^[42].

Согласно Кавасиле, воспринятая Логосом в Воплощении часть творения была не только освобождена от тления, но и преображена в самой своей основе. Осуществилась та цель, ради которой был изначала устроен мир. Сотворенное Словом стало, благодаря Воплощению, Его телом — и за пределами тварного обрело подлинную»основу своего бытия».

Воспринятая материя, тело Господне, стала с того момента»помазанием»^[43] для всего творения. Происходящее, объясняет Кавасила, похоже на то, что бывает с сосудом для благовоний.«Если бы алавастр каким‑либо способом соделался миром (το μύρο) и переменился в него»то служил бы уже не преградою, а проводником мира для внешнего.«Равным образом, когда наша природа обожилась в спасительном теле, не осталось ничего, отделяющего род человеческий от Бога»^[44].«Плоть была обожена и природа человеческая принята в ипостась Самого Бога»и само ограждение стало миром^[45]. Таким образом то, что всегда отделяло человека от Бога, теперь служит соединению с Ним. Помазанная тварная природа стала носителем божества, Телом Христовым, миром излиянным, церковным единством. И то, что впоследствии прививается к Телу Господню, реально преображается в Христово Тело, становится Церковью, или соборным единством. Церковь — творение, привившееся Христу и оживляемое Его Духом.

Великой и основной тайной нашей веры Апостол Павел называет Христа — Воплощение и божественное домостроительство, которыми Логос спасает мир (ср. 1 Тим. 3, 16). Эта первичная тайна (или таинство), которая есть Христос, преломляется и обретает, по Кавасиле, действенную конкретность во времени посредством священных таинств, которыми устроена (άργανώνεται) и живёт Церковь (греч. όργανώνεται может означать одновременно и что Церковь»организована, устроена»таинствами, и что они»составляют её живую ткань». — Прим. перев.). Византийский мистик учит о внутреннем тождестве между историческим телом Иисуса и Церковью, между энергиями (ενεργειών, действованием) конкретного тела Господня и церковных таинств. Таинства практически продолжают действие того самого тела и доносят до нас его подлинную жизнь.»'Воплощению Господню принадлежат совершаемые таинства»^[46]. Поэтому ими Церковь создана, в них существует и ими живет.«Церковь представлена в таинствах не как в символах (не символически), но как в сердце — члены, и как в корне — растение, и, как Господь наш сказал, как в лозе ветви. Ибо здесь не по имени единство, и не по сходству уподобление, но действительное тождество»^[47].

Движение сугубо. Христос простирается во времени действием Духа — и мир усвояется Ему. Христос простирается приемля в Себя мир. Церковь не статична. Совершается динамичное, преображающее движение — непрестающий во времени и пространстве брак Творца с творением, длящееся единение тварного с Нетварным. Через это неслитное соединение нетварной и тварной природ во Христе тварное приемлется в категорию (άναχωνεύεται, is sussumed) плоти Господней, таинственно переплавляется, преображается, становится Христовым Телом и живёт его жизнью.

Образ же совершения этого преображения — церковные таинства, поскольку они в точности, как мы видели, являются продолжением вочеловечения и спасительных дел Господа. Именно таинства легли в основу всего здания экклесиологии у Кавасилы, т. е. его учения о том, что можно назвать христоцентричной космологией — или учения о новой твари, о мире всецело преображенном, устроенном (όργανώνεται) и живущим как Тело Христово.

Однако учение Кавасилы о таинствах весьма отличается от установок богословской схоластики, определяющей их как видимые действия, через которые»тайно»подается невидимая божественная благодать, и сводящей их число к семи.

Центральным для него является таинство евхаристии, несущее в себе (т. е. вновь и вновь делающее действенно присутствующим в каждой конкретной точке пространства–времени) Домостроительство Спасителя, как [делает действенным] и крещение и миропомазание, вводящие в участие в евхаристии. От евхаристии же проистекает целое множество священных таинств, охватывающих всю полноту жизни и все уровни человеческого существования в мире. Создается принципиально новый образ жизни и новое устроение отношений людей — друг с другом, с Богом и с миром, новое во Христе устроение общения человеков и мира. Новую жизнь, которую дарует Христос, Кавасила называет жизнью таинств. И те временные и пространственные ориентиры, в рамках которых божественная жизнь встречается с человеческой и преображает её — самые встречу и преображение, вместе с действиями, т. е. чинопоследованием осуществления этого преображения — он называет таинствами.

Для схоластов же, напротив, в таинстве присутствует внешний момент, видимый знак, и отличное от него существо таинства, невидимая божественная благодать. Такого разделения не существует для Кавасилы и православной святоотеческой мысли в целом. При крещении сперва священник освящает воду, и в эту освященную воду погружается человек. В божественной евхаристии хлеб и вино становятся истинными и действительными Телом и Кровью Христа. В миропомазании верный помазывается освященным миром. Тело человека, а значит, и сам человек, не может мыслиться вне органичной связи с прочим творением.

В такой перспективе Кавасила учит, что таинства представляют собой»дверь»и»путь», которыми жизнь Бога входит в творение, освобождает его от греха и смерти, сообщая жизнь и освящение.«Сей путь проложил Господь, пришедши к нам, и сию отверз дверь, вошедши в мир, и восшедши ко Отцу не допустил заключить её, но и от Отца через сию дверь приходит к людям; паче же всегда присутствует с нами, и пребывает, и пребудет навсегда… И так несть сие, но дом Божий (Быт. 28, 17)»^[48].«Посредством сих священных таинств, как бы посредством оконцев, в мрачный сей мир проникает Солнце правды и умерщвляет жизнь сообразную с сим миром, и восстановляет жизнь премирную, и Свет мира побеждает мир,…в смертное и изменяющееся тело постоянную и бессмертную вводя жизнь»^[49]. Тут хотелось бы выделить два слова, которые показывают, как Кавасила понимает спасенный мир: это»дом»и»тело»Божий. Таинства же — «оконца», через которые Солнце правды освещает»дом», артерии, которыми жизнь Главы переливается в»тело».