Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру)

Дорогой отец Давид, мне приходили мысли о предстоящей Вам встрече с Вашею мамою, и я, помню, писал Вам, чтобы Вы и в переписке, и при свидании относились к ней со всякой любовью и вниманием, стараясь успокоить ее душу.

Раны материнского сердца тяжки и болезненны. Нет на земле иной человеческой любви более крепкой и неизменной, чем материнская. Если мы должны стремиться к тому, чтобы успокоить всякого человека, то тем паче мы должны делать это по отношению к родителям, по заповеди Божией. Мы должны понять и ее положение. Несомненно, что Ваша мама, пожилая дама, не может жить в совершенном одиночестве. Кроме того, ее печаль увеличивается тем, что она считает Вас вступившим на неправый путь. Однако нужно постараться, чтобы она поняла и приняла, что Вам, монаху, невозможно жить с нею долго. Это коренным образом нарушает Вашу жизнь. «Монашество» не позволяет нам жить с родными. Но она и сама это сознает ^[203].

Я вполне понимаю причину Вашего смущения и радуюсь тому, что Вы ради любви Божией готовы пойти на жертвы. Это желание Ваше пожертвовать ради Бога, по заповеди Его, любовью матери породило в Вас другое желание — услышать суровое непреклонное решение, так что Вы даже боялись, что владыка Елевферий, по мягкости сердца, слишком снисходительно решит этот вопрос. Эта «боязнь» снисходительности со стороны владыки Вас привела к ошибке, которую Вы постарайтесь исправить. Непременно объясните ему свое душевное состояние и причину Вашего неполного доверия его решению, иначе он будет скорбеть о том, что Вы его решению предпочитаете решение старца Силуана, и тогда может нарушиться его любовь к Вам.

История с Валаамом^[204] не совсем однородна, во-первых, а во — вторых, я Вам тогда писал, что Вы правильно решили вопрос о том, что следовало бы подчиниться его благословению, если бы он и после Вашего объяснения ему новых обстоятельств дела счел все же нужным Вас туда послать. Но об этом в другой раз. По этому поводу у меня есть некоторые существенные наблюдения, которыми, Богу благоволящу, поделимся после.

Несмотря на эту небольшую ошибку с Вашей стороны, несмотря на то что нарушилось Ваше уединение и прочее, — я радуюсь тому, что в душе Вашей загорелся огонь, и дай Бог, чтобы этот начаток того огня, который Господь пришел воврещи в сердца наши^[205], разгорелся до полной силы.

Не бойтесь, с полной верой последуйте решению владыки Елевферия — его благословение сохранит Вас от всякого вреда, так что в душе Вашей, несмотря на внешне неблагоприятные условия, огонь будет усиливаться.

Если позволите — скажу, что мне очень хочется, чтобы Вы в обращении с Вашей мамой (конечно, и со всеми другими, но с нею особенно) были кроткий, тихий, спокойный. Не раздражайтесь ничем, говорите спокойно, не допускайте слова, могущего опечалить, на всякое слово, на всякое малейшее дело мысленно, от сердца просите у Бога помощи и вразумления. Умом невозможно, но в чувстве сердца не забывайте Бога ни на кратчайшее время. Веру исповедуйте также «с кротостию (без пафоса) и страхом»^[206], но и с непоколебимостию в душе. Я позволил себе это Вам напомнить, боясь, что Вы можете несколько уклониться от кроткого и мирного устроения и позволите раздражительности и нетерпению овладеть на время Вашей душою.

Молиться Богу об обращении Вашей мамы в Православие хорошо с чувством желания ей спасения, но знамения просить не следует; также проповедовать, убеждать к принятию Православия не нужно. Это Господь Сам творит, когда находит сердце человека готовым. Но и то знаменательно, что, как Вы пишете, она после молитвы Богу о Вас успокоилась. Но ведь успокоения этого Господь не дал бы ее душе, если бы Вы уклонились от Него^[207]. Если бы Ваша мама знала, что Господь Вас избрал на службу Себе, то не только бы не беспокоилась, но радовалась бы за Вас; не только не старалась бы отвратить Вас от избранного Вами пути, но и благословила бы от всего сердца на трудный, скорбный, многоболезненный, но все же блаженный подвиг воистину совершенной христианской жизни. Но поверит ли она, что эти слова говорятся не по догадке, не по вере от слуха, от научения человеческого, но по научению от Духа Святого? Поверит ли она, что не на сектантский разгул ушли Вы, ее любимый сын, но Богом призваны на путь крестный? Ведь мы тысячью смертей и умирали, и умираем. Один только Сердцеведец Господь знает бесконечные болезни сердца нашего. Но если Дух Божий не научит, то человеческое слово бессильно объяснить эту жизнь.

Пусть молится Богу и Божией Матери, просит извещения о Вас. Мир сердца — извещение от Бога. Если бы теперь Ваша мама нашла в себе силы пожертвовать ради Бога своею к Вам любовью и благословила бы Вас (об этом просите ее), то не лишилась бы она награды в вечности^[208]

Обращение к маме отца Давида

Не только не беспокойтесь и не скорбите о сыне своем, но радуйтесь за него, ибо Господь избрал его на службу Себе, не только не старайтесь отвратить его от пути, на который он вступил, но от всего сердца благословите его на трудный, скорбный и многоболезненный подвиг христианской жизни воистину совершенной. Эти слова сказаны не по научению человеческому, но по научению от Духа Святого. Ведь мы тысячью смертей умирали и умираем. Не на разгул сектантский ушел Ваш сын, но Богом призван на путь крестный. Объяснить словом это невозможно. Но молитесь Господу и Божией Матери, и Господь — Сый истина — известит Вас. Мир сердца — извещение от Бога. Мы знаем, молясь о Вас, что Вы веруете и любите Бога. Знаем также, много чисто внешних препятствий существует для Вас, чтобы понять, согласиться с нами: но как сын Ваш по заповеди Божией любовь к Вам приносит в жертву Богу, так и Вы»..

Для Вас сейчас предстоит очень трудное дело духовное. С одной стороны — боязнь оскорбить Бога, с другой стороны — причинить скорбь своей матери. Вы готовы, подобно Аврааму, на жертву, но все-таки молитесь, чтобы Вам Господь помог убедить Вашу маму отпустить Вас с миром, любовью и хорошо бы с благословением. Когда все возможное для Вас будет исчерпано, тогда только мы должны уйти от родных, предавая их воле Божией. Не по ненависти к ним (да не будет) уходим мы, но любовь Божия, более сильная, и заповедь Божия нас понуждают оставить их.

Простите, дорогой отец Давид, все это пишу в надежде, что мое братское напоминание заставит Вас с большим вниманием ограждаться от всякого раздражения, и немирства, и беспокойства. Всеми силами храните мир душевный в дни искушения. Читайте молитву Иисусову, а умом по временам, не изменяя молитвы, влагайте разный смысл, в зависимости от нужды. Во время путешествия, на улицах и др. так делать хорошо.

Писал ночью. Завтра спрошу старца отца Силуана, не напишет ли он от себя Вам что-либо.

Любящий Вас о Господе,

Ваш недостойный брат

грешный иеродиакон Софроний

Письмо 10. Накануне пострига

Относительно пострига. О послушании владыке

Афон, 30 октября (12 ноября) 1932 г.^[209]

Дорогой отец Давид!

Будьте покойны, предайтесь Богу. Господь ныне печется о Вас как никогда прежде. Теперь (особенно) и волосы на главе Вашей сосчитаны. Храните мир душевный. Все это на пользу обратится. Господь скоро устроит Вас.

[…] Завтра спрошу старца отца Силуана относительно Вашего пострига. Сам же я думаю: не торопитесь так, то есть не делайте этого дела срочным. Будьте уверены, что Вы у Бога — монах. Монашество наше в сердце — прежде всего. Этим я не хочу отрицать совершенно пользу и значение самого пострига, но не должно преувеличивать ничего. Обеты Вами уже даны Господу; Господь Вас хранит. Забота моя — сказать Вам, чтобы Вы в душе своей были относительно пострига спокойны. Не говорю — отлагать, но и не торопитесь. Заботу об этом передайте владыке Елевферию, он, как отец, печется о Вас.

Когда Вы хотите о чем-либо важном спросить его, то говорите приблизительно так: «Владыко Святый, помолитесь Богу, и как Вам Господь внушит, так я и сделаю по Вашему благословению». При этом можно высказать (в начале) свои мысли и желания или соображения, но не настаивая на них нисколько.