Диадема старца: Воспоминания о грузинском подвижнике отце Гавриле

Когда старец узнал, что нас к нему прислал Патриарх, он, встав на колени, воскликнул: «Благодарю Тебя, Господи, за Твою милость. Тебе ведомо, что я сейчас живу в нужде и у меня нет ни денег, ни еды». Потом он рассказал: «Уже несколько дней я ничего не ел. Я допустил ошибку, попросив еду во дворе у своих соседей; они обругали меня, поэтому я плакал в своей келье и думал, откуда в людях столько безжалостности и нетерпимости. Разве можно считать человека негодяем за то, что он почитает истинного Бога? Потом я устыдился своего малодушия, вспомнил, что Господь Сам прошёл дорогой унижений, поношений, Крестной смерти. Это отрезвило меня. И тут пришли вы». Мы вручили подарки Патриарха. Старец накрыл стол и пригласил нас к трапезе. Всем налил вина. Он говорил тосты, но сам ничего не ел и не пил. Я подумала: «Он же голодный…» А он сразу ответил: «Больше еды и вина мне нужна любовь». Потом подробно рассказал нам о том, как поджигал портрет Ленина, как сотрудники милиции безжалостно избивали его. «"Своими же руками будете сносить памятники Ленину, и на их месте устроите цветники’’, — сказал я им тогда. Болело побитое тело, но душа радовалась, потому что я делал то, что должен делать настоящий христианин. Я знал, что скоро меня освободят. И действительно, через семь месяцев меня освободили», — рассказывал старец.

В Грузии очень любят архимандрита Гавриила. Раньше все приходили к нему в келью в Самтаврийский монастырь, а сейчас приходят туда на его могилку. Старец неусыпно молился и молится перед Богом о грузинском народе и обо всех православных христианах.

В монастырь меня привели многие скорби, и не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы не старец Гавриил. Я знала батюшку с детства. Тогда его звали по имени отца — Васико. Он был другом моего брата, они вместе служили в армии в Батуми. Отец Гавриил рассказывал, как Господь повелел ему: «Иди разбирай руины церкви святого Георгия, потому что твой отец разрушал церкви». Однажды старец, расчищая руины храма, поднимал большую глыбу. В это время мимо проходил мой дядя–спортсмен. Васико попросил его о помощи. Дядя, как ни старался, не смог поднять ни одного камня. Он вспоминал: «Я едва сумел сдвинуть одну глыбу, а этот мальчик их как камушки разбрасывал». Для моего дяди, как и для многих других людей, отец Гавриил так и остался загадкой.

Как‑то в Самтаврийском монастыре старец после трапезы выстроил сестёр в ряд. Матушке Кетевани он дал в руки тазик, а других сестёр благословил, чтобы все они вымыли в нём руки. Когда все выполнили благословение, вода в тазике стала грязной. Старец благословил матушку Кетевань выпить эту воду. Она беспрекословно всё выпила, а мы все удивлялись, как её не стошнило. После этого старец поцеловал матушку в лоб, а остальных сестёр благословил. В это время монастырь был без игуменьи, и все поняли, что отец Гавриил таким образом указал, что матушка Кетевань достойна нести это трудное послушание. Потом он лёг у входа в трапезную и благословил, чтобы все, выходя, наступали на него. Мы смутились, но не посмели ослушаться.

Вскоре в монастыре произошел раскол. Тяжёлый крест игуменьи некоторым показался лёгким. Кое у кого появилось желание примерить его на себя, начались ссоры. Из‑за непослушания сестёр игуменья сняла с себя крест и сказала: «Пусть наденет тот, кому больше всего хочется. Как хотите, так и управляйте монастырём». Она затворилась в своей келье и не вышла даже к трапезе. В это время в трапезную зашёл старец Гавриил. Не увидев матушки Кетевани, он гневно закричал: «Где игуменья? Где это видано, чтобы в монастыре была трапеза без благословения игуменьи!?» — и потребовал, чтобы игуменья срочно явилась. Сначала она не хотела выходить. Но потом вьттттла. На ней не было креста. Старец потребовал, чтобы срочно принесли крест. Он сам надел на неё крест и сказал: «Знай: первый раз крест тебе дал Патриарх, а второй раз — я. Запомни: крест с себя снимать нельзя». После этого случая все ссоры в монастыре прекратились и желания надеть игуменский крест больше ни у кого не возникало.

Однажды отец Гавриил ударил меня на глазах у стоявших вокруг людей. Только потом я узнала, что так он показал этим людям, какая она тяжёлая, монастырская жизнь. Вечером он на коленях и с плачем просил прощения: «Прости, матутттка». Я тоже встала на колени и обняла его. И так радостно мне стало после этого! Его поступки были непонятны посторонним, но нам, его духовным чадам, он так открывал наши немощи.

«Уберёмся в алтаре», — как‑то раз сказал мне старец. Я встала у алтаря, а он зашёл в алтарь и молился. Прошло много времени. Вдруг он выбежал из алтаря с криком: «С икон течёт миро!» Я увидела, что алтарные иконы были покрыты миром, и поняла, что отец Гавриил молился так усердно, предчувствуя приближение этого чуда. Мироточение продолжалось около месяца. Но потом все привыкли к чуду и уже относились к нему без должного благоговения — и мироточение прекратилось.

Однажды в монастыре совершалась епископская хиротония. Во время литургии старец непрерывно разговаривал и всем мешал. Сначала это терпели, но, когда он подошёл к амвону, встал рядом со священником и сказал: «Ты не заслуживаешь этого места, здесь должен стоять я», терпение лопнуло, и владыка благословил вывести старца из церкви. Два послушника подошли к старцу, но, прежде чем его вывели, он успел ещё раз сказать священнику: «Ты ещё не понял моих слов». Прошло некоторое время, и тот, кого хиротонисали, отошёл от Церкви.

Ни одно слово, произнесённое старцем, не было пустым. Он стяжал внутреннюю благодать, многое знал и провидел. А всё внешнее — мнение окружающих людей — было для него не важно.

Ещё живя в миру, я узнала, что в Самтаврийском женском монастыре подвизается прозорливый старец отец Гавриил и очень хотела познакомиться с ним. И вот однажды я пошла к нему за благословением.

Мне нравилась жизнь в монастыре, нравилась молитвенная атмосфера, но расставаться с миром ещё было тяжело. Меня одолевали сомнения. Старец, увидев мою внутреннюю раздвоенность, крепко сжал мне руками голову, с большой любовью благословил, и все мои сомнения исчезли. С помощью старца я осталась в монастыре. Старалась как можно чаще бывать у него и в храме старалась стоять рядом с ним.

Моим первым послушанием были уборка и мытьё полов. Я уставала, но старец ободрял меня: «Твоё спасение — в физическом труде».

Однажды мною овладел тщеславный помысел. Хоть я и знала, что этот помысел от лукавого, но всё‑таки поддалась. Когда я пришла к старцу за благословением, он, грозно посмотрев на меня, крикнул: «Она негодница, гоните её отсюда». Я, опозоренная, вышла, но зато помысел исчез сразу. На следующий день прохожу мимо его кельи и слышу: «Ого, сам папа римский пришёл ко мне, грешному, за благословением». Я поняла, что буря улеглась. В следующий раз он сказал: «Все искушения, которые попускает Господь, даются нам для испытания».

Воспитывая в сёстрах память смертную, старец благословил, чтобы гроб, который он для себя приготовил, время от времени проносили перед сёстрами.

Мне он предсказал, что я пойду в Цагерский [47] монастырь, — так и случилось.

Старец Гавриил всегда укреплял нас в вере и наставлял: «Смирение монахини есть неугасимая, угодная Богу свеча».

Однажды я зашла в храм и увидела отца Гавриила. Он стоял на коленях и молился. Я не решилась подойти к нему, испугавшись, что он и меня поставит на колени, а вокруг столько знакомых… Не успела я об этом подумать, как он повернулся и, быстро подойдя ко мне, крепко меня обнял. Я заплакала, и старец тоже. Мы долго стояли молча и только плакали вместе. Своими слезами я рассказала ему всё, что было у меня на душе. Он так же молча выслушал мою безмолвную исповедь, потом сказал: «Я знал, что ты придёшь. А теперь послушай, что я тебе скажу: стяжала пятьдесят процентов благодати — береги. А пятьдесят ещё приобрести надо. Много трудностей будет — не бойся, Господь не оставит».