Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие

проистекает вся красота и величие мироздания^[214]. Она пытается непосредственно обнять и постигнуть Его. Но все попытки ее каждый раз приводят только к отрицательным результатам. Ум наш может познать только то, что есть некая Причина, а не то, что такое Она есть^[215]. Бог выше всего, что только мы можем о Нем помыслить^[216]. Поэтому самое истинное познание Бога по существу — есть незнание^[217]. Оно сводится к отрицанию за Ним в силу Его превосходства (διά υπεροχήν)^[218] всяких свойств и качеств^[219], всякой множественности и сложности, отличающей тварное бытие^[220], всяких мыслимых категорий^[221], и даже понятия сущности и движения^[222]. В этом суть высшего апофатического богословия^[223]. Оно сплошь отрицательно. Положительное содержание его заключается в том невыразимом и неизреченном ощущении Бога, которое дается в мистическом акте как результат апофатического возвышения над всем бытием^[224]. Это и есть»таинственное богословие»(μυστική θεολογία)^[225], познание Бога по существу^[226], то высшее осияние ума в экстатическом состоянии, которое производится премысленным соединением с Божеством^[227]. Таких неизреченных озарений удостаивались святые^[228]. Идеально же такое высшее единение осуществилось в тайне боговоплощения^[229] и в том высшем ведении, которое в этом единении имело человечество Христа^[230].

Ниже таинственного недоведомого и неизреченного познания Божества по существу стоит познание Его по Его разнообразным проявлениям или энергиям^[231]. Это познание уже доступно нашему уму и отчасти постижимо в своем таинственном содержании. Оно дано нам в положительном божественном откровении^[232]. Божественный Логос открылся нам в природе и Писании: в них Он воплотился Своими энергиями, или идеями (λόγοι)^[233]. Внешние формы и буквы составляют Его одежды, под которыми таинственно скрываются Его идеи, а в них и Сам Логос^[234]. По таинственным озарениям Логоса достойные могут созерцать под этими символами Его идеи^[235]. Без этих озарений недоступно было бы познание Бога^[236]. Лишь они дают возможность сказать нечто положительное о Божестве, по Его проявлениям^[237]. В них основа катафатического богословия, утверждающего о Боге, как Творце, то, что созерцается в твари^[238].

Непосредственным и прямым предметом катафатического богословия является Божественный Логос, проявления Которого и дают основу для этого богословия^[239]. Созерцая мир как совокупность таинственно образующих каждую вещь идей (λόγοι) Логоса и возводя их от низших (частичных) к высшим (общим) и, наконец, к самому общему Логосу всего^[240], ум достигает недоведомого постижения Божества Логоса^[241]. Бог Слово становится предметом его созерцаний и созерцается в двояком отношении: 1) в сокровенном образе бытия Своего на недосягаемой вершине недр Божества^[242] и 2) по Своему отношению к миру. Первое открывает тайну Троичности, второе — тайну творения, промысла и суда^[243]. В том и другом Логосом охватывается все Божественное и все тварное и все мыслимые отношения между ними.

Тайна Троичности

На вершинах катафатики, на самой грани с апофатикой, стоит тайна превысочайшего бытия Божества, великая тайна Троичности. Мистически эта тайна переживается»достойными»как озарение трисиянным светом^[244], как»незабвенное ведение»(άληστος γνωσις)^[245], приближающее ум к (апофатическому) непосредственному богопознанию в экстазе^[246]. Теоретически же она осознается и выражается посредством утверждения о превысочайшем бытии Логоса того, что созерцается в образе проявления Его энергий в мире. Созерцание находит в мире отражение тайны Троичности путем анализа общих проявляющихся в нем принципов (бытия, движения и различия). Как ни разнообразны творения, состав их всегда одинаков: в каждом отдельном бытии различаем сущность, ουσία, и качество, συμβεβρκός^[247] (- в чувственном бытии^[248] материю и форму, ύλη и ειδος), с одной стороны, и связующий их в особое бытие формирующий принцип — λόγος ^[249] - с другой. Наличность сущности в каждом предмете указывает на проявление в нем принципа бытийности; окачествованность предмета, являющаяся не чем иным, как его энергией, движением^[250], указывает на проявление принципа жизненности: а разнообразие самых качеств, зависящее от разнообразия формирующего начала (λόγος), указывает на проявление разумного принципа, мудро производящего такое разнообразие^[251]. Этими основными свойствами, характеризующими каждый акт творческой энергии, каждый маленький логос в каждом предмете, дается представление и об образе бытия Творческой Премудрости, Высочайшего Логоса, существенно сущего в Бытийности и имеющего существенно сущую в себе Жизнь^[252]. Познавая так Логоса, мысль схватывает в мире лучи Троичности и в премысленной Единице Божества, познаваемой в апофатическом богословии^[253], созерцает Св. Троицу (μονάς, τριάς)^[254]. Так выступают основные черты христианского исповедания Божества, представляющего Его живой Личностью, имеющей и Премудрость и Жизнь, и притом не как свойства, а как Ипостаси, чем одинаково исключается как иудейское сужение Божества, так и языческое представление о Нем как о сложном из свойств и разделяющемся на многие начала^[255].

Во Св. Троице исповедуется беспредельное сращение по естеству (συμφυια) Трех Беспредельных^[256] Сын вечно рождается от Отца^[257], и Дух через Сына^[258] исходит от Отца. Среди Лиц Св. Троицы по деятельности в отношении к тварному миру в особенности выделяется Логос. Собственно Он один является в Ней действующим началом: Отец благоволит, Сын действует, Дух усовершает (содействует)^[259]. Логосу в отношении к миру принадлежит центральное значение. Он — Творец мира^[260] Он и Промыслительa ^[261] В частности (как уже отмечено выше, стр. 57), Он же является действующим началом и в богопознании: мы познаем, прежде всего, Логоса и лишь в Нем существенно Сущих в Нем Отца и Духа^[262].

Тайна творения, промысла и суда

Представление о Логосе как действующем начале Божества, проявляющем Себя в тварном бытии, делает Его предметом созерцания с другой стороны — со стороны Его деятельности или вечных свойств Его, проявившихся в мире. Разлитые во всем мире три основных черты — бытийность, движение, разнообразие — отмечают три основных вида энергий Логоса — Его творческую, промыслительную и судящую силу^[263]. Появления творческой силы особенно выступают в мире физическом, проявления промысла и суда — в мире нравственном^[264]. На этих проявлениях сил Логоса в области естества и добродетели и основывается в своих утверждениях катафатическое богословие^[265], перенося на Бога, или, вернее, на Его энергии (вечные свойства) то, что созерцается в происшедшем от Него бытии. Таким образом, в катафатике о Боге утверждается то, что раньше в апофатике отрицалось.

Для мира физического Бог есть источник бытия и движения. Отсюда и Сам Он характеризуется как Бытие в собственном смысле слова (κυρίως ειναι^[266]), как самосущая существенность (αυτοουσία ^[267], ουσιοποιος οντότης ^[268]), как движущее Начало и Цель всего^[269]. Для бытия разумного Бог — источник благости и мудрости^[270]. Отсюда и Сам Он представляется благим^[271] и премудрым^[272], как самосущая любовь (αυτοαγαθότης^[273]) и ведение (αυτογνωσις^[274], αυτοσοφία^[275]), как Благо и Истина^[276]. Все эти определения не являются в Боге в собственном смысле свойствами, ибо в Боге нельзя различать субстанцию и качества, как это мы делаем в тварном бытии^[277]. Все свойства в Боге представляют собой сущности: не в Нем находится добродетель и мышление, а Он Сам есть сущность (ουσία) добродетели^[278] и Сам мышление по существу^[279].