Откровение Пресвятой Девы Марии (СИ)

— “Давид, а где Иосиф?” — “Он ушел к Пилату и скоро вернется”. — “А Ученики где, Я их не вижу в мраке.” — “Да вот они все рядом стоят, молчат и смотрят на тело Наставника Нашего”.

Иосиф вошел к Пилату и увидел неправдоподоб­ное: тот корчился в судорогах. “Иосиф, что тебе нуж­но?” — “Понтий, разреши мне снять тело Нашего Бога с креста”. — “Снимай и побыстрей предай Его земле”. — “Да, Понтий, склеп уже готов”. — “Иосиф, что творится вокруг?” — “Это Всевышний тоскует о Сыне Своем и предупреждает нас о том, что каж­дый ответит за содеянное”. — “Иосиф, но ведь Иисус вернется”. — “Да разве можно вернуться туда, где живут нелюди, но то уже Его дело, чисто Божье, но не наше. Будем надеяться на лучшее”. — “Иосиф, у склепа вход прикройте огромной глыбой”. — “Все сделаем, Понтий”.

Начало появляться солнце, и Я увидела, что сто­яло много людей, которые оплакивали Моего Сына, потому что верили Ему и не испугались страха Бо­жьего. Лишь священников не было, ибо им Он гово­рил: “Не ведаете, что творите”. Пришел Иосиф. “Ма­рия, вот видишь, разорвали новый хитон, Иисус просил меня собрать всю ткань и сохранить”. — “Иосиф, делай все то, что Он говорил тебе”. Иосиф собрал все лохмотья вместе. “Мария, о чудо, смот­ри, она снова стала новой. Господи Ты, наш Иисус, значит, Ты жив и скоро придешь к нам”. Все начали радоваться и снова плакать от радости.

“Петр, пусть Ученики снимут тело Сына Божье­го, настоящего Бога. Только быстрее снимите Его!” — “Сейчас, Иосиф”. Тело положили на плащаницу. “Ма­рия, пусть женщины омоют тело Его, и я завер­ну Его в плащаницу, отнесу в склеп, нам нужно спе­шить, ибо время летит быстро”. Огромная глыба скрыла вход в гроб Господен.

— “Мария, бери Давида, да и всех женщин, и идите ко мне”. — “Сейчас, Корнилий”. — “Мать Мария, мы будем у Иоанна, найдешь нас там”. — “Хорошо, Петр”. — “Все ступайте”. — “Иосиф, а ты?” — “Нет, я доведу все до конца, ибо не все просьбы Господни я выполнил, ступайте с Богом”.

Варавва вернулся к Осии. “Варавва, что, солнце упало на землю? Почему было так темно?” — “Осия, когда тебя распнут, то оно будет светить, как и све­тило, тебе все понятно?” — “Наверное. А почему молнии сверкали, гром гремел, а дождя не было?” — “Да, дождя не было, но слез было больше, чем воды после какого-либо дождя. Распяли Бога, но еще один крест стоит свободный — в мою честь его ос­тавили”. — “Так может, пойдешь и сам себя там порешишь?” — “Нет, сначала я кое-кого порешу, свершив тем самым благородный суд, и сам приду к тому кресту”. — “Что ж, давай, давай. Смотрю на тебя, ты пропиваешь свой ум”. — “Ум, может, и про­пиваю в пьяном угаре, но душу свою сохраню”.

Сафаит после всего свершенного отдыхал, но мысли делали свое дело: “Что я натворил, неужели действительно Иисус был Сыном Божьим? Ведь сам видел, что небо померкло, да и ткань разорвалась надвое, что же со мной будет теперь?” Он вышел на улицу, казалось, что весь Иерусалим вымер. Ни еди­ной души не было видно. Снова вернулся в свою опо­чивальню: как же все понять? Да, Он творил чудеса, исцелял, но вот где “луна”, опускавшаяся на землю? От кого она и кем послана была? Неужели я глупость сотворил, хотя глупостью и не назовешь, то похле­ще. Если Он был Богом, значит, я виновник смерти Его, и мне должно быть наказание, но когда и ка­ким образом оно придет ко мне? Если Он был не Богом, значит, получается, что я снова становлюсь виновным, ибо я убил невиновного человека, кото­рого очень скоро забудут, но как тогда жить мне? Ведь сколько я загубил таких в своей тюрьме…”

“Варавва, вот твой нож”. — “Осия, ты когда-либо пробовал человеческое мясо?” — “Варавва, ты что, хочешь меня съесть?” — “Нет, Осия, ты слишком ху­дой. Мне сейчас нужен здоровый и сытый человек”. — “Варавва, вот у меня есть баранина, ешь”. — “Нет, Осия, не то, ибо барашек не виновен ни в чем, а я же буду есть виновного”. — “Фу, какая мерзость”. — “Да, Осия, ты прав — мерзость из мерзости, а все святое находится в склепе, и дай Бог, чтобы все было так, как говорил Иисус. У меня всего-навсего оста­нусь два дня. Сегодня вечером я уйду не на грязную работу, а на очищение души своей ради всего свято­го и в честь моего Бога и близкого мне человека”.

Понтий пришел к Антипе. “Антипа, теперь ты все осознал?” — Да, Понтий, все как ясное небо”. — “Знаешь, мне кажется, что весь Иерусалим вымер, улицы пусты”. — “Понтий, не говори мне, ибо мне страшно и мне нужно срочно уехать”. — “Антипа, от себя ты никуда не уедешь”. — “От себя, быть может, и нет, но из города уеду”. — “Не спеши, да­вай подождем воскресения”. — “А что будет, если Он действительно воскреснет?” — “Не знаю, Анти­па, все равно что-то будет”. — “Знаешь, Понтий, я прикажу поставить охрану у склепа Иисуса. Если Он выйдет оттуда, воины заметят Его и приведут сюда”.

“Интересная мысль. Пошли воинов прямо сей­час, ибо тело Иисуса могут и выкрасть. Может, и нам стоит взглянуть на тело Иисуса?” — “Хорошо, идем”.

Поставив стражу у входа, они вошли в склеп. Тело Иисуса лежало бездыханно. “Нет, Понтий, Он не воскреснет, ведь Он лежит, как все мертвые люди”. — “Антипа, но ведь сегодня не третий день”. — “Что ж, будем ждать, идем, нам нужно вызвать Сафаита и послушать его”. — “Антипа, не могу я не только говорить с ним, но и видеть его. Из-за него и мы страдаем”. — “Слушай, а ведь могло все быть и ина­че, мы в силах были все остановить”. — “Антипа, поздно об этом говорить. Давай согласимся с тобой, что мы причастны к смерти Бога и не будет нам про­щения из века в век. Мы смертны, когда нас не ста­нет, и, если есть ОНО, о чем говорил Иисус, то там не будет нам прошения”. — “Не отпевай себя рань­ше времени, там видно будет. Нам нужно еще бла­гополучно прожить на Земле”. — “Не проживем мы благополучно, раз Богу не дали такого, то нам и не следует ожидать ничего хорошего”.

Наступила ночь. Взяв свой нож, Варавва вышел из дома Осии. Его снова начало трясти. Подойдя к дому Сафаита, у входа он увидел двух стражников. Что же делать? Убить их — они не виновны. “Не буду я брать грех на душу, оглушу их и все, и пусть они простят меня”. Он все так и сделал.

Войдя в дом Сафаита, сразу же нашел опочиваль­ню. “Идол, вставай, хватит тебе покоиться. Считай, что ты уже на Небесах”. Спросонья Сафаит ничего не мог понять: “Кто ты?” — “Судьба твоя и смерть твоя. Долго я охотился за тобой, больше, чем ты за мной”. — “Стража, стража…” — “Не беспокойся, они уже спят. Вставай, но не одевайся, ибо ты мне нужен нагим. Сейчас я тебя буду казнить самым страшным судом. На мой взгляд, казни такой земля еще не видела. Смотри, богато ты живешь, надеюсь, что в твоем доме найдется вино?” — “Ты что, хо­чешь выпить со мной?” — “Ну, осталось еще мне с тобой пить. Я просто запивать буду. Быстро давай мне вина и три гвоздя”. — “А гвозди зачем тебе?” — “Сейчас все узнаешь”. Сафаит даже не подозревал, что ждет его через несколько минут. Он принес вино, гвозди и молоток. Выпив вина, Варавва сразу охме­лел. “Сафаит, я есть хочу”. — “Сейчас я тебе дам мяса”. — “Нет, Сафаит, я сам возьму. Ложись на пол”. — “Зачем?” — “Ложись, говорю”. — “Нет, не лягу”. Последовал удар прямо в голову. Сафаит упал. Варавва взял гвозди и молоток. От первого удара Сафаит очнулся и нечеловеческим голосом заорал. В считанные минуты он был распят на полу дома своего. Варавва достал нож, первый ком мяса он не мог проглотить, даже вино не помогало. Са­фаит орал. “Ничего, до утра еще далеко, съем я его полностью”, — думал Варавва. “Возьми, у меня очень много денег, только не издевайся надо мной”. — “Нет, такому не бывать, ибо что я задумывал — всегда все доводил до конца”.

Появились первые лучи солнца. Варавва был пьян. Окровавленный и весь изрезанный Сафаит отдал свой дух дьяволу. “Вот я и насытился мерзкой тварью, и пора мне уходить”.

Осия, увидев окровавленного Варавву, упал. “Слу­шай, тебя что же, искупали в крови?” — “Нет, в наслаждении и прихоти моей купался я, но, Осия, на всю жизнь запомни: человеческое мясо невкус­ное. Я только что почувствовал”. — “Тебе что, Ва­равва, действительно баранина не нравится?” — “Нравится, нравится, Осия. Сейчас бери гвозди и молоток и идем со мной”. — “Что ты задумал?” — “Ничего особенного. Не хочу, чтобы меня распяла та священная тварь. А ведь сколько горя он принес людям и земле. Не пожалел даже самое святое — самого Бога. Так, бери вино и идем со мной”. — “Варавва, я боюсь”. — “Не бойся, Осия. Бойся тех, кто проповедует блаженство, а сам стоит по горло в крови человеческой”.