Айрены

Ты моими слезами стекла.

Я тебе надоел, ну что же!

Как прикажешь, тебе видней,

Твой покой моего дороже.

Но любовь, что нам делать с ней?

Я уйду, и тебе, быть может,

Станет легче на несколько дней,

Но потом тебя страх встревожит,

И тогда ты станешь умней.

Ты поймешь: на девичьем ложе

Без меня еще холодней.

Черноброва ты, тонкостанна,

Лоб высокий, лицо румяно.

Белизну ты внутри несешь,

Грудь твоя, словно два шамама,

Что ж припасть мне к ней не даешь?

Ведь и ты уйдешь в край туманный,

В край, куда красоты не возьмешь.

Почему ж при жизни так странно

Ты со мною себя ведешь?

Мне б рубашкою стать льняною,

Чтобы тело твое обтянуть,

Стать бы пуговкой золотою,

Чтобы к шее твоей прильнуть.

Мне бы влагою стать хмельною

Иль гранатовою водою,

Чтоб пролиться хоть каплей одною

На твою белоснежную грудь.

Совершая обычный свой путь,

В чей-то двор я решил заглянуть.

Там висело белье на веревке

И рубашка — любо взглянуть.

Рукава ее вшиты ловко

И цветами расшита грудь.

Вот хозяйку этой обновки

Залучить бы мне как-нибудь.

Обмануть бы, найти уловку

Или золотом прихвастнуть.

Образумься, побойся бога,

Знают все, ты грешила много.

Я ж страдаю который год.

Что ж твердишь ты: «Я — недотрога!»

Ты вкусила запретный плод.

В рай закрыта тебе дорога.

Сын вороны, он впился в твой рот,

А на сокола смотришь ты строго.

И покоя мне не дает

День и ночь за тебя тревога.

Как ошибочен твой расчет,

Как жеманство твое убого!

Вот красавица с грудью белой

Ярко-синюю кофту надела

И вблизи от меня прошла,

Расстегнула петлю несмело,

Словно жаром меня обдала.

О великий создатель, сделай,

Чтоб красавица с грудью белой

Столь красивою не была,

Чтобы сердце мое не горело,

Чтоб в тоске не сгорало дотла!

«Ты не яблоко ли румяное,

Не пора ли тебя сорвать?

Белолицая, тонкостанная,

Не пора ли тебя целовать?

Но Евфрат — река окаянная

Между мной и тобой опять».

«Милый, речи твои туманные

Не могу я никак понять.

Я Евфрат перешла, как пьяная,

Я мосты сожгла деревянные,—

Больше нечего мне терять!»

Я в вечерний час, в час туманный

Шел по улице вполпьяна,

Повстречался с моей желанной,

Грудь ее словно яблок полна.

Тронуть пальчиком плод румяный

Захотелось мне, но она

Закричала: «Прочь, окаянный,

Я чиста еще, не грешна!»

Люди, верьте, я не был пьяный

Если был, так не от вина!

Сколько раз мы с ней, тонкостенной,

Проводили ночи без сна!

«Ты приди ко мне в час заката.

Дам тебе половину граната.

Поцелуй за одно зерно —

Не нужна мне большая плата».

«Что ты жаден, я знаю давно,

Да беда — я не так богата.

Поцелуй за одно зерно —

Это, право, дороговато!»

Если в сад я твой попаду,

Что увижу в твоем саду?

Я увижу тебя лежащей,

Я увижу твой взгляд молящий:

«Уходи!» А я не уйду.

Ты прошепчешь: «Здесь всё на виду.

Подожди, пусть заснут послаще

Люди в доме, рыбы в пруду.

Все соседи глаза таращат,

Все им слышно, нам на беду!»

«Пусть соседи глаза таращат,

Пусть глядят, к своему стыду.

Мы огнем, в наших душах горящим,

И злословье сожжем и вражду!»

«Твое ложе — мой храм и мой дом,

Грудь твоя — две лампады в нем.

Не нужна мне иная награда,

Только стать бы мне звонарем

Иль лампадщиком в храме твоем».

«Нет, мне служек таких не надо,

Молод ты и, на горе нам,

Засветить позабудешь лампады

И во тьме оставишь мой храм».

Видишь, яблоня на пригорке,

Греет солнце ее сквозь туман,