Глубочайшее доверие к жизни

Незаметно эго начало проявляться очень агрессивно. Его письма становились все безобразнее и отвратительнее. И все это время он, наверное, думал, что ведет себя по-дзенски. По-дзенски вести себя не так просто.

Мне часто приходится подавлять соблазн приоткрыть для вас дверь. Я часто вижу, что вы на грани – всего один толчок, и вы получите удивительное переживание. Но если я вижу, что ваше эго еще живо, то стоит мне вас подтолкнуть, и оно немедленно набросится на достигнутое вами переживание, завладеет им и сведет вас с ума.

Мне приходится ждать, долго ждать. Дверь нужно открывать очень медленно и постепенно – сразу вы не сможете вместить столько света. Именно это случилось с Сарджано.

Забудь о благодарности. Если ты сможешь меня простить, этого достаточно, это большее, на что я могу надеяться. Прости меня, пожалуйста, когда просветлеешь.

Ты также спрашиваешь: «Есть ли связь между двумя этими чувствами?» – между моей ненавистью к смерти и моей ужасной болью от понимания, что я никогда не смогу отблагодарить тебя.

Да, связь есть, потому что то и другое – смерть. И первое даже не в такой степени смерть, как второе. Ученик должен умереть в мастере – и тогда не останется никого, кто мог бы быть благодарен. Когда внутри вас никого нет – это и есть просветление. Кто тогда будет благодарить? И кого?

Когда ученик исчезает, он также узнает, что мастера не было – он уже давно исчез. Две пустоты встречаются и сливаются воедино. Кто и кого должен благодарить?

Второй вопрос:

Ошо, почему я постоянно думаю о самоубийстве?

Наверное, ты разумный человек. Только глупый человек никогда не думает о самоубийстве. Жизнь уродлива, жизнь – это сущий ад. Очень трудно найти разумного человека, который бы никогда не думал о самоубийстве. Чем человек умнее, тем чаще у него возникает мысль: «Зачем продолжать жить? Ради чего? Ради этой постоянной рутины? Каждый день ходить в офис, каждый день перебирать одни и те же папки, потом возвращаться домой, говорить об одном и том же, читать одну и ту же газету, слушать одну и ту же дурацкую радиостанцию, ложиться спать… лишь затем, чтобы рано утром снова встать, сесть на электричку и поехать на работу…»

И так продолжается изо дня в день, из года в год. Только очень недалекий человек может жить такой жизнью. В противном случае рано или поздно возникает мысль: «Что я здесь делаю? Если жизнь состоит только в этом, если я прожил сорок лет, делая одно и то же, и могу прожить еще сорок лет, делая то же самое, то в чем смысл? Почему не остановить эту игру? Почему не вернуть Богу билет и не сказать: „Все! С меня хватит!“»

Мысль о самоубийстве посещает каждого. Вот почему только человек думает о самоубийстве – ни одно животное об этом не думает. Только человек вынашивает идею о самоубийстве и иногда совершает его. Это говорит лишь о разуме.

Особенно в современном обществе человек часто думает о самоубийстве – потому что современное общество повзрослело, стало умнее, образованнее, искушеннее. В прежние времена в силу многих причин люди не часто думали о самоубийстве. В прежние времена люди не были индивидуальностями. Они были частью групп, каст, религий, государств. У них не было индивидуальной жизни как таковой – а только индивидуальности могут покончить жизнь самоубийством, запомните это.

Когда вы воспринимаете себя как индивидуальность, появляется эта возможность: вы можете уничтожить себя. Раньше человек жил как часть коллективного ума. А коллективный ум – не очень разумный ум. Коллективный ум живет согласно низшему общему знаменателю – он не может достичь наивысших вершин понимания и видения. Коллективный ум живет в бессмысленной рутине, думая, что она имеет смысл – раз все остальные делают то же самое, значит, в этом есть смысл.

Современный ум растерян, смысл утрачен. Человек должен найти свой собственный смысл. В прежние времена, когда у плотника рождался сын, он становился плотником. Это было предопределено, решено заранее. Его родители, родители его родителей… все его предки всегда были плотниками. Поэтому и он становился плотником – он знал, кто он, знал, что он должен делать. Общество предписывало все правила поведения, и ему оставалось лишь следовать им. Такая жизнь ниже уровня индивидуальности – а когда человек живет ниже уровня индивидуальности, он не может думать о самоубийстве.

Когда вы начинаете становиться индивидуальностями, когда вы начинаете быть самостоятельными, вы вдруг задумываетесь: «А в чем смысл всего этого? Что я здесь делаю?»

Во-вторых, в современном мире каждый должен самостоятельно найти свое определение. Это очень трудно. Когда вы сами определяете, кто вы, всегда остается сомнение: ваше самоопределение может быть правильным, а может быть и неправильным. В прежние времена, когда человек рождался в семье брамина, он знал, что он брамин. Об этом не нужно было думать, это было предопределено. Ему давался готовый план жизни – ему оставалось лишь воплощать его. Общество обеспечивало его готовым сценарием, и ему оставалось лишь играть свою роль в этом спектакле.

Теперь задача гораздо сложнее. Человек сам должен написать пьесу, построить сцену и найти актеров. Он и режиссер, и актер, и драматург, и композитор в одном лице. Он играет на сцене и в то же время является зрителем. Разве можно быть абсолютно уверенным в том, кто ты? Современный человек переживает то, что психоаналитики называют «кризисом самоопределения».

Раньше существовал авторитет, который говорил, что правильно и что неправильно. Вам не нужно было решать это самостоятельно. Все было четко и понятно: «Это хорошо, а это плохо». Люди слушались авторитета.

Теперь авторитет исчез, у людей появилась некая свобода. Чем свободнее общество, тем больше люди думают о самоубийстве. Чем свободнее общество, тем больше людей совершают самоубийство.

На Востоке, особенно в Индии, так называемые религиозные святые очень горды тем, что в Индии уровень самоубийств гораздо ниже, чем в Америке. Они думают, что американцы кончают жизнь самоубийством, потому что они материалисты. Глупцы – американцы кончают жизнь самоубийством, потому что в Америке больше свободы. Там жизнь напряженнее, тревожнее, потому что Америка дает расти индивидуальности. Индия еще не настолько свободна, Индия все еще живет прошлым. Америка пытается жить настоящим и будущим – отсюда и проблема: тоска.

Америка парализована. Поскольку, когда приходится решать самостоятельно, что правильно и что неправильно, когда больше нет абсолютных критериев – Вед, Ману, Моисея, Махавиры, – когда вам никто не говорит: «Это правильно», возникает неуверенность, смятение.

Свобода всегда вызывает смятение. Раб живет расслабленно, ему не нужно беспокоиться – он делает все, что велит господин. Он не тревожится. Если это неправильно, отвечает господин. Если правильно, господин знает. Ему остается лишь повиноваться. Он не должен спрашивать: «Зачем?» – он должен просто делать. Он механический робот.

Я слышал…

В своем романе «Мать Тьма» Курт Воннегут изображает отчаявшуюся женщину Рези, умоляющую своего возлюбленного:

«Тогда скажи мне, ради чего жить – назови хоть что-нибудь. Необязательно любовь. Хоть что-нибудь! – Она жестом обвела убогую обстановку комнаты, выражая тем самым свое ощущение, что мир – это лавка старьевщика. – Я готова жить ради этого стула, ради этой картины, ради этой печной трубы, ради этой кушетки, ради этой трещины в стене! Вели мне жить ради этого, и я буду жить! – кричала она. – Но только скажи, ради чего!»

Никто не может вам этого сказать. В прежние времена за вас все решали, вам оставалось лишь слушаться. Родители говорили: «Женись на этой девушке». Астрологи определяли, что вам подходит эта девушка, и вы на ней женились – потому что так решили ваши родители, так решили астрологи, так показал ваш гороскоп. Вы сами ничего не решали. А поскольку вы ничего не решали, вы и не беспокоились.