На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков

Мирайя показала мне маленький городок, не сильно отличающийся от современного. Фекла стояла на пороге дома, беседуя с матерью.

— Тамир умер, мама, — говорила она. — Он больше не сможет потребовать меня в жены. Почему ты не хочешь простить меня? Почему не хочешь разделить со мной веру в Иисуса Христа, нашего Спасителя?

— То, что Тамир мертв, не снимает с тебя вины, — ответила ей мать. — Он бы не пил в ту ночь со своими дружками, если бы ты вышла за него замуж. А твой отец умер от стыда за тебя. Ты убила обоих и тем самым погубила мою жизнь. Зачем мне теперь жить? Убирайся, ты не принесла мне ничего, кроме боли и стыда.

Фекла, опустив голову, побрела прочь. Мирайя последовала за ней до пруда, окруженного множеством людей. Здесь же стоял и Павел. Внезапно какой-то молодой человек произнес:

— Смотрите-ка, это Фекла! Вот кто виноват в смерти Тамира. Хватайте ее, живей!

Я увидел, как Павел скользнул за спины людей, в то время как несколько мужчин схватили Феклу.

— Что мы сделаем с ней? — спросил один.

— Бросим ее в пруд! Утопим ее за то, что она сделала с Тамиром и своим отцом! — закричал второй. — Смелей! Утопим ее!

Баалшамрут, вздохнув, на время остановила Мирайю.

— Бедная моя Наблюдательница, должно быть, устала спасать меня. Столько раз ей приходилось вытаскивать меня из всевозможных передряг. Но на этот раз Павел бежал, предоставив меня моей участи, и впервые моя вера в него пошатнулась. Я была настолько ошеломлена его предательством, что весь мой мир, казалось, рухнул в одночасье. Моя вера в Иисуса Христа напрямую ассоциировалась у меня с убежденностью в добропорядочности Павла. А раз Павел меня предал, как я могла быть уверена в том, что Иисус меня не оставит? В мгновение ока я потеряла свою веру, потеряла все, что у меня было. Мне хотелось умереть: только смерть могла освободить меня от этих душевных мук. С нечеловеческой силой вырвалась я из рук державших меня мужчин и бросилась в пруд. Взгляни.

Я увидел, как Фекла бросилась в воду, но так и не утонула. Словно лишенная веса, поднялась она на поверхность. Волосы черным облаком плавали вокруг ее головы. Во взгляде Феклы читались ужас и недоверие: она даже не пыталась плыть и все равно не тонула. В небе, прямо над ней, вспыхнул ярко-желтый свет, и девушка начала медленно подниматься в воздух — в том же горизонтальном положении, в каком лежала на воде. И только мокрые волосы ее свисали вертикально вниз. Толпа зевак в ужасе разразилась криками: «Смотрите, это ведьма! Она не тонет! Бежим отсюда!» Все в панике бросились прочь от пруда. Фекла еще какое-то время парила в воздухе, а затем плавно опустилась на ноги у самого края воды.

Баалшамрут отключила Мирайю.

— Как только я встала на ноги, нежный голос шепнул мне на ухо: «Фекла, беги к пещере, которая находится выше по склону».

Не раздумывая, я заспешила наверх. В скором времени я забралась в пещеру и уселась на один из камней. С платья и волос у меня по-прежнему сочилась вода. Едва я успела отдышаться, как снаружи послышались голоса: это те, кто успел оправиться от паники, карабкались за мной по скале. Вот и чудесно, подумала я, пусть меня наконец-то убьют. Жить мне не хотелось. Да и зачем? Уж лучше умереть. Но этого не произошло.

Люди столпились у входа, не решаясь войти внутрь и схватить меня. В этот момент в пещере возник луч света. Мои преследователи, напуганные этим зрелищем, поспешили скрыться. Из луча вышла моя Наблюдательница, взяла меня за руку и отвела вглубь пещеры, где уже стоял наготове ее космический корабль. Мы поднялись в него и покинули Землю. Как я узнала позже, мои преследователи рассказывали потом всем и каждому, что я вошла в пещеру, а затем растворилась в воздухе.

— Но ведь потом ты разобралась в ситуации? Поняла, кто такая твоя Наблюдательница?

— Конечно. Избавившись от своей смехотворной веры в Павла Тарсянина, я уже готова была воспринять истину. С того момента жизнь моя изменилась. Я начала работать над тем, чтобы стать настоящим ануннаком. Но это уже совсем другая история. Когда-нибудь я расскажу тебе, как мне удалось справиться с этой задачей. Ну а Павел сделал все возможное, чтобы стереть мое имя из любых записей, и на время даже преуспел в этом. Меня лишь однажды упоминают в одной маленькой книжке, именуемой Деяния Павла. Однако легенды, которые начали слагать вокруг моего имени, оказалось невозможно убить. Здесь до сих пор считают, что я была первой христианской мученицей, пожертвовавшей своей жизнью ради веры в Сына Божьего. К счастью, подобного не случилось, и я могу посвятить свою жизнь изучению истины.

— Потрясающая история. Спасибо, что рассказала ее мне, Синхар Баалшамрут.

— Ее следовало рассказать. Ну а теперь я перенесу тебя в Париж. Или хочешь заглянуть для начала в Будапешт, к Рабби Мордехаю?

— Да, мне бы хотелось повидаться с ним и рассказать обо всем, что случилось.

— Он и так знает, Жермен.

— Так вот почему я не мог связаться телепатически ни с кем из друзей! Это он блокировал мои попытки? Всё ради того испытания?

— Да.

— И как, удалось мне выдержать испытание?

— Да, Жермен, ты его выдержал.

— Я еще увижусь с тобой, Синхар Баалшамрут?

— Теперь, после того как нам удалось наконец-то установить контакт, я буду регулярно навещать тебя. Ты тоже можешь связаться со мной, если тебе вдруг потребуется помощь. Не забывай, что я — твоя Наблюдательница.

Как будто я мог забыть об этом…

— Благодарю тебя, Синхар Баалшамрут!

— Как скоро ты сообщишь обо всем в Peres du Triangle?

— Как только вернусь в Париж. Сразу после визита к Рабби Мордехаю.

— А ты уже готов к очередному заданию?

— Да, Синхар Баалшамрут, я готов. И в организации об этом знают.

Она улыбнулась, явно довольная тем, что испытание не отвлекло меня от моих обязанностей. Я тоже улыбнулся в ответ, всем сердцем радуясь тому, что она не исчезнет навсегда из моей жизни. С чувством одиночества было покончено: отныне я буду знать, что она есть и помнит обо мне. Моя Наблюдательница, моя бессменная проводница.

Уже в следующее мгновение я оказался в Будапеште, перед хорошо знакомым мне домом Рабби Мордехая. Тот в ожидании меня стоял у окна. Я помахал ему рукой и вошел в дом.