На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков

Я был немало озадачен, однако решил не донимать Баалшамрут вопросами — привычка, от которой мне удалось избавиться с большим трудом. Мы направились к монастырю. Само здание, сложенное из обточенных временем камней, располагалось на нескольких уровнях, что придавало ему известное изящество. По лестнице мы поднялись на верхнюю террасу, где я увидел церковь с куполом и пещеру, в которой струился ручеек. Людей здесь почти не было, и вся атмосфера этого места была проникнута покоем и безмятежностью.

— А тебе известно, что люди здесь до сих пор говорят на арамейском? — спросила Баалшамрут.

— Впервые слышу. Я знал, что это место было оплотом христианства, однако понятия не имел, что они говорят на арамейском. Ты, должно быть, имеешь в виду его современный диалект?

— Увы, да. В основном это современный диалект арамейского, однако он не слишком отличается от древнего языка. Не сомневаюсь, если бы Павел выступил здесь сегодня со своими проповедями, его бы поняли без особого труда.

— Павел?

— Да, Павел из Тарса. Тот самый, что использовал Иисуса из Назарета в качестве предлога для обращения людей в свою новую религию.

— Так ты была знакома с Павлом?

— Да, и весьма хорошо. Правда, не с самого начала. На тот момент, когда мы встретились, он был странствующим проповедником и успел обойти уже немало городов. Мне тогда исполнилось только восемнадцать. Мои родители, Онесифор и Теодосия, пользовались большим уважением в местной общине. К тому же они были весьма богаты. Сама я была счастливо помолвлена с молодым человеком по имени Тамир, который также происходил из очень хорошей семьи. Этот брак организовали наши родители — в то время так было принято. Тем не менее Тамир любил меня, а я думала, что люблю его. В то время я считала его добрым и хорошим человеком. На самом деле мало кто из людей может похвастаться такими качествами, но я об этом еще не знала. Себя я тоже считала обычным человеком, ведь тогда еще ничего не знали про ДНК и мне ни разу не доводилось слышать про ануннаков. В общем, наши родители готовили пышную свадьбу, когда в Маалулу пришел Павел из Тарса. Случилось так, что я сидела у окна, когда Павел проповедовал у соседнего дома, и слышала каждое слово. Его учение буквально загипнотизировало меня. Мне казалось, Небеса открылись передо мной.

— О чем он говорил?

— Поначалу об Иисусе Христе. Павел утверждал, что тот был нашим спасителем и сыном Божьим. Я была девушкой невежественной, поскольку в те времена женщин обучали только ведению домашнего хозяйства и они практически не умели читать и писать. Я не разбиралась в духовных и интеллектуальных вопросах, однако гены ануннаков были сильны во мне, и я, не отдавая себе отчета, стремилась к этому измерению в своей жизни. Рассуждения Павла о вещах, выходивших за рамки повседневной реальности, глубоко тронули меня. Однако главной целью его проповедей была доктрина целомудрия, и вот она-то просто очаровала меня. Павел объявил, что наши представления о жизни ошибочны. Нас учили тому, что лишь возможность обзавестись большим количеством детей служит гарантией нашего существования и дает нам некоторый шанс на бессмертие. Продолжение рода было главной задачей любой женщины. Я тоже верила в это и думала, что со временем у меня родится много детей. Но Павел заявил, что дети, супружеские отношения и половые контакты как таковые служат препятствием для входа в Царство Небесное, а потому должны считаться чем-то дурным и неподобающим. Полагаю, что я, относясь генетически к расе ануннаков, уже подозревала на тот момент, что сексуальные отношения — в том виде, в каком они существуют между людьми, — носят не совсем правильный характер. Тебе известно, должно быть, что ануннаки сочетаются друг с другом в Слиянии Света, а не посредством физического контакта и что человеческая сексуальность — лишь слабое подобие того экстаза, который влечет истинное Единение… В то время я еще не осознавала этого, однако мне была очень близка идея о том, что существует нечто более важное, чем наша потребность в- продолжении рода. В течение трех дней я пользовалась каждой возможностью послушать проповеди Павла и скоро прониклась убеждением, что все сказанное им — безусловная истина, включая теорию о божественности Иисуса Христа (что, как оказалось позднее, было чистейшим вымыслом). Я настолько прониклась верой в истинность его речей, что разорвала помолвку с Тимарисом. С этого и начались все мои проблемы, поскольку отвергнутый жених оказался человеком мстительным и даже жестоким. Да и мои родители пришли в ужас от случившегося.

— Что же было потом?

— Если мы пройдем в пещеру — не в эту, с бегущим ручейком, а в другую, где я пряталась позднее, — я покажу тебе с помощью Мирайи, как развивались события. Место там куда более уединенное, поскольку паломники считают, что моей была именно пещера с ручьем. Они верят, что вода здесь обладает целебными свойствами. А в другой пещере нас не потревожат. Многое из того, о чем я собираюсь поведать тебе, кажется невероятным тому, кто не видел этого воочию. Легенды, которые повествуют обо мне ныне, далеко не всегда соответствуют действительности, да и Павел постарался стереть из своих писаний всю память обо мне — надо признать, небезуспешно.

Мы вскарабкались вверх по узкой лестнице, высеченной прямо в скале, и оказались в небольшой пещере. Там было несколько гладких валунов.

— Эти камни были здесь и две тысячи лет назад, — сказала Баалшамрут. — На одном из них я сидела и отдыхала после того, как убежала сюда от своих преследователей. Присядь и ты. Сейчас я начну показывать тебе, как все было.

Я присел на большой гладкий камень и приготовился ждать. После ослепительного солнечного света в пещере было темно и сыровато, однако царившая здесь прохлада казалась даже приятной. Хотя Баалшамрут сумела исцелить меня от боли, которую причиняли побои, я чувствовал себя немного усталым, а потому был рад этой передышке.

Баалшамрут сняла с шеи маленькую Мирайю и направила ее на стену. Как и ожидалось, в этом месте возникло оконце света, которое выросло затем до размеров большого телеэкрана. На экране появилась картинка. Молодая женщина замечательной красоты стояла в месте, более всего похожем на зал суда. На женщине было простое белое платье с голубой вышивкой. Шею ее украшало ожерелье из золота и бирюзы. Похожа на Баалшамрут, но не слишком. Не знай я, что передо мной именно Баалшамрут, решил бы, что это ее родственница. Лицо одной было четко очерченным и одухотворенным, тогда как черты другой казались по-девичьи округлыми. Но достаточно было взглянуть на эти большие темные глаза, чтобы понять, кто перед тобой. На гены ануннаков указывали также иссиня-черные рассыпавшиеся по плечам волосы и нежная оливкового оттенка кожа. Судья сурово глянул на девушку.

— Почему ты отказалась от брака, Фекла? — спросил он. — Разве ты не знаешь, что это преступление? Неужели тебе не стыдно?

— Я желаю следовать за Иисусом Христом и Павлом из Тарса, — ответила девушка. — Хочу нести людям божественную истину.

— Павел из Тарса — преступник. Он уже брошен в тюрьму и будет казнен за то, что смущал умы жителей этого города, — заявил судья. — Удивляюсь, почему его не арестовали в одном из тех городов, где он уже побывал. Что касается Иисуса Христа, то это не больше чем вымысел, дитя мое. Нет и не может быть такого создания, как Сын Божий. Забудь об этих глупостях, возвращайся в семью и веди себя разумно, иначе мне придется осудить тебя.

— Я не могу отвернуться от Бога, — ответила Фекла.

— В случае обвинительного приговора тебя сожгут на костре как ведьму. Неужто эта бессмыслица стоит того, чтобы за нее умереть? Взгляни на свою мать: вот она стоит и плачет. Взгляни на отца: ему стыдно за свою дочь.

Фекла ничего не сказала. Она молча стояла перед судьей, глядя на толпу зевак.

«Сжечь ведьму!» — крикнул один, и все тут же подхватили этот возглас: «Сжечь ведьму!» Фекла вновь не проронила ни слова.

— Отведите свою дочь домой, — устало сказал судья. — Она всего лишь глупое, заблудшее дитя. Что ни говори, я уже много лет знаю вашу семью. Вложите в ее голову хоть немного здравого смысла. Побейте, если нужно. И помните: если она продолжит действовать в том же духе, ее сожгут. Я вас предупредил.