Гуру глазами ученика

Я пробыл с гуру уже около трех недель, когда он обратился ко мне со словами: «Сын мой, в этих старых горах с незапамятных времен обитали боги. Это места молитв и медитации, и тебе пора пойти туда и провести свое первое бдение. Милях в ста к северу отсюда стоит старинный ламаистский монастырь ордена Красных Шапок, а за ним, еще через несколько миль, находится ашрам, предназначенный для моих учеников. Ты отправишься туда один и пробудешь там один месяц, посвящая все время слушанию голоса нашей Великой Матери, которая разговаривает с нами среди этих священных холмов».

На следующее утро, захватив с собой только медный сосуд с водой и кое-какие необходимые пожитки, завернутые в кусок белой материи, я в одиночестве отправился в путь по едва заметной тропинке, которая шла через горы к монастырю Красных Шапок. В тот раз я впервые оказался в полном одиночестве в незнакомом диком лесу и впервые испугался. По ночам раздавались странные звуки, и я знал что со всех сторон меня окружают дикие звери. Мне потребовалось около десяти дней, чтобы дойти до ашрама, и хотя мне много раз казалось, что я сбился с пути, я благополучно добрался до маленького белого однокомнатного домика из глины, служившего местом отдыха для учеников гуру. Я бросил на пол свежую солому и предался размышлениям. Поблизости была чистая вода; я питался плодами и ягодами, которые находил в лесу.

Месяц пролетел очень быстро, потому что я все меньше и меньше сознавал время. Много дней я провел, слушая тихий голос, который, казалось, долетал до меня из земли, из воздуха и из протекавшего неподалеку ручья. И я был счастлив и доволен, потому что знал, что эти голоса принадлежали нашей древней Матери Гор.

Однажды утром, за несколько дней до ухода оттуда, я вышел из домика и пошел по узкой тропинке, устланной плотным слоем листвы. Не успел я пройти и нескольких сотен ярдов, как вдруг неожиданно получил сильный удар сзади по плечам. Удар причинил мне сильную боль и сбил с ног; ничего не понимая, я упал в кусты рядом с тропинкой.

Ошеломленный и слегка обиженный, я поднял глаза и увидел гуру, стоявшего на тропинке. Это он ударил меня своей обитой железом палкой, которую держал в руке. Когда я взглянул в лицо великого учителя, он указал пальцем на тропинку, и я увидел посреди нее свернувшуюся кольцами гадюку, раздвоенный язык которой появлялся и исчезал в пасти, как вспышка красного света.

Гуру заговорил:

«Если бы ты наступил на нее, Наду, она укусила бы тебя, и укус был бы смертельным».

С этими словами гуру повернул в обратную сторону и, пройдя несколько шагов, исчез за поворотом тропинки. Я вскочил на ноги и помчался за ним, но когда добежал до изгиба дороги, там уже никого не было.

Позднее я узнал от одного из учеников, что в тот момент, когда я увидел гуру, он находился за сотни миль от этого места, в Симле, где был занят серьезной беседой. Раджа Путтешавара навестил гуру, чтобы посоветоваться с ним о руководстве княжеством. Гуру принял раджу, хотя это и заставило его нарушить уединение. Когда они уже проговорили некоторое время, гуру вдруг сказал:

«Ваше высочество, мой сын в Боге в эту минуту уже почти заносит ногу над головой гадюки; я должен поспешить к нему». Гуру на несколько минут погрузился в молчание, и раджа благоразумно умолк. Затем мой учитель снова заговорил с раджой: «Опасность миновала, и мы можем продолжить разговор».

Итак, оказывается, благословенный гуру знал все, что творится в мире, и всегда помнил о нуждах своих детей; и я благодарен ему за то, что в своей доброте он распространил свою любовь на меня, ничтожнейшего из его чел.

Поступление в университет

 Как только маулана Абу-Бакар сообщил гуру, что я готов к вступительным экзаменам в университете, мой учитель тотчас же приехал в Калькутту, чтобы договориться о моем зачислении.

Впервые в жизни я надел английский костюм, который маулана заказал для меня у своего портного. Я чувствовал себя в нем неудобно, но был вполне доволен своим внешним видом. Гуру прибыл с двумя учениками, и маулана Абу-Бакар показал ему мой школьный аттестат, вполне заслуживавший похвалы.

После полудня гуру направился со мной к огромным университетским зданиям с каменными колоннами, похожими на колонны греческого храма. Мы поднялись по широким ступеням и вошли в длинный коридор, обе стены которого украшали портреты и бюсты выдающихся ученых — специалистов в области гуманитарных наук и естествоиспытателей. Обстановка производила очень сильное впечатление. Наконец мы подошли к большой двери, и нас ввели в кабинет сэра доктора Димс-Брауна. Это был представительный, ученого вида джентльмен с типично английским лицом и коротко подстриженными седыми волосами. Над его столом висел написанный маслом портрет королевы Виктории во весь рост, облаченной в мантию императрицы Индии.

Гуру повернулся ко мне. «Наду Чаттерджи, это мой высокочтимый друг, сэр Эдвард Димс-Браун, очень мудрый человек, сведущий в западных науках, и известный хирург. Он и будет твоим новым отцом в учении».

Англичанин встал с кресла и, приблизившись к гуру, отвесил короткий неловкий поклон как человек, не привыкший кланяться другим людям.

«Шри Пурашараначарья, вы — мой давний друг; я сделаю для молодого человека все, что смогу, можете на меня положиться».

Я заметил, что глаза у английского доктора были светлые и ярко-голубые, и еще я увидел в них огромную любовь, когда он взглянул в лицо моего гуру. Я понял, что сэр Димс-Браун

— друг Индии, познавший душу нашего народа. Поэтому я был доволен и мог доверять этому доброму человеку, который должен был стать моим проводником на пути к знанию.

Джагат-гуру обсудил с господином доктором свои планы в отношении меня. Было решено, что я буду жить в доме богатого человека, принадлежавшего к секте джайнов*. Он предоставлял студентам дом, где позволялось жить только серьезным молодым людям.

Мои учебные курсы были полностью распланированы и было решено, что я буду специализироваться в общей хирургии и тропических болезнях. Курс обучения был рассчитан на пять с половиной лет, но господин доктор полагал, что я смогу закончить его быстрее благодаря превосходной подготовке, полученной мною у мауланы Абу-Бакара.

Университетский семестр должен был начаться через неделю, и я прожил это время в ашраме гуру близ храма Шивы в Калькутте.

У гуру бывало много посетителей, потому что его приезд в Калькутту был событием чрезвычайной важности для его многочисленных учеников, живших в этом регионе. Все являлись засвидетельствовать свое почтение; многие приносили подношения в виде фруктов, цветов, маленьких рисунков на религиозные темы.

Каждое утро гуру вставал в пять часов, потом купался, и несколько раз мне выпадала честь помогать ему принимать утреннюю ванну. Следующие два часа отводились для молитв.

После совершения этих ритуалов гуру завтракал рисом и чаем, а потом, около семи тридцати, усаживался на большой лоскут белой ткани и принимал посетителей. К нему приходили люди всех классов и рас, и снаружи у входа в ашрам всегда стояли длинной вереницей башмаки и тапочки. Все входившие снимали обувь в знак уважения к нашему святому учителю, а войдя к нему, усаживались, скрестив ноги по-турецки, на уголок белой подстилки.

Гуру разговаривал с каждым на его родном языке, и большинство бесед длилось всего несколько минут. В час дня гуру ел второй раз, обычно это были фрукты, а затем в течение часа отдыхал. В половине третьего он давал указания своим ученикам, а в четыре снова принимал посетителей. В семь часов вечера он ужинал рисом с шафраном и отваренными в нем фруктами. На закате он имел обыкновение прогуливаться с несколькими учениками, совершая иногда небольшое паломничество к какой-нибудь находящейся поблизости святыне. По вечерам гуру приходил обычно в веселое расположение духа и иногда рассказывал нам истории о своем отрочестве или о великих людях, которые приходили к нему в этот день за наставлениями. Проводить с гуру вечер всегда было просто блаженством.