Русский Нострадамус

Конечно, вряд ли именно Тит «поднял возму­щение». Скорее всего, он и бежавшие с ним от Ни­кона монахи примкнули к уже бунтующим солов- чанам. Как они смогли попасть на остров? В руко­писи описана совершенно фантастическая история прибытия «Тита сотоварищи» на Соловки: «Ско­лотили они крепкие струги и поплыли водой к мо­настырю. Издали увидали царевы ладьи и испуга­лись, что не пробраться им на остров. Тогда сказал Тит „заговор на воду", призвав и Поренуту, и Триглаву, и многих старых богов. И встали воды и зак­рыли путников от царской дружины». Если вспом­нить о том, что Тит многому научился у Велесовой волхвы, можно поверить в такое чудо. Однако сле­дует учесть, что спутником Тита был инок именно из этой обители, а значит, он наверняка знал тай­ные подземные ходы в монастырь. Так или иначе, но «прибыли они к соловчанам и стали во всем им помогать».

Чем же мог помогать Тит? Конечно, его искус­ство врачевателя снова пригодилось. Вот как это описано биографом: «Жил при обители хромой Киликейка (монастыри имели так называемые странноприимные дома, где жили одинокие немощ­ные старики, калеки, юродивые или дети-сироты, которые выполняли несложные работы, за что по­лучали кров и пищу). Страдал малец болезнью ног, кои изъела ржа (видимо, у него было какое-то кож­ное заболевание типа фурункулеза или экземы). Взял того Киликейку Тит и семь ден мазал язвы. И такой дух стоял от убогого, что иноки серчали и говорили, что воздух смердит. Тит же показывал (им) ноги мальца и говорил, что к вони привык­нуть можно, а муки терпеть — нет. И те монахи ува­жали Тита за его редкий дар и шли к нему со свои­ми немочами». Эта запись может означать следую­щее: Тит приступил к работе сразу же, как только прибыл в монастырь. Это характеризует его не только как добросовестного врача, но и как чело­века, не могущего сидеть без дела.

Интересной личностью оказался и спутник Тита — «Соловецкий чернец». Про него написано немного, но стоит обратить внимание на некоторые замечания: «Инок неотступно был при Тите. И все, что бы тот ни делал, записывал тщательно. И по­могал ему во всем: толок травы, перевязывал раны, носил воду и во всем старался угодить. Вскорости и сам отважился врачевать и в том стал Титу как правая рука». Видимо, монах попросил Нилова обучить его врачеванию и оказался способным уче­ником. А что же мог записывать чернец? Может быть, рецепты зелий или способы составления ле­карственных сборов, а может, параллельно описы­вал и судьбу Тита, ведь как-то узнал наш безымян­ный биограф о многих интимных подробностях его жизни. Впрочем, это неважно, ведь самое главное, что мы получили возможность узнать о «русском Нострадамусе» и более внимательно всмотреться в то время, когда он жил.

По всей видимости, Тит в своей деятельности прибегал и к заговорам. Он «шептал на кровь» (с помощью каких-то заклинаний останавливал кро­вотечение) «и звал погоды» (видимо, творил зак­линания, которые могли помочь монастырю про­держаться за счет природных стихий). Но неуже­ли монахи могли спокойно относиться к языче­ским «богопротивным» действиям Тита? Или для достижения цели все средства хороши? Конечно же, нет. Вот что говорится в рукописи: «Звал его (Тита) к себе игумен (настоятель монастыря) и укорял за богохульство и хотел наказать его и про­гнать со двора, да пришли монахи и показали ис­целенные раны и просили для него милости». В общем, это довольно слабый аргумент, ведь рус­ские христиане середины XVII века, тем более ду­ховные лидеры Церкви, скорее предпочли бы му­чительную смерть, нежели согласились на исце­ление «колдовскими» средствами. Почему же мо­нахи «просили» за Тита? В рукописи на этот вопрос дан однозначный ответ: «Пошло моровое поветрие (видимо, какая-то эпидемия). Тит не брезговал зараженными и ходил к ним и давал пить зелье. И сам игумен слег в немочи и велел позвать к себе Тита. Тот пользовал его и излечил, что игумен назвал чудом». По тем временам при­знание сановным церковником чуда рассматрива­лось почти как причисление человека к сонму «святых мужей», наверное, именно поэтому Титу и не запретили заниматься врачебной практикой, и монахи стали «оказывать ему всякую помощь и великое уважение». Конечно же, Нилов не заста­вил их раскаяться в этом: «Много чудесного он сотворил на Соловках. Сращивал кости (видимо, лечил сложные переломы). Штопал раны. Когда не осталось ни нитки шелка, рвал из бород и грив монахов волосья и ими шил». Как ни парадоксаль­но это звучит, человеческими волосами действи­тельно можно зашить рану — подтверждением это­го являются свидетельства врачей, которые во время Второй мировой войны практиковали по­добное. На самом деле, если бы биограф смог бо­лее подробно раскрыть необычные целительские методы знахаря, современная медицина обогати­лась бы бесценными сведениями, которые, несом­ненно, помогли бы врачам и нашего времени по­могать пациентам без огромных затрат на совре­менные лекарства. А ведь в условиях нехватки го­сударственных дотаций на медицину это, возможно, облегчило бы и работу докторов, и муки больных.

В рукописи есть еще одна интересная запись о методах лечения Тита Нилова: «Принесли к нему стрельца с зияющей раной. Кости наружу торчат, мясо вокруг них клочьями висит. Велел Тит при- несть ведро водки. И давал калеке внутрь принять и лил на раны. А инокам говорил, чтобы поймали зайца, зажарили его, но кости бы (у животного) прежде вынули и дали ему (Титу). Сам же он взял те кости и поставил раненому вместо искрошен­ных». Сразу же возникает несколько вопросов: во- первых, зачем ему понадобились заячьи кости, во-вторых, откуда в монастыре могла оказаться водка (ведь этот напиток официально был введен Петром I), и, в-третьих, зачем он поил крепким спиртным напитком раненого стрельца? Как минимум на два вопроса ответы дать довольно просто.

В XVII веке не было анестезии, и водка могла снизить болевой барьер оперируемого. Сам же на­питок на самом деле был известен еще со времен московского князя Ивана Калиты. Итальянцы, изобретшие способ получения спирта из пшеницы, продали этот рецепт православному монаху Зоси- ме (известному путешественнику), который и при­вез его в Благовещенский монастырь. Изначально «фрязская брага» использовалась только в лечеб­ных целях: из нее готовили настойки, обрабатыва­ли ею посуду и одежду заболевших, делали обер­тывания (компрессы). Затем монахи стали гото­вить и крепкие напитки на основе спирта: добав­ляли его в вино и мед и просто разбавляли водой, то есть готовили водку. Интереснее всего приме­нение Титом при лечении стрельца заячьих костей. Оказывается, в древности умели «приращивать» кости зверей, заменяя раздробленные человече­ские. По сути дела, Тит провел сложнейшую опе­рацию — «вынул раскрошенные кости и на их мес­то поставил заячьи» (сегодня медики это называ­ют имплантированием).

Стрельцы часто задавали ему вопрос: почему такой здоровый мужик «бабьим делом занимает­ся, а не на стенах вместе с ними стоит»? Тит отве­чал, что, «коли он кровь человеческую прольет, ждать ему лютой смерти». Видимо, когда-то он дал клятву жрице Велеса, что не обратит ее науку про­тив людей и «не лишит жизни ни одну живую душу». И еще он говорил, что у каждого свое ору­жие для борьбы: «у вас палаши да пищали, а у меня травы да мази». Вот такой путь «стояния» против новой веры выбрал Тит.

Пригодился и его дар предвидения. «Он почу­ял, что настал конец обороне, и велел чернецу (спутнику Тита) вывести людей (детей и просто­людинов) из стен обители и спрятать. Сам же ос­тался в монастыре». Как монах смог вывести лю­дей из стен крепости, мы уже предполагали — че­рез Подземные ходы. Но куда он их повел и где су­мел «спрятать»? «Там, за Яиком, вековые сосны и ели укроют вас от царева сыска», — сказал Тит сво­ему приятелю-иноку. Яиком раньше называли реку Урал, значит, по сути дела, он посоветовал монаху отвести людей в Сибирь. Вся ли группа беженцев добралась до «надежного укрытия» или нет, в ру­кописи ничего не сказано. Наверное, кто-то ушел к поморам, кто-то осел по дороге в глухих деревуш­ках, но какая-то часть все-таки добралась до «спа­сительных сосен».