Страна Лимония

Домой он возвращается с переписанными у советников миниатюрами Жванецкого и еврейскими анекдотами. В голове крутятся запомнившиеся фразы: «...Папа, ты какаешь? Какаю, какаю... Ну, слава Богу!.. Антисемит, начальник отдела кадров: Фамилия! — Рабинович». — Герман улыбается, предвкушая реакцию своих товарищей, а в голове всё вертится: «...Что тебе дают в тюрьме? — Чёрный хлеб и воду... — Поц! Ты не мог этого есть дома?»

Действительно, новые кассеты полностью реабилитируют Германа. По третьему разу, на бис, крутится Жванецкий. «Каскадёры», утирая слёзы, трясутся от смеха. Анекдоты и миниатюры немедленно тиражируются, но вдруг Володя Малышкин кричит: «Стоп, мужики, стоп! Слышите, Пидорюга все записи загадил своей морзянкой». «Каскадёры» прислушиваются. Действительно, еврейские анекдоты насквозь прострочены точками и тире. «Репа, беги к нему, скажи, чтобы вырубил свою радиостанцию, работать не даёт», — отсылает Крестов Вовку Конюшова. Морзянка не прекращается, зато в открытую всем ветрам палатку врывается разъярённый Пидорюга. «Вы что, мужики, творите? Я же шифром работаю! — кричит он с порога. — Запись радиообмена запрещена!» Вдруг в углу палатки забился в истерике Олег Филимонов: «...Мадам Алешкис с тётей Ёсей... мадам Алешкис с тётей Ёсей...» — в припадке безудержного смеха повторял колоритную фразу из анекдота главный стратег отряда «Тибет».

— Что это он? — пугливо озираясь на Олега, спросил Колосков.

— Евреи достали, — пояснил Герман.

— А-а-а, это они могут, — так и не врубаясь в подтекст, согласился радист.

Вскоре уснувшего от подношений Пидорюгу отнесли в радиоцентр, а студия звукозаписи продолжила работу.

Вечером под брезентовый навес первой группы заглянул капитан Гаджиев. Пройдя сбоку между кроватями Крестова и Ляховского, он картинно облокотился на висящую каску и театральным голосом пропел: «К нам едет ре-ви-зор!» «Как ревизор?» — подыгрывая начальству, попытался продолжить репризу Герман, но, получив от Крестова подзатыльник, мигом заткнулся.

— Кто там к тебе едет, Муса? — строго взглянув на фигляра, спросил Крестов.

— Комиссия из Кабула. Проверка и подведение итогов за квартал.

— Это ваша забота.

— Ошибаетесь, Сергей Антонович. Проверка коснётся всего личного состава отряда «Тибет».

— Поживём — увидим... — с ухмылкой завершил разговор капитан Крестов.

Показательные выступления

Подготовка к приёму комиссии шла полным ходом, когда внезапная новость буквально парализовала «Тибет». С оружейного склада были похищены секретные изделия: пистолеты «Гроза», два бесшумных пистолета «ПБ» и «АПБ», выполненных на базе пистолетов Макарова и Стечкина. Инцидент грозил расформированием отряда и военно-полевым судом его руководству. Все наличные силы были брошены на поиски пропажи. Герман оставил недорисованную голову Карла Маркса в красном уголке и тоже присоединился к поискам. Подозрение пало на солдат. Недавно ставший подполковником Пётр Петрович Перекатов непрерывно вёл допросы, проводил очные ставки и буквально вытряхивал души из наиболее разбитных военнослужащих. Попутно были найдены десятки солдатских заначек и тайников, а также разорена порнобиблиотека, вмонтированная в распределительный щит электропитания. Офицеры с миноискателями и без бродили по всем окрестностям Самархеля.

Конечно, в первую очередь были проверены туалеты. Солдаты тыкали баграми с крючьями в зловонной жиже, пугая безобидных опарышей, но все усилия были тщетными. На командира «Тибета» было страшно смотреть. Осунувшийся ветеран войны сидел в своей собачьей будке в окружении пузырьков с медикаментами. Он с надеждой принимал доклады, но, выслушав, только горестно вздыхал.

Германа не покидала мысль, что пропажа непременно скрывается в дерьме. Он в который раз посещал «дом скорби» и, превозмогая нестерпимую вонь и собственную брезгливость, оглядывал все закоулки. «Вот если бы заглянуть в очко!» — размышлял Герман, сравнивая размер своей головы и зловонного отверстия. «А собственно, зачем совать туда голову, если существуют зеркала», — мелькнула первая здравая мысль. Вдвоём с Конюшовым они привязали зеркало от электробритвы к шесту, и Репа просунул его в отверстие. С другого очка Герман обеспечивал карманным фонариком дополнительное освещение. Через минуту добровольные ассенизаторы обнаружили три тонких бечёвки, спускавшиеся с краёв выгребной ямы.

Дальнейшее было делом техники. Солдатам объявили, что завтра они будут помогать афганцам в сантехнических работах. С наступлением ночи подполковник Перекатов, схоронившись в кустах, наблюдал за местом преступления из прибора ночного видения. Ждать пришлось недолго. Команда по рации — и группа захвата, ослепляя фонариками двух трясущихся подростков, окружает злоумышленников.

Утром избитых солдат санитарным бортом отправляют в Кабул. Инцидент списали на бытовую драку, а подполковник Перекатов за проявленную халатность в воспитании рядового состава получил выговор с занесением в личное дело. Солдаты, уже расписавшие всю округу нетленными надписями: «ДМБ-81», как последние салаги два дня чистили и вылизывали туалет, пока от него не запахло весенним лесом.

Комиссия уже гудела в командирской палатке, когда капитан Крестов собрал под навесом совещание своей группы.

— Слушай сюда, мужики, — начал он, — через неделю мы выдвигаемся в Кам`у и Г`ошту для проведения операции, которую разработал Олег Филимонов. Мы располагаем достоверной информацией, что нападения на Самархель будут продолжаться. Всё это требует дополнительного оружия и боеприпасов. Согласны?

Собрание закивало головами.

— А что для этого нужно сделать? — выразительно шевеля усами, спросил он собравшихся.

— Послать в Кабул телеграмму! — догадался Герман.

— Ответ неверный. Тема оружия не раскрыта. Садитесь — два! — ёрничает командир.

— Слушай, а не пошёл бы ты на фиг, — предложил нестандартный выход из ситуации Мамонт. — Если что придумал — так и скажи, а не тяни кота за хвост.

— Ладно, скажу, — слегка обиженно соглашается с предложением Игоря Морозова Крестов. — В общем, мужики, сегодня ночью устраиваем образцово-показательный бой.

После совещания Герман пошёл в «красный уголок» дорисовывать Карла Маркса. Справившись с классиком, художник приступил к эпическому полотну «Смерть партизана». Он набросал карандашом эскиз утопающей в снегу деревни, соорудил из неструганных брёвен виселицу, в основу конструкции которой положил неувядающий атрибут канцелярской игры в «Балду». Затем раскидал по углам ухмыляющихся фрицев, немного подумав, пририсовал одному из них пенсне и «Железный Крест». Закончив с супостатами, Герман перешёл к главному герою. Он в штрихах заложил основу откидывающейся табуретки, после чего перешёл к горящей ненавистью голове партизана, упорно лезшей из ещё не нарисованного тела в петлю. Отойдя в сторону и попробовав на зуб карандаш, баталист-самоучка впился в лицо героя и даже поднял руку, чтобы единым взмахом отразить самоотверженный порыв человека, похожего на полковника Стрельцова, как в «красный уголок» зашёл сам прототип собственной персоной. За ним в храмовые чертоги ввалилась захмелевшая комиссия. Комиссия состояла из двух средних лет кадровиков, вылетевших по кругу инспектировать отряды «Каскада» и советнический аппарат КГБ. Для людей из Центра полный круг означал орден «Красного Знамени», а его половина — «Красной Звезды». Долетев до Джелалабада, комиссия уже могла рассчитывать на медаль «За Отвагу».

— Великолепно! — искренне восхитился высокий и худой инспектор.

— Да, недурно, — несколько сдержанно подтвердил полный коротышка.

— Представляю нашего художника, капитана Потскоптенко, — широким жестом обозначил местонахождение баталиста полковник Стрельцов.

Герман скрестил на груди руки и, не выпуская изо рта карандаш, лукавым взглядом окинул лица гостей.

— А портрет моей жены нарисовать можете? — полюбопытствовал худой и высокий.