Ах, война, что ты сделала...

Испытав на себе, что такое выход из окружения, я знал, как это невыносимо трудно морально, психологически и даже физически. Что в трудной боевой ситуации, даже при незначительных людских потерях, ожидание последующих жертв так сильно давит на психику солдат и офицеров, что подразделение в дальнейшем зачастую оказывается неспособным продолжать боевую операцию. Но на лекциях, а особенно по «Защите от оружия массового поражения» в академии мы решали задачи, по которым несколько ядерных боеприпасов достаточной мощности, выпущенные по колонне подразделения на марше, не влияли на выполнение поставленной задачи. И это при значительных людских и прочих потерях!

— Не может быть такого! — убеждали мы преподавателей, но они объясняли нам методику расчетов, по которым все должно быть так, а не иначе, говорили о защитных свойствах техники, вооружения, местности, направлении ветра, температуре воздуха и других факторах, но мы, афганцы, никак не хотели, да и не могли понять эту туфту. Потом свыклись и, решая очередную задачу, кто-нибудь из слушателей пускал горькую и плоскую шутку: «И подразделение, стряхнув радиоактивную пыль (лапшу) с ушей, продолжило выполнение поставленной задачи».

Мы понимали, что и ученые, написавшие свои научные труды, и преподаватели, их озвучивающие, не могли в реальности испытать то, в чем они нас убеждали. Все это было чем-то из области предполагаемого, фантастического, и опровергнуть это могла только практика. Жаль только одного: когда ядерные снаряды полетят на головы наших военнослужащих и мирных жителей страны, спросить будет уже не с кого. Тогда не было еще Чернобыльской трагедии и решаемые нами задачки всегда заканчивались только победой наших подразделений. Теоретически они выполняли любые боевые задачи при применении противником в больших объемах средств массового поражения и уничтожения.

Больше всего нас поражал старший преподаватель кафедры, доктор психолого-педагогических наук полковник Железняк. Читая свои лекции, особенно темы о морально-психологическом состоянии и поведении военнослужащих в боевой обстановке, он выдавал нам такие надуманные, далекие от истины понятия, от которых мы, воевавшие, приходили в недоумение. Видя оторванность научных трудов от реальной действительности, мы пытались доказать полковнику, что в бою сказанное им выглядит совсем иначе, что его умозаключения не соответствуют истине. Но полковник — ученое светило — глядел на нас, капитанов, как на плохих учеников, и снова монотонно повторял нам одно и то же, чего мы никак не хотели запоминать. В отличие от него, многие из нас прошли Афганистан и знали на практике то, о чем не имел и малейшего понятия тот полковник. Но он обладал правом оценивать наши теоретические знания и выставлять соответствующие оценки, и он выставлял их за те знания, которые мы получали на его лекциях и из его учебных пособий. А за оценки с нас спрашивали. Мы долго возмущались его непониманием и нежеланием вникнуть в суть вещей, но потом поняли, что ему так проще — своих вершин в науке он уже достиг. Ехать в командировку в Афганистан, чтобы хотя бы своими глазами увидеть то, о чем мы ему говорили, послушать других очевидцев войны, ему было ни к чему. Ему даже в комнатных условиях не хотелось напрягаться, искать что-то новое, современное, перерабатывать свои, давно сочиненные и написанные им лекции.

— Александр, — спросил я как-то офицера, прошедшего чеченскую бойню, — как вы готовились к своему первому бою и пригодился ли вам опыт нашей войны?

Он выразительно поглядел на меня, и я все понял. Он рассказал, что их в спешном порядке направили в Грозный, когда там еще было все спокойно и никто пока не стрелял. По прибытии в город сразу же поставили задачу: выдвинуться танковой колонной, встать на какой-то улице и кого-то ожидать. Была ночь, незнакомый город, непонятная задача. С трудом нашли нужную улицу, остановились. Долго ждали новой команды, потом развернулись и пошли во вновь указанный район. И вдруг — выстрелы из гранатометов, крики, стоны, маты, море неконтролируемого огня, и дикий ужас в глазах молодых, ни разу не стрелявших и не убивавших солдат… Это уж потом, когда началась война, им, как и нам в Афганистане, советовали: входя во двор, квартиру, увидев что-то подозрительное, не думая, брось туда ручную гранату, она сама разберется, есть ли кто там. А если вдруг окажутся просто невиновные люди, возможно, женщины, старики и дети, не беда, пускай не лазят где не положено. Один-другой десяток, сотня напрасно убитых, все это — ерунда. Хочешь выжить, тогда стреляй и опережай любого, кто может выстрелить в тебя. Стреляй во всех и вся, и пускай тебя не мучает совесть. На войне она ни к чему. Твоя совесть — это твои командиры и их приказы. И главное: стрелять, убивать и выжить!

Тот же почерк, те же методы борьбы, мы их уже проходили в Афганистане. Мы тоже начинали войну с формированиями душманов, а продолжили со всей страной и ее народом. Все, как в зеркале, отразилось в нашей российской Чечне, где, повинуясь преступному приказу Верховного Главнокомандующего, Президента, министра обороны, люди истребляли и истребляют граждан одной, некогда единой страны. Они и сейчас делают это, и долго еще будут продолжать убивать, калечить сотнями, тысячами, потому что война — это очень доходный и прибыльный бизнес. И ведется она с благословления самых высших чинов нашего Российского государства. Во имя какой-то светлой идеи? Да боже упаси!

Жаль только, что концовка этой войны будет такой же, как и афганской, — про тех, кто выполнял поставленные приказы, очень скоро забудут и заклеймят позором.

Все в этой жизни взаимосвязано. Когда мы стали забывать Великую Отечественную войну и свою историю, появились военные конфликты за рубежом страны, которые искусно маскировались, скрывались. Потом появился Афганистан. Предали забвению его, породили Чечню. И никто не даст гарантий, что новая кровавая бойня не развяжется в любом другом регионе нашей страны.

Как-то в октябре 1981 года комбат капитан Геннадий Бондарев показал мне центральную газету.

— Прочти, — и показал пальцем короткую заметку. Я прочитал — ничего особенного. В ней сообщалось, что реакционными силами Афганистана убит видный политический и общественный деятель страны. Называлось его длинное-предлинное имя.

— Ну и что? — непонимающе спросил я его. — Убили и убили. Мало ли их убивают здесь каждый день.

Он немного помолчал, видимо, о чем-то раздумывая, а потом сказал:

— Дело в том, что этого так называемого «видного политического и общественного деятеля страны» убил лично я.

Уже в то время я читал нашу прессу «между строк» и не всегда верил в написанное, особенно что касалось событий в Афганистане, но слишком серьезным было сообщение, да и газета — авторитетной. Как бы там ни было, но Геннадий поведал мне историю, в подлинности которой я ничуть не сомневаюсь.

Однажды в часть прибыли офицеры ГРУ — Главного разведывательного управления. Они обратились к командованию бригады с просьбой дать им толкового офицера для выполнения очень ответственного специального задания. Начальник штаба бригады подполковник Шехтман назвал имя старшего лейтенанта Бондарева, командовавшего в то время десантной ротой, кавалера двух боевых орденов.

— Выполнишь задание — получишь третий, это я тебе гарантирую, такое задание стоит большой награды, — сказал ему полковник ГРУ.

Здесь же был обсужден и утвержден план операции. Суть сводилась к тому, что нужно было уничтожить одного из крупных руководителей антинародного душманского движения. Его авторитет в реакционных кругах Афганистана и Пакистана был очень высок. Несмотря на огромное денежное вознаграждение, объявленное за его поимку, он свободно разъезжал по стране, иногда заезжал на территорию афганских воинских частей, беседовал с солдатами и офицерами. Местные органы военной разведки и государственной безопасности держали под контролем его передвижения, но от этого ничего не менялось. Было видно, что он никого не боялся в своей стране, а боялись его. Соответствующим структурам была поставлена задача на его ликвидацию. Выполнение этой миссии и возложили на Бондарева. Геннадию описали объект поиска — пожилой мужчина с белой бородой, разъезжает на японской «Тойоте» зеленого цвета. Имеет большую охрану, и когда сильно нервничает, дергает головой. Маршрут возможного движения: город Кандагар — Пакистан. Здесь же, в штабе, был подготовлен и доведен до командира роты приказ о назначении роты десантно-штурмового батальона под командованием старшего лейтенанта Бондарева на поиск и уничтожение группы мятежников, действующих в провинции. Приказ давал право действовать по усмотрению старшего подразделения и ориентировал и в целом на группу душманов, и на конкретное лицо. Вся идея поставленной задачи носила предметный характер — убийство определенного человека.