Подвиг тридцатой батареи

Когда Андриенко приступил к проектированию лафета, то оказалось, что вся работа займет месяцы. А делать надо было очень быстро.

Андриенко пошел в артотдел тыла, там посулили дать старые лафеты семидесятишестимиллиметровых орудий. Это значительно упрощало дело. Но пока был только один лафет. Доложили Моргунову, тот приказал сделать одну пушку и попробовать ее на стрельбе.

Лафет притащили быстро. Разобрались в его деталях, измерили и установили, что почти все подъемные и поворотные механизмы надо делать заново. Андриенко заинтересовал этим делом главных старшин Шепилова и Шерстнева, краснофлотца токаря Лукьянова. Эти великолепные специалисты быстро изготовили механизмы наведения. Гораздо сложнее оказалось установить прицел на стволе: раньше при «стволиковой» стрельбе работали прицелы орудий главного калибра. После долгой возни прицел закрепили довольно точно. У пушек постоянно толпились люди. Всем хотелось знать, что же получится из этой затеи. Приходили комендоры, расспрашивали и разочарованно говорили:

— Никакой механизации. Пушку заряди, наведи, сделай выстрел, и все вручную...

Комендоры привыкли к механизированной стрельбе, где подача снарядов и зарядов

механизирована, где электромоторы наводят ствол на цель и выстрел производится нажатием педали. Здесь же выстрел производили с помощью веревочки, называемой «клевант».

Когда первая пушка была готова, ее для пробной стрельбы установили на позиции.

Из-под массива высыпали все, кто только был свободен от вахты. Комендоры и старшины башен дотошно осматривали «стволиковую» пушку, но бойцы электромеханической боевой части оттесняли их, приговаривая:

— Нечего раньше времени крутить. Вот обстреляем пушку и, если все будет хорошо, сдадим вам. А тогда крутите сколько угодно.

Цель была установлена в балке левее совхоза. Расстояние — два километра. Андриенко навел пушку на цель и доложил о готовности к выстрелу. Воцарилась мертвая тишина, все взоры устремились на цель. Подали команду «Огонь!» И пушка грохнула. В районе цели поднялся столб рыжеватой пыли и дыма. Побежали туда — все в порядке. Поражение с одного выстрела...

Возвратились к пушке. Сияющий Андриенко, подкрутив свой черный ус, передал пушку своему другу Окуневу.

— Сдаю в полной боевой готовности, — сказал он, — стреляй, Василий, из нее без промаха.

Окунев поблагодарил старшего инженер-механика, обнял его по-братски:

— С нас, Ваня, приходится, за нами не пропадет. А пока — тащите ее, ребята, на огневую позицию в район командного поста.

Дюжие комендоры подхватили пушку-самоделку, зарядный ящик и лихо потащили на холм.

Возвращались под бетон все вместе. Окунев сказал:

— Делай, Ваня, скорее три других, опыт у тебя уже есть, а пушечки, по всему видать, потребуются очень скоро.

Андриенко и его бойцы очень быстро переоборудовали пушки: крепко прикрепили их к лафетам, добились того, что пушки точно наводились на цель. Из них можно было успешно стрелять на расстояние до трех — четырех километров. А большего и ожидать было нельзя. Но для дотов их приспособить все же не удалось. Да, кроме того, пушки были важнее как маневрирующие огневые средства, а не как стационарные.

Так вошла в строй батарея в батарее. Ее ласково называли «малюткой», «малой тридцаткой», а каждую пушку — «стволиком». Когда Окунев распоряжался размещением огневых средств, то обычно говорил:

— Перекиньте сюда два «станкача», три «дегтяря» и «стволик».

Командиром «малютки» назначили главного старшину Яровенко. Это был строгий и умелый младший командир, активный коммунист. Окунев взялся подготовить расчеты «малютки». Это была далеко не легкая задача. Люди на «малютку» пришли разные, многие из них никогда не стреляли. Тут были связисты, дальномерщики, сигнальщики. К тому же стрельба из «стволиков» весьма существенно отличалась от стрельбы из орудий главного калибра. Там комендоры находились под защитой толстой брони или бетона, а расчеты «стволиков» должны были стрелять главным образом с открытых позиций, на виду у противника. Надо было подготовить каждого бойца этой подвижной батареи к трудностям, приучить стрелять при активном противодействии противника. Окунев, Соловьев, Яровенко провели большую воспитательную работу с бойцами «малютки», прежде чем выпустить их в бой. И эта работа не пропала даром.

Расположив «малютку» на самой высокой части холма, Александер мог ее огнем простреливать почти всю видимую часть Бельбекской долины и противоположный бугор. А это имело большое значение для обороны Тридцатой батареи. Особенно понадобилась «малютка» во время второго штурма и после него, когда линия фронта пролегла в полутора километрах от батареи по правому берегу реки Бельбек.

Подвижная батарея хорошо помогала армейцам. Бои на огневой позиции батареи возникали не часто, и «стволикам» долгое время было бы нечего делать, если бы не просьбы армейцев.

Огонь «малютки» требовался при разных обстоятельствах. Вот армейцы обнаружили на немецкой стороне движение транспорта, надо «огоньку». Яровенко уточняет координаты и дает несколько залпов. Движение прекращается. Но немцы не остаются в долгу и долбят по «малютке» тяжелыми снарядами. Нередко случалось, что в ответ на десять — двенадцать снарядов «малютки» на батарею сыпалось до сотни фашистских снарядов. Были, разумеется, потери, пушки-самоделки выходили из строя, но, попав в руки старшин электромеханической боевой части, быстро оживали и снова вступали в строй.

Однажды Соловьев, придя на позицию «малой тридцатой», спросил:

— Сколько сегодня выпустили снарядов?

Яровенко ответил:

— Двадцать четыре.

— А знаете, сколько по вас выпустили фашисты? Сегодня восемьдесят два да вчера сорок девять. Из сегодняшних — пять не разорвались. Два из этих пяти — двухсотмиллиметровые. Видите, какое «внимание» оказывает вам враг! Значит, хорошо работаете, много неприятностей фашистам причинили. Больше тысячи снарядов они уже израсходовали на вашу «малютку», а она продолжает бить по врагу всеми четырьмя стволами. И все потому, что хорошо маскируетесь, удачно выбрали основную и запасные огневые позиции. Даже самолеты вас не видят и бомбят по площадям. Вот что значит воевать умело и мужественно!..

5. ПЕРВЫЕ ЗАЛПЫ ПО ВРАГУ

— Орудия зарядить фугасными!

Транспортеры с лязгом и грохотом доставили первые снаряды. Краснофлотец Пономаренко выхватил из кармана кусок мела и торопливо написал: «Смерть презренным фашистам!»

Г итлеровцы прорвались в Крым на рассвете 28 октября.

Фельдмаршал Манштейн (тогда еще генерал-полковник, командующий 11-й армией) в своих воспоминаниях признает, что бои на ишуньских позициях стоили ему больших потерь. Все же силою трех дивизий он прорвал оборону наших войск и сразу ввел в прорыв еще три пехотные дивизии. Эти дивизии, посаженные на бронетранспортеры и грузовики, двинулись по степной части Крыма, обгоняя отходящие советские части. Три свежие дивизии присоединились к трем хотя и сильно потрепанным, но все же боеспособным дивизиям, участвовавшим в прорыве. Враг получил на главном направлении явный перевес в силах. Советские войска, рассредоточенные по всему Крыму, не имели в достаточном количестве автотранспорта, поэтому они не могли быстро маневрировать. У врага было больше самолетов и танков. Фашистам удавалось бить наши войска по частям, в каждом отдельном случае наваливаясь на них превосходящими силами. У немцев было превосходство и в авиации.

Одна группировка фашистов, наступавшая на Севастополь, должна была отрезать от него Отдельную Приморскую армию, расчленить и уничтожить ее. Вторым клином немцы пытались отсечь отступающую на Керченский полуостров 51-ю армию. Полностью осуществить этот замысел врагу не удалось, но он все же нанес серьезный урон советским войскам.

Приморская армия вначале была отрезана от Севастополя и отошла на Южный берег Крыма.

Генерал Манштейн пытался захватить Севастополь с ходу, пока не прорвалась туда из Ялты Отдельная Приморская армия. В городе было совсем мало пехотных частей. Немцы знали об этом и очень спешили войти в город. Местный стрелковый полк, а также несколько батальонов морской пехоты — вот и все, что мог выставить против врага командующий Севастопольским оборонительным районом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. Манштейн в своих воспоминаниях указывает, что у русских в это время в Севастополе было пять свежих бригад морской пехоты. Выпущенный из тюрьмы, куда он попал после Нюрнбергского процесса над фашистскими военными преступниками, Манштейн явно противоречит истине, говоря об этих пяти бригадах. Американцы и англичане, сделавшие его своим советником, очень нуждались в генерале, который «побеждал» русских. «Неточность» фашистского фельдмаршала имела вполне определенную цель — набить себе цену.