В Маньчжурских степях и дебрях<br />(сборник)

И, схватив Кореня одной рукой за плечо, он протянул другую руку по направлению к скалам.

Между скалами вдали маячил неясно какой-то странный молочный мутно-белесый свет, похожий на свет бумажного фонаря.

— Видишь?

— Вижу.

Свет вдруг затемнился.

Потом блеснул опять.

— Должно, строение, — сказал Корень.

Петров кивнул головой.

Свет снова погас… снова вспыхнул.

— Пойдем, — шепнул Петров и поднялся.

Корень тоже встал.

— Пойдем.

Они опять двинулись вперед.

От скал веяло холодом.

Когда Петров и Корень очутились в полосе тени, падавшей от скал, холод их охватил сразу, будто они переступили порог погреба.

Их рубахи были потны и тоже сразу захолодели.

Холодный воздух забирался под рубахи, по телу пробегал озноб.

Они вошли в узкое извилистое ущелье. Там было совсем темно.

Только с одной стороны на выступах скал кое-где лежал свет месяца голубоватыми пятнами и полосами… К счастью дно ущелья было совсем ровное, как русло высохшей речки, и это несколько облегчало передвижение почти в абсолютной темноте, между нависшими каменными громадами.

II

Пройдя по ущелью саженей пять, Корень и Петров остановились.

Перед ними была почти отвесная скала.

Они давно уже потеряли из виду мутный, белесый огонек, тускло блестевший вдали. Каждую секунду они ожидали увидеть его снова, но перед ними все время, пока они пробирались по ущелью, была глубокая тьма.

Теперь идти дальше было некуда…

Серая каменная грудь выдвинулась навстречу им из мрака и загородила дорогу.

Петров провел по скале ладонью.

Она была склизкая и мокрая, как стена в сыром подвале.

Он повернулся к Кореню и сказал:

— Шабаш!

Потом опять приложил ладонь к скале.

— И холодная ж…

Корень тоже подошел к скале поднял сначала одну руку, потом другую.

Петров слышал, как рукава его рубахи засмурыгали по скале.

Сверху покатились мелкие камешки, песок.

Все так же темно было кругом. Петров стоял близко к Кореню, но различал его плохо в темноте… Только фуражка Кореня чуть-чуть белела да его рубаха, и когда Корень взмахнул руками, поднимая их кверху, его руки только на мгновенье мелькнули в воздухе и сейчас же пропали.

Лишь спустя немного Петров опять различил их неясно и смутно на серой стене скалы… Но они теперь казались ему как руки призрака…

— Есть! — вдруг сказал Корень.

Опять посыпались песок и камни.

Фигура Кореня колыхнулась, потом продвинулась по скале немного кверху, словно вытянулась… И застыла, будто прилипла к скале.

Камни и песок продолжали сыпаться.

Мелькнули в темноте руки Кореня… Опять вздрогнуло его тело, опять вытянулось. Его рубаха сразу забелела почти на пол аршина выше.

Он взбирался вверх по скале…

— Сорвешься… Гляди, — зашептал Петров, нащупал ноги Кореня и привалился плечом к скале…

— Становись мне на плечо…

Он чувствовал, как Корень ерзает по скале ногой у него над головой.

— Ну? — шепнул он и сам подвел плечо под его ногу.

Корень ступил на плечо…

Потом стал подтягиваться кверху…

— Пускать? — спросил Петров.

— Пускай.

Петров откачнулся от скалы, поднял голову…

— Ну, что?

Корень теперь уже был вверху почти на высоте человеческого роста.

— Ничего… Крепко…

— Есть за что ухватиться?

— Есть…

А песок и камни все сыпались… Несколько песчинок попало Петрову в глаза. Он стал протирать глаза, отодвигаясь в то же время от скалы, потому что чувствовал, как ему то и дело попадал песок на голову, за воротник, на лицо и руки.

Песок и камни посыпались вдруг сильней целым каскадом — точно дождь зашумел. Потом сразу стало тихо. Слышался только едва уловимый шорох.

— Петров!..

И сейчас же что-то заерзало с глухим шуршаньем по скале совсем близко около Петрова, совсем у него над ухом.

— Дай плечо…

Петров, как раньше, прислонился плечом к скале, продолжая протирать глаза, отклонив немного голову в сторону.

На этот раз Корень только слегка коснулся его плеча и почти без шума спрыгнул вниз.

— Не долез? — произнес Петров, нагнул голову, прищурил глаза и потом мигнул веками и опять прищурился, и стал тереть левый глаз около переносицы.

Корень слышал, как он выругался про себя.

— Тьфу, ты, пропасть…

— Там фанза, — заговорил он торопливо, — тут, шагов двести…

Заметно было, что он волнуется.

Вдруг он схватил Петрова за плечо.

— Петров!..

— А?

— Ты думаешь, не слышно там, как сыпался щебень?..

Он тяжело перевел дух.

— Ух… и замаялся же…

— Ну, вот, — сказал Петров, — чего слышно…

Он, наконец, перестал тереть глаза.

— Как можно, чтоб слышно…

— А мне — и не приведи Бог… Сам лезу, а камни: тыр-тыр-тыр, тыр-тыр-тыр, — все равно, как гром… А как посыпались в последний раз— прямо прилип…

— Разве можно, чтоб слышно! — опять сказал Петров.

— А тут еще винтовка стукается, проклятая…

Корень замолчал.

— Фанза? — спросил Петров.

— Чего?

И вдруг Корень словно опомнился.

— Фанза… большая… три окошка с бумагой, и все светятся.

Он опять перевел дух.

— А часовых не видно?

— Не видать… А она как на ладошке… Белая вся… Большая фанза… Лошади около стоят.

— Много?

— Три лошади… Слышно, как фыркают. Далеко, а слышно…

Он опять умолк.

Потом взял Петрова за руку около локтя.

— Погоди…

И затаил дух.

— Слышишь?

— Чего?

Корень надавил пальцами на его руку.

— Во, во…

Петров молчал.

— Во! — снова вспыхнул шопот Кореня… Вспыхнул и погас.

— Надо лезть, — сказал Петров, — вот что.

Корень встрепенулся.

— Известно, надо.

И суетливо зашарил руками по скале, нащупывая место, куда бы поставить ногу.

— Готово, — шепнул он через секунду. — Тут приступочка, а сейчас другая… Можно и так, одному… плеча не надо… А ты за мной…

Проворно он стал карабкаться по скале…

Опять посыпались вниз камни и песок.

Через минуту фигура Кореня скрылась на вершине скалы. — Давай руку, — донесся оттуда его шопот.

— Давай! — шепнул он опять через секунду.

Петров видел, как что-то белое маячит на гребне скалы.

— Сейчас, — откликнулся он.

Не без труда разыскал он приступочку и потом другую приступочку повыше и стал взбираться.

Из-под его ног то и дело срывались камни и летели вниз. Корень что-то шептал ему сверху, но он слышал плохо… Наконец, он разобрал, что ему шепчет Корень:

— А лодка-то?.. Как ее отшибет волной?..

Петров пробормотал ему невнятно:

— Небойсь…

— Небойсь?

И Корень стал вдруг смеяться тихим долгим дробным смешком…

— Чего ты?

Переплетая слова со смехом Корень, ответил:

— Охотники мы… Значит, нам наплевать… Ишь куда забрались… Ворон костей не заносил… А мы как у себя на печке… — И тут смех словно струей залил его слова. — Ты знаешь, как я тут?

— Как?

— На брюхе лежу… А ты ко мне лезешь… Ну, давай руку… Да гляди, не побей горшков… Кочерги не повали…

И он опять засмеялся.

III

Дверь фанзы была открыта настежь.

Широкая полоса света лилась чрез дверь. Точно серебряный ковер лежал на каменных ступенях. Ступени были широкие, шире, чем порог двери. Воздушная серебряная ткань белела как раз посредине ступеней.

В дверь видна была почти вся внутренность фанзы.

Высокий пожилой китаец стоял на коленях посредине фанзы на невысоком табурете в напряженной, неестественной позе.

К его рукам и ногам на тоненьких бечевках были привязаны большие, весом в несколько фунтов, камни.

На руках камни были прилеплены к указательным пальцам на самых кончиках пальцев, немного повыше ногтя…

Камни, видно, привязали только что.

Они тихо крутились, то завивая бечевку, то вдруг останавливаясь на мгновенье и потом медленно начиная вращаться в другую сторону…