Костры на башнях

— Много испытаний выпало на вашу долю.

— И вам вот досталось.

— Ничего, мама. Мы крепкие, выдержим. Воистину ваши дети.

Протянув к огню руки, грелись у костра бойцы.

— Товарищ старший лейтенант, принимайте подкрепление. Рядовой Прохоров прибыл для прохождения дальнейшей службы…

— С выздоровлением.

— Спасибо.

— Смотрите, кто к нам прибыл.

— Саша!

— Прохоров, здоров?

— Здравствуйте, друзья. Рад вас всех видеть. Наконец я вырвался к вам. Надоело болеть.

— Как там наш Махар? Скоро ли и он вернется?

— Скоро. Куда он денется.

Вслед за Прохоровым пришли еще трое солдат. Двоих Хачури определил в поредевшее в последнее время отделение Аргуданова.

— А как же Махар? — забеспокоился Асхат. — Обещали выписать.

— Выпишут — вернется.

— А не отправите его потом в другое отделение?

— Чудак. Принимай этих. Поправится Махар, и его определю к тебе в отделение. — Ротный улыбнулся — вспомнилась ему драка двух парней. Как будто не так давно это было, а столько событий произошло с той поры, какая у них дружба получилась.

Хачури зашагал во второе отделение — определить третьего бойца.

— Будем знакомиться. — Асхат протянул руку, как бывалый боец новичку, и назвал себя.

— Левон Орбелян, — ответил солдат, смуглый и светлоглазый, невысокий и крепко сложенный парень.

— Из Армении? — Асхата удивили светлые глаза парня. Аргуданов не спешил отпускать его руку, как бы давая понять, что предстоит небольшой разговор.

— Из Новороссийска, — ответил Левон Орбелян, белые зубы засверкали под черными усами. — Разочаровал?

— А я думал, из самого Еревана, — произнес Аргуданов с досадой и повернулся лицом к товарищам: — А он — новороссийский. Армянин? — уточнил Асхат строго, хоть в этом он не хотел ошибиться.

— Армянин.

— Хорошо разговариваешь по-русски.

— Жил в русской семье.

— Интересно! — Асхат вовсе заинтересовался. — Расскажи, если не секрет, конечно.

Никола Николаев подошел поближе, прислушался.

— Гляди-ка, Аргуданов проверяет анкетные данные. — И Прохоров прислушивался, о чем говорят бойцы. — Еще о родителях спроси. Кем были до семнадцатого года.

— Спросим, если понадобится — все спросим, — сухо заметил Асхат, не глядя на Прохорова.

— Долго рассказывать, — улыбнулся парень.

— И путь наш неблизкий. Времени много.

Не сейчас, конечно, а немного позже Левон Орбелян поведал о том, как в лютое время турецкой резни, в пятнадцатом году, в Трапезунде восьмилетним мальчишкой убежал от турецких охранников. Отец, когда пришли в дом аскеры — турецкие солдаты, — разбил окно скамейкой и крикнул сыну, чтобы бежал через двор. Левон не хотел оставлять отца, но он силой вытолкнул его в окно. Турецкие охранники не заметили, как улизнул мальчишка. Отца и мать расстреляли на месте. Левона взял с собой русский солдат, когда началась в России революция и русская армия, находящаяся в Турции, возвращалась на родину. С той поры родителей ему заменили русские — солдат и его жена. Они и на ноги поставили. Со временем женили.

— За что вас турки резали? — спросил Асхат. — Вы что же, воевали с ними?

— Ты что, не слышал о резне? — удивился Федор Феофанос.

— Нет, поэтому и хочу послушать.

— Турки что! — жарко заговорил Левон Орбелян. — Они — как онагры. Знаете? Есть такая порода ослов. Послушались немцев. Отец мой всегда говорил: немцы еще не раз на головы людей обрушат горящие головешки. Так и есть. И во времена революции, и в гражданскую, и теперь… Магнитом тянет их на восток. План у немцев был в прежние времена: «Берлин — Босфор — Багдад». Гитлер решил, что он сможет его осуществить теперь. Он надеялся найти на Кавказе онагров — диких ослов. Ошибся. Здесь — джигиты! Богатыри! А что касается турок, — вернулся он к вопросу Аргуданова, — то немцы натравили турок на армян преднамеренно. Прежде чем начинать войну против России, турки должны были убрать армян. То есть уничтожить внутренних, как они считали, врагов, сторонников России. Чтобы не получить удар в спину. Политика фашистов была и осталась прежней — разделяй и властвуй…

— Насчет этого и я от отца своего слышал, — подхватил Федор Феофанос. — Когда фашисты оккупировали Грецию, он сказал: теперь пойдут на Советский Союз.

— Всю Европу захватили, — включились в разговор и другие.

— Европа — это одно, — стоял на своем Федор. — А Греция фашистам стояла поперек горла.

Второй боец был родом из Ташкента. Молодой мужчина, светлолицый, с черными волосами, которые выбивались из-под шапки.

— Теперь у нас интернациональное отделение! — Асхат гордо оглядел сослуживцев, как будто много труда приложил для создания такого отделения лично. — Вернется Махар — и будет полный букет. И тогда мы непобедимы!

Показалось солнце. Тем не менее было холодно и отовсюду веяло сыростью. Одно хорошо — перестал падать снег, одежда бойцов у костра чуть-чуть просохла. По-прежнему впереди колонны шла рота Тариэла Хачури, она выдвинулась намного вперед, чтобы первой принять бой, если появятся егеря.

— Стойте! — вдруг остановил бойцов Хачури. Его внимание было приковано к скале, на которую запрыгнул крупный, с мощными рогами тур.

— Черт побери! — процедил сквозь зубы Аргуданов.

— Напугал, товарищ старший лейтенант? А что, если его пристрелить? — взялся за автомат Прохоров. — Гляди-ка, сколько мяса!

— Тихо, — строго глянул на него Хачури. — Тур, наверно, спускается вниз с дневной лежки. К пастбищу направляется.

— Можете проверить, — самоуверенно заявил Аргуданов, — там на седловине, немцев нет.

— Тише, — остановил бойцов Хачури.

Тур тем временем скакал в сторону седловины, за короткое время он преодолел немалое расстояние. За ним с восторгом наблюдали бойцы.

— Нам бы такое проворство, — позавидовал Федор Феофанос. — Раз-два — опа, и оказались бы на перевале.

— Сейчас проверим, — снова заговорил Аргуданов. — Если тур выйдет на гребень, значит, никаких егерей там нет. У туров знаете какое чутье! И глаз зоркий.

— Ты прав, — мягко осадил Хачури. — Только помолчи пока.

Комментарии Асхата невольно отвлекли Тариэла: он и за туром наблюдал, но и на миг не мог оставить без внимания Прохорова — ему все казалось, что он вот-вот выстрелит в животное.

Вскоре проворный тур забрался на гребень, освещенный солнцем — небо к этому времени высвободилось от туч.

— Вперед выдвигается отделение Аргуданова, — распорядился Хачури, и отряд отправился дальше.

Прошли немного, и Асхат снова остановился.

— Товарищ старший лейтенант, а все-таки егеря здесь были. — Он указал на пустые консервные банки, валявшиеся у скалы.

Хачури молча кивнул. Вспомнилось, как однажды еще подростком точно так, как Аргуданов, обратил внимание командиров, Тимофеева и Соколова, на консервные банки, за что Василий Сергеевич прозвал его следопытом. «Наблюдательный парень, острый глаз», — подумал с одобрением Тариэл об Асхате.

— Почему остановились? — подошел Соколов.

— Смотрите, товарищ капитан, — поспешил Асхат высказаться, — и сюда егеря пробирались. Наверно, нас встречать приходили. Поджидали…

— Стало быть, не дождались, — оборвал Хачури и слова свои сопроводил суровым взглядом: не спеши раньше времени, мол, вылезать, есть и другие, постарше, кому делать заключение. — Нужно быть нам всем начеку. Появления их теперь можно ожидать каждую минуту.

Командиры отошли от бойцов в сторонку.

— Судя по всему, егеря были здесь перед нашим приходом, — заключил Хачури. — Иначе банки были бы засыпаны снегом.

— При этом оставлены на видном месте, — обратил внимание Соколов и на такой немаловажный факт.

— Это ты верно заметил, — задумчиво вымолвил ротный. — Надо полагать, что банки — условный знак. Предупреждают кого-то о том, что поблизости. Кого предупреждают? Прохорова? Значит, и он подает им сигналы?

— Вот именно. Поэтому я и настаивал не трогать Прохорова до поры. Как он себя ведет?