Ветер богов

Кэйдзи растерянно кивнул головой. Тарада, довольный его растерянностью, развивал свою мысль:

— В правительстве сидят люди поумнее нас с тобой. Чтобы держать толпу, нужна сила, а мы её не имеем. Вот вы, студенты, как мыши, точите столбы, на которых стоит наш дом. А коммунисты пользуются этим. Сначала они будут кричать против американцев, а потом… Кое-где уже и кричат. Читай газеты. А вообще, — улыбнулся краем губ дед, — умные люди делают неплохие дела с этими амеко. Ты слышал о господине Исибаси Сейдзиро? Он нажил миллионы и теперь не Исибаси, а мистер Бриджстоун^[35]. Эта фамилия теперь известна всей стране.

Старик улыбнулся и еще благодушнее продолжал:

— Я в душе не люблю янки, но дайте мне такие деньги — и я тоже буду говорить «орай»^[36]. Нашу фамилию тоже легко сменить на американскую. Господин полковник Дайн прислал мне пригласительный билет. Сегодня в двенадцать пополудни я поеду на авиабазу. Там соберутся наиболее достойные люди со всей округи. Ты поедешь со мной! — решительно закончил он разговор и вышел из комнаты.

Внук остался сидеть за столом. В голове проносились одна за одной мысли: ясные и противоречивые, решительные и боязливые. И над всем довлело одно: «Значит, деду успели донести. Полиция работает здорово!»

Кэйдзи вспомнил стычку неподалеку от американского штаба в Токио во время демонстрации: темные шеренги полицейских, каких-то людей в штатском, которые непрерывно щелкали фотоаппаратами. Тогда Кэйдзи отделался легко — пинок полицейским ботинком и разбитые очки. А многим пришлось хуже…

Но ведь они, студенты, правильно поступили, они были вместе с народом, а народ нельзя удержать с помощью одного кнута. Об этом говорили умные люди. Дед просто не понимает… В их колонне действительно были профессора, которые любят коммунистов не больше, чем дед. Васеда — дорогой университет и не каждому по карману. Вот у его друга Хамадзи, который на демонстрации шел рядом, отец — владелец фабрики аптечной посуды. А разве дело только в американских базах?..

— Что заскучал, молодой хозяин? — прервал мысли Кэйдзи голос старой няньки, явившейся убрать со стола. — На воздухе-то сейчас так хорошо. Позже будет жарко, — Продолжала она и добавила шепотом: — Ничего, всё обойдется. Старый господин любит тебя.

Юноша поднялся и вышел из дому…

* * *

В доме Эдано готовились к демонстрации. Гости, трое рабочих из Кобэ, старательно рисовавшие лозунги и плакаты, стали свидетелями семейного спора.

Первой, как ни странно, заговорила робкая Намико. Объявив, что завтра ей приказано быть в усадьбе и целый день следить за коровами, она почтительно попросила деда посидеть дома с Сэцуо. Тот категорически отказался.

— Какие еще коровы? — недовольно переспросил Ичиро, помогавший одному из художников.

— Коровы Тарады-сана. Я же у него работаю. Заболела его старшая дочь, завтра она поедет к врачу в Кобэ, — вот мне и придется заменить её.

— К дьяволу всяких коров! — крикнул Ичиро. — Ты пойдешь со всеми к базе. Посмотришь, какая сила там соберется, тогда многое поймешь.

— Но я не могу, я обещала. Простите, что не посоветовалась с вами… — робко запротестовала жена. — Ведь, если не пойти и не подоить вовремя, у коров перегорит молоко, они заболеют.

— Да твои, что ли, эти коровы?

— Всё равно жалко…

— А, дьявол! — снова не удержался Ичиро. — Утром пораньше подои их, а к началу демонстрации непременно приходи.

— Так и сделаю, — согласилась Намико.

Но тут взорвался дед:

— Это как же, внучек, женщина пойдет, а я останусь с мальчонкой? Где же это видано? Ты что же, меня совсем за рухлядь считаешь?

— Но, дедушка…

— И я пойду, — вдруг захныкал Сэцуо.

Ичиро сильно шлепнул сынишку, а потом рассмеялся:

— Ну ладно, демонстранты. Идите все.

— Только вы, почтенный, поосторожнее, — обратился один из рабочих к старику. — Держитесь подальше, смотрите со стороны. Разное ведь бывает. Видите, какие большие и увесистые палки мы прибили к плакатам? А почему? С полицией сподручней драться будет, если придется. Так что, пожалуйста, поосторожнее. У нас уже есть опыт.

— Действительно, дедушка, — заволновалась Намико, — лучше я с Сэцуо дома посижу.

— Ты должна быть на демонстрации, — решительно подвел итог спору Ичиро. — Дедушка, конечно, пойдет, но недалеко. Всё равно ему с Сэцуо до базы не дойти. Пошлю с ними Акисаду — он тоже не ходок: нога-то деревянная…

4

Полковник Дайн нервничал, но старался не показать этого. Пока всё шло хорошо. Длинный ряд грузовиков с откинутыми бортами, превращенных во вместительную трибуну для гостей, быстро заполнялся. Сам полковник и его ближайшие помощники лично встречали приглашенных. Среди гостей были представители из префектуры и уездов, окрестные помещики, мелкие промышленники, богатые лавочники. Группа фоторепортеров и кинооператоров запечатлевала на пленку операцию «Восходящее солнце». Самолеты уже находились в воздухе и далеко за пределами зоны выстраивались в намеченный для парада эшелон.

Парад должен был открыть плотный строй бомбардировщиков, чтобы сразу оглушить гостей силой и мощью Америки. Потом истребители продемонстрируют воздушный бой и высший пилотаж. В конце — воздушный десант, — пехота, артиллерия и танки покажут, как американцы занимают нужную им землю. Всё будет солидно, впечатляюще — и репортерам найдется о чем написать.

Беспокоило полковника другое. У ворот базы, у её ограды, уплотнялись, густели толпы людей, которых сюда не приглашали. И это были не праздные зеваки… По сравнению с этими толпами гости выглядели жалкой кучкой. Полиция уже сейчас бессильна, а что же будет дальше: по дорогам и тропинкам к базе идут всё новые и новые группы.

Полковник бросил ещё один взгляд на ограду и подозвал майора Кросса.

— Когда десант высадится, солдат и танки — к воротам и ограде! — приказал он. — И пусть добавят виски к банкетному столу.

Посмотрев на кинооператора, снимающего толпу у ограды, Дайн плюнул: «Мерзавец! Для меня неприятности, а для него сенсация!»

Гости тоже начали чувствовать себя неуютно и тревожно, хотя внешне, как и полковник, не показывали этого. Они опасались, что гнев демонстрантов может обернуться и против них. Американцам хорошо. Они останутся здесь, а им придется возвращаться домой, пройти сквозь эту толпу. Некоторые из них стали всерьез беспокоиться за судьбу своих автомашин, оставленных у ворот.

Тарада сидел в первом ряду среди почетных гостей. Недаром же он поставляет такое нежное мясо офицерам базы. Но мысленно он был ещё дома, продолжал разговор с внуком. «Надо принимать серьезные меры, — думал он. — Если хочешь выпрямить дерево, делай это, пока оно молодое. Так и с Кэйдзи. Не одумается — заберу из университета». Пусть приучается помогать ему, старику. «В хорошем платье и обезьяна красива!» — вспомнил он поговорку. Старик любил поговорки и знал их множество.

Думы Тарады прервали крики и возгласы со стороны ограды. Демонстранты, число которых резко возросло, взметнули вверх плакаты и лозунги. Тысячи людей дружно скандировали: «Амеко, каэрэ!» Полицейские сгрудились у ворот.

Тарада нагнулся к соседу, ещё более полному, чем он сам, толстяку в дорогом европейском костюме, и, указывая на демонстрантов, сказал:

— Одна собака залает впустую — остальные подхватят всерьез…

— Со! Со… — согласно закивал сосед круглой, как шар, головой. — Вы очень мудро сказали, Тарада-сан.

Старик хотел произнести другую, не менее остроумную поговорку, но небо над аэродромом заполнилось оглушающим грохотом — появились бомбардировщики. Они шли низко, и казалось, сама земля дрожала перед их грозной мощью.

«Идиоты, — подумал Тарада о демонстрантах. — Что они могут сделать против такой силы? Вот появились самолеты, и даже не стало слышно криков этих смутьянов».

Бомбардировщики, пролетев над базой, стали круто набирать высоту и ушли в сторону горной гряды. Вновь послышалось скандирование демонстрантов. Но небо тут же заполнилось звоном моторов истребителей. Стреловидные железные птицы вихрем вонзились в синеву и, разбившись на звенья, начали имитировать воздушный бой.