Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.

– Уходите! Из-за вас наши дома разобьют. Вы в воздух стреляете, между зданиями, а в ответ – прицельный огонь. Из орудий! Или бомбы. По нашим домам! У нас старики, больные и дети!

Боевики поняли. Сказали:

– Подойдите к командиру. Мы сами не решаем.

Все дружно пошли. Командир разрешил им отойти от наших домов. А боевики пообещали:

– Разрядим пушку и уйдем. Заряженную тащить нельзя!

Ушли. Всего их было пять-семь человек. В другие дни мы видели, как эти парни таскают свою пушку-игрушку с места на место. По брошенным садам, по пустырю. Они делали вид, что их много. Вызывали огонь на себя. Стреляли в пустое небо, задрав ствол своего мини-орудия перпендикулярно к земле. Объяснили жителям:

– Пушка берет 7–8 километров. Мы никого не достаем.

В ночь на сегодня мне снилась погибшая соседка Раиса. У нее на лбу лента. На ленте арабские буквы. Текст: “Нет Бога, кроме Аллаха”. Она улыбнулась, сказала:

– Война окончится. Ты останешься среди живых.

Сегодня осколок в правой ноге мешает. Он двигается. Режет изнутри. Страшная боль. Я молюсь. Ежедневно! Прошу, чтобы ни с кем, кого я знаю, ничего плохого не произошло.

Будур

08.12.

Вчера, пока мама была на кухне, мы поцеловались. Я счастлива! Я – умру счастливой!

Мама вошла, а Аладдин стоял на коленях у дивана. Он просил прощенья, твердил, что любит меня. Мама сразу дала ему подзатыльник и сказала:

– Я доверяю тебе и твоей вере. Не подводи сам себя!

Он кинулся к маме обниматься и несколько раз повторил:

– Я дурак!

Неожиданно Аладдин уткнулся заплаканным лицом в ее плечо.

– Совсем дурак, – пошутила мама и погладила его по волосам. – Встряхнись, сынок! Время все распределит. Расставит по углам. Спасибо тебе! Только не сбивай мою девочку с толку! Не обижайся, но я рада, что все именно так получилось. Ты сделал правильный выбор, в настоящий момент ей только 14 лет.

Мама выскочила в кухню, чтоб не плакать при нем.

– Дети! Мойте руки! Я кушать вам несу, – бодро, почти обычным голосом крикнула она оттуда.

Мы все сели ужинать традиционные вареники с травой. Потом мама улеглась на кровать и делала вид, что спит. А мы проговорили всю ночь! Аладдин взял меня за руку. Он целовал мои пальцы. Аладдин несколько раз сказал, что любит меня. Он окликнул мою маму. Повторил ей свое признание. Оправдывался, говорил, что женился, чтобы меня сохранить. Обещал, что в случае моего согласия стать его женой он найдет причину – разведется! Аладдин был ласковым и нежным! Мой любимый Аладдин.

Царевна Будур

13.12.

Нет тепла. Газа давно нет. Лютый холод. Руки красные от холода, и пальцы не слушаются, когда пишешь.

Вбежал суматошный Джинн. Сразу предупредил:

– Я на несколько минут.

Признался, что не понимает Аладдина, его поступков. Сказал, что на трассе его ждет машина. Он попытается сейчас выехать в беженцы.

– До двух часов дня мораторий! Не будет обстрелов! Не будет бомбовых ударов! Это последний шанс выйти из города! Потому я заехал. Я хочу забрать тебя с собой! – обратился Джинн ко мне. – Ты согласна? Я поселю тебя у своей мамы!

Я не посмела. Тогда Джинн пообещал – он обязательно напишет! Через людей или почтой (когда эта почта будет?) он пришлет весть о себе и об Аладдине. Постарается приехать! Джинн подтвердил, что Аладдин женился. Сообщил, что Кусум – 40 лет! Аладдину – 23 года. И добавил, что его друг родился 24 сентября.

– Сегодня, вероятно, с ночи начнется штурм города! – повторял Джинн, – Поедем!

Я отказалась еще раз. Мы простились, как настоящие друзья.

Я села в нишу. Буду делать записи в дневник, пока жива. Храни, Аллах, Аладдина! Моих друзей! Стариков и детей, которые останутся в городе!

Я учусь правильно держать Уразу. Правда, у нас и так еды нет. Но под обстрелом или под бомбежкой будет ли возможно ночью перекусить?

Царевна Будур

15.12.

Сегодня с утра наши соседи показали истинное свое лицо.

Они струсили! Не защитили собаку Лайду. Дворового друга детей Сулеймана.

В собаку стреляли чеченцы в форме боевиков. Мужчины из нашего дома отшатнулись в сторону. Не проронили ни слова. Рядом, у их ног, уничтожали живое существо! Они молчали! Это Сулейман, он собаку Лайду кормил. С ней постоянно играли его сын и дочь. Дядя Султан и старик Николай, тот, что живет с парализованной матерью. Вступилась моя мама. Сказала, что так поступают жестокие дети, а не мужчины на войне! Боевики навели на нее пистолет. Мама не сдвинулась с места. Говорит им:

– За меня с вас спросят! – и нагло стоит руки в боки.

Тогда боевики ответили:

– Мы зайдем к тебе, тетка!

Мама совсем разозлилась. Кричит им:

– Я жду! И дверь закрывать не стану!

Я вышла. Лайду мы занесли в самый близкий от нее подъезд. Тот, где квартира бабушки Стаси. Перевязали, поставили воды и ушли. Собака большая! Дворняга. К себе мы бы ее не донесли. Она тяжелая.

Когда стемнело, явились эти парни. Попросили у мамы уксус. Извинились! Сказали, что мужиков нашего двора через эту собаку они проверили на “вшивость”:

– Гнилые у вас мужчины! Пьют и воруют. Воруют и пьют! Мы видим, кто какой! Если помощь нужна, мы ночуем в среднем подъезде у Азы. Обижать будут – зовите! Придем!

Они ушли. А я и мама, используя затишье, отнесли раненой собаке кусок лепешки. Долго гладили ее. Собака была жива!

У нас умирает кошка, которую все хотели взять себе, сразу две соседки. И в конце концов никто не взял! Несчастливая она. Кошечка по имени Седа. Она ничего не ест! Умирает от голода. У моего кота Чипса еле двигаются лапы. Однажды его спас Аладдин.

В ночь на сегодня мне снилась Кусум. Моя несостоявшаяся свекровь!

Нина и Стася слышали по своему скрипучему радио: к нам, в Чечню, приезжает ОБСЕ. Но пушечная канонада не прекращается.

Будур

16.12.

Аладдин! Аладдин! Пришел вчера вечером! Подтвердил, что женился. Через час заявил: “Это неправда!” Путался, врал, говорил о том, что он хотел проверить меня. Спрашивал, пойду ли я замуж за него второй женой. Болтал глупости, в которых мы с Кусум якобы можем быть подругами. Я ответила:

– Да! Пойду! Второй женой, когда мне будет сорок лет. А пока мне четырнадцать! Я не хочу замуж. Я буду учиться! Закончу школу. Потом вуз. И вот тогда я возьму себе в мужья того, кого захочу! Выберу сама!

Аладдин вытаращил глаза. Такой злой и непокорной он меня еще не видел. Он попросил, чтобы я не торопилась, подумала.

– Уже дважды побывавшая замужем женщина окрутила тебя! – вставила свое мнение моя мама. – Но… Для нас так лучше.

Аладдин побежал за мамой на кухню. Говорил, что запутался. Что по книгам нужно в первую очередь жениться на разведенных женщинах, чтобы уменьшить среди людей внебрачные связи и разврат.

– Это мудро! – согласилась мама. – Но если ты женат, ты не должен заходить к нам. Так?! Это тебе позор. Нам – грязь! – Поставила она последнюю точку в разговоре.

Аладдин сник. Мама явно злилась. Он стал ее раздражать. Аладдин стал прощаться. Выложил все деньги, что были в его карманах, даже мелочь.

– Вам на еду, – пробормотал он и вышел за дверь.

А я перенервничала. Стало невыносимо больно внутри! Я выскочила за ним во двор. Окликнула его. Аладдин дошел до среднего подъезда нашего дома. Не выдержал. Оглянулся! Потер пальцем левый глаз. Переносицу. А затем, не останавливаясь, быстро зашагал и исчез за поворотом.

Оставшись одна, я рыдала, не в силах остановиться. Плохо понимала, где я нахожусь, жива я еще или уже нет. Я давала какие-то клятвы и проклинала себя и весь мир. Война показалась мне глупой, совершенной пошлостью рядом с моей потерей. Наверное, это самый страшный день в моей жизни! Но внешне я ничем не выдала себя. Даже маме.