Баронесса Настя

— Новую войну? Теперь? — удивился Вильгельм.— Да с кем? И ради чего?.. И кто будет воевать?

— Успокойтесь, — поднял руку фон Линц, — не наше с вами дело — заквашивать войны, и не Гитлер, не Сталин заварили войну нынешнюю. Немцев с русскими столкнули крысы, сидящие в банках, сычи, летающие ночью, коммивояжёры в чёрных масках...

Генерал заметно волновался.

— ...и все прочие братья-каменщики, рыскающие по свету и сгребающие золото с пепелищ. Я сегодня имел удовольствие посидеть на «лавочке», с которой улетают в небо, к праотцам. Слыхал о ней, смутно догадывался, каким она целям служит, но угодить на неё самому... — такую перспективу для себя предположить не мог. И не знал, что именно в таком виде в наше время существует пытка. Слава Богу, — привелось узнать. Так вот, господа хорошие, — за какие грехи я туда попал?.. Хотя каждый из нас может присесть на эту прелестную скамеечку. Да, да, — режиссёр таких спектаклей совсем рядом. Ему Анчар руку откусил, но он жив, и руку ему подошьют. И он будет дальше плести паутину и затащит туда не одну ещё жертву. Падёт Германия, обрушится Берлин и будет проклят во всем мире немец, а потомок древних Функов и ваш братец Ацер на волне вселенского гнева взлетит в поднебесье и будет парить над нами, и будет он наш хозяин и кое- кого, а, может, и всех разом посадит в рядок на ту скамеечку с уклоном книзу. Возможно, вам трудно поверить в это и вы считаете меня сумасшедшим, но я знаю, что говорю. Ваш Ацер сейчас готовит всех русских из своего лагеря на продажу. И продаст в тот день, когда русские войдут в Берлин. И затолкает их в товарные вагоны, а куда повезёт, никто не знает. Разве что один из принцев-правителей мира, господин Роберт...

Генерал посмотрел на Кейду.

— Да, вы должны знать: я вышел из их игры и хочу вам предложить план действий. Ацера — нейтрализовать, русских учёных, не дожидаясь прихода советских войск, вернуть на Родину. Самим же организовать круговую обо­рону и дать бой Ацеру и его покровителям.

Фон Линц, сутки не смыкавший глаз в «пыточной», вечером, во время беседы, стал засыпать. И его проводили в отведённую для него и Пряхина комнату. Остальные сидели до утра, вырабатывая план действий.

Спали почти до обеда. Первым проснулся Пряхин. Спустившись в Рыцарский зал, он увидел ожидающих кого-то Ацера и майора Венцеля.

Полковник поднялся ему навстречу. Лицо Ацера было красным от высокой температуры, уложенная в гипс рука висела на перевязи. Он быстро и сбивчиво заговорил:

— Передайте генералу и баронессе Кейде: пусть они простят меня и оставят в покое мой замок, моих близких и слуг. Я улетаю. Да, сегодня, сейчас же. Я ни в чем не виноват, — выполнял волю старших братьев и не хотел убивать фон Линца, хотел только напугать его. Пусть простят... Я буду молчать, как рыба и никому не причиню вреда. Передайте генералу, что я остаюсь немцем, что моё сердце в Германии. А я улетаю.

Он резко повернулся и, поддерживаемый майором, пошёл к выходу. Уже рядом с машиной Ацер жестом здоровой руки подозвал Пряхина, вынул из кармана уже заполненный чек и, протягивая его, стуча зубами от озноба, медленно проговорил:

— Передайте Линцу. Это за самолёт. Я улечу на его самолёте.

Автомобиль рванулся, набирая скорость, а майор Венцель и обер-лейтенант Вебер остались стоять у парадного входа в замок.

— Но лагерь... — вспомнил изумлённый Пряхин.— Уж не пришлют ли нам новое начальство?

— Лагерь остается за нами. Там, в Берлине, рвутся бомбы, и всё летит в тартарары. До нас ли теперь фюреру?

Наверху их у накрытого стола ожидала Кейда и генерал фон Линц.

— Вы, сыны собачьи, признаёте во мне генерала или нет?.. Если признаёте, то слушайте мой приказ: я назначаю себя начальником охраны баронессы и заявляю: отныне никто не смеет приблизиться к ней ближе, чем на три шага!

— А если госпожа Кейда вздумает выйти замуж? — спросил вдруг с солдатской прямотой майор Венцель.

— Ну, уж это... — запнулся генерал, — будут решать там... на небесах, — И ткнул в потолок пальцем.

За утренним кофе они продолжали «военный совет».

— Есть такой важный молодой красивый господин... Зовут его Роберт.

Генерал сделал паузу, но на Кейду на этот раз не посмотрел.

— Вам следует знать его и бояться, как бешеного волка Он шевельнул пальцем, — и я очутился в «пыточной». Он принц и наместник Верховного Правителя. У него агенты, стрелки и войска. Они невидимы, но появятся там, куда он ткнёт пальцем. Он всемогущ и жесток. Его никто не знает, а если узнали вы, то только потому, что я изменил ему и раскрываю тайну масонского братства. Они сейчас заваривают котёл, в котором немцы растворятся в азиатах, а Германия станет шестерёнкой в их дьявольской машине. С русскими произойдёт и того хуже, — они просто исчезнут с лица земли.

— Но Гитлер уже пытался покорить Россию, — осторожно заметил Вебер.

— За войной вам, молодой человек, недосуг было изучать нашу историю. Немцев теперь все проклинают, но их-то и понять бы можно. В двадцатых годах Веймарская Германия погибала. Обглоданная, как крысами, евреями и всем мировым капиталом, она валялась на краю пропасти и готова была в неё сорваться. И тогда явился человек, указавший ей путь спасения. Он отстроил дома, дороги, дал нам хлеб и посадил на автомобили. Затем он двинул полки в Россию, чтобы дать немцам пространство и величие. Правда, Германия терпит катастрофу, но она выживет, возродится. А России предстоят новые войны. Их уже теперь готовят молодцы из компании Роберта.

Генерал казался сумасшедшим, но в словах его пряталась тайна, Она дразнила разум, и Кейде хотелось слушать и слушать.

Фон Линц продолжал:

— Человек слаб и подвержен соблазнам. Отсюда его ошибки. И наш фюрер, хотя и мудр, как Бисмарк, но совершил просчёт, повлёкший Германию к катастрофе. А всё потому, что сам-то он не немец, не ариец, а полуавстрияк и полуиудей. Гремучая смесь всякой чертовщины. Если говорить научным языком, он мутант, полукровка, или, как говорят в России, ублюдок. Такого человека бойся: в нём сидят ангел, чёрт и бешеная собака. Он как бес-обольститель: поманит — и ты пойдёшь. Пошла за ним и Германия. Ей бы грохнуть по башке врагов извечных — англосаксов и французов, а она повалила на славян. Нам сказали: в Кремль заползли евреи, и мы повернули войска с Ла-Манша, двинули их на Москву. Целили в Абрама, а попали в Ивана. Ну, Иван, известное дело, — зверь смирный и ленивый, а тут вздыбил шерсть и пошёл крушить. Теперь вот нашу армию добивает, но я боюсь, как бы и за мирных людей, за всех немцев не взялся. Слышал я, как по московскому радио статью Эренбурга читали. И главный призыв у него там — «встретишь немца — убей!» Вот так: и женщину, и дитя малое — всех на штык! Хорошо, как сжалится Иван, да всех-то убивать не станет, а если жида послушает? Что тогда с нами будет?..

На этой высокой ноте генерал выдохся, словно из него выпустили пар. Глаза его гневно сверкнули, лицо, словно мелом, покрылось бледностью. Он замолчал. Силы его после потрясения ещё не восстановились.

Как и накануне, генерала проводили в отведённую им с Пряхиным комнату рядом со спальней баронессы. Фрау Мозель приготовила тут две постели — одну на диване, другую на внесённой сюда раскладной кровати. Эту меньшую постель облюбовал Пряхин. Сегодня он подвинул кровать ближе к двери, которую оставил приоткрытой.

— Вам тут будет удобно, — говорила Кейда, осматривая все предметы обстановки.

Пряхин, уже успевший снять китель, взял Кейду за руку.

— Ночью вы тоже... не закрывайтесь.

— Я... Почему? — удивилась Кейда.

— Мало ли что... Анчар придёт ко мне, разбудит.

Она продолжала стоять возле Пряхина, виновато и ласково смотрела ему в глаза, чуть заметно улыбалась. Впервые за время их пребывания в Германии она видела его не в чужой, опостылевшей ей форме, а в шёлковой рубашке, — такой он вдруг снова превратился из Пауля Вебера в того старшего лейтенанта, её командира, и даже в того, будто бы не совсем ещё взрослого парня, которого она осматривала в медчасти эскадрильи. Он тогда стеснялся её и краснел, уверял, что здоров, — лишь бы она прекратила свой осмотр и свои вопросы.