И снова утро (сборник)

— Расскажите мне о дочери, — попросил я, чувствуя, как невыносимое страдание охватывает меня.

— Вы сражались на фронте с оружием в руках. Конечно, вы знаете, что был и другой фронт, невидимый, тайный. Милада сражалась на этом фронте. Сражалась и погибла геройски. Не спрашивайте у меня о подробностях. Я не в силах рассказать вам об этом. Прошу понять меня.

— Понимаю, пани Спарерова!

В Праге пятьдесят четыре кладбища. Мне никогда не приходило в голову, что в городе может быть столько кладбищ. На следующий день, во второй половине, я был на одном из этих пятидесяти четырех кладбищ, по площади, может, самом маленьком, но самом известном, поскольку здесь покоятся самые видные люди страны. Это кладбище Вышеград. От матери я узнал, что Милада похоронена на этом кладбище. Я искал ее могилу и невольно замечал другие имена. Это кладбище — открытая книга истории Чехословацкой Республики: могильный памятник великого чешского писателя Карела Чапека; немного далее — могила поэта Яна Неруды; писательницы Божены Немцовой; композиторов Сметаны и Дворжака; бессмертного художника Николаша Алеша.

И где-то среди стольких блестящих имен: Милада Спарерова, 1924–1945. И все. Ничего другого, кроме этой подписи под заключенной в эмаль фотографией. Фотография Милады, улыбающейся свету, который она так сильно любила. Фотография Милады, чистая и волнующая красота которой еще не была тронута бесконечным и непреодолимым страданием, которое мне довелось видеть десять лет назад.

Я разбросал по могиле цветы — целую охапку белых хризантем, — не в силах оторвать взгляда от ее фотографии, которая, несмотря на все сходство, была все же фотографией другой, счастливой Милады. Я же знал Миладу во власти жестокого страдания и непоправимого несчастья.

И вдруг мне почудилось, что я слышу ее голос, который я хранил в себе, как хранил ее образ, ее тогдашнюю грустную улыбку, ее тогдашние слезы и все услышанные от нее слова…

Я услышал голос, который слышал тогда, в болоте, пахнувшем илом и войной, где крик ночной болотной птицы будто предвещал смерть. На кладбище Вышеград начали опускаться сумерки, простирая свои черные крылья.

И даже после того как я покинул кладбище, еще долгое время мне казалось, что я слышу шелест черных крыльев…