Испытание. По зову сердца

Паршин повернулся к Тихомирову, ожидая, что тот ответит вескими возражениями. Но Тихомиров промолчал.

Сначала осмотрели командный пункт, расположенный на отметке 196,3. Маленькая роща возвышалась над ближайшими холмами. Отсюда видны были даже далекие селения по ту сторону Буга.

Когда все вышли из бетонного убежища КП*, Карпов предложил пройти на сторожевую вышку.

______________

* Командный пункт.

Железнов поднялся с ним на верхнюю площадку вышки. Проверяя, как маскируются производимые бойцами работы, Яков Иванович внимательно всматривался в каждый бугорок и кустарник. По черным теням щелей и амбразур определял, где находятся огневые точки.

— Хоть маскировка и хорошая, но амбразуры заметны, — сказал он. — Смотрите, как резко они выделяются на зеленом фоне.

Карпов вытащил блокнот и стал записывать. Диктуя ему свои замечания, Яков Иванович повернулся в сторону Буга и приложил к глазам бинокль. «Как легко узнать чужую страну, — подумал он. — Полоски! Узкие полоски засеянной земли! Как было у нас при царе...» И, передавая бинокль Карпову, сказал:

— Посмотрите, товарищ капитан, вон, за Бугом, левее двух церквей, идут какие-то работы. Видите, там копошится народ?

— Они, товарищ полковник, уже давно там копошатся.

Опытный глаз Железнова определил, что происходит за рекой. «Строят вдоль границы рокаду... Это неспроста», — отметил он про себя и спросил:

— Фортификационных работ не замечали?

— Замечал. Каждый день роют. — Карпов вернул ему бинокль. — Возьмите на полторы ладони вправо и смотрите прямо на южную опушку дальнего леса, между этим большим лесом и маленькой рощей, что южнее его... Видите?

— По-моему, копают окопы.

— Копают, — со вздохом повторил Карпов. — Только для чего, неизвестно. Обороняться, что ли, думают?

— Если копают окопы, — не отрывая от глаз бинокль, ответил Железнов, — то это еще не значит, что к обороне готовятся. Может быть, просто так, на всякий случай.

— Для отвода глаз?

— Нет, почему же для отвода глаз? Представьте себе: двинут, и вдруг неудача...

Карпов с некоторым недоумением покосился на Якова Ивановича, когда тот, рассматривая заречную даль, вдруг принялся тихо напевать:

...И для меня Буг разольется,

И сердце радостно забьется...

— То, что здесь река делает крутой поворот, нам крайне невыгодно. — Железнов показал на поблескивающую поверхность реки, уходившей на запад и терявшейся в зелени ивняка. — Нужно как следует изучить эту местность. Такая излучина может оказаться коварной!..

Спустившись вниз с вышки, Железнов предложил подошедшим к ним Тихомирову и Паршину подняться и посмотреть за Буг «на союзничка» с птичьего полета.

— Ну что ж, посмотрим и с птичьего полета! — снисходительно улыбаясь, сказал Паршину Тихомиров и смело полез по шаткой лестнице.

Для Паршина это упражнение оказалось не слишком простым. Видя, как он близко прижимается к лестнице, как медленно тянет ногу, поднимаясь на следующую ступеньку, как боится посмотреть вниз, Железнов хотел было повернуть его назад, однако передумал. Он решил, что для Паршина это занятие полезное.

— Бойцы хорошо работают? — спросил Карпова Яков Иванович.

— Прекрасно, — ответил Карпов. — Задание перевыполняют в полтора, некоторые — в два раза. Стараются, как для себя! Даже места для своих пулеметов и пушек примеряют, делают заметки на дереве или на бетоне.

— Молодцы!

Паршин спустился с вышки весь мокрый от пота.

— Тяжело? — добродушно спросил его Железнов.

— Да нет, — сконфуженно ответил Паршин, обтирая лоб платком.

Яков Иванович улыбнулся:

— На вышку, товарищ воентехник, вам полезно подниматься и для изучения обстановки, и для здоровья.

Он предложил всем поехать на левый фланг тихомировско-карповской позиции, пройти по первой линии сооружений до правого фланга, а оттуда вернуться на КП батальона.

Карпов сел рядом с шофером и указывал путь. В интересах маскировки он повел машину вкруговую: через станцию, где дорога шла вдоль обсаженного деревьями железнодорожного пути. Под прикрытием этих деревьев можно было незамеченными проехать на любой фланг участка.

Машина взяла прямо на север. Как только миновали мостик, Карпов скомандовал шоферу:

— Прибавь скорость!

Польщиков нажал на газ, и машина рванулась вперед. Миновав два почти безлюдных селения, она выскочила на луга, где белели рубахи косцов и разноцветные платья ворошивших сено женщин.

— Колхоз, товарищ капитан! — Польщиков кивнул головой в сторону крестьян: — Ишь, всем скопом косят.

— Колхоз? — переспросил Железнов и ниже опустил стекло машины. Он слышал, что в этих местах Западной Белоруссии уже организуются колхозы. Ему хотелось поговорить с колхозниками, узнать их настроения — ведь двух лет еще не прошло с тех пор, как люди здесь стали жить по-новому.

Увидев машину, женщины приветливо заулыбались. Прекратили работу и косцы. Они стали размахивать своими соломенными шляпами. Польщиков снял пилотку и тоже помахал ею в окно.

— Зазевались, товарищ сержант, — с досадой сказал Карпов. — Загляделись — и не туда повернули.

Польщиков надел пилотку, мягко затормозил и дал задний ход. Машина забуксовала.

— Виноват... Видите, дорожка узенькая, развернуться негде, топь кругом! — сказал он смущенно. — Придется уж вам на минутку выйти.

Не успели командиры выбраться из машины, как к ним по скошенному лугу уже неслась ватага ребят.

Заслоняясь руками от солнца, косцы внимательно глядели в их сторону. Седоватый, тщедушного сложения крестьянин в вышитой рубахе, воткнув косу в землю, зашагал вслед за ребятишками. За ним двинулись к машине и другие.

Подойдя ближе, щупленький крестьянин растолкал ребят и, улыбаясь, по-солдатски приложил руку к старой, засаленной военной фуражке:

— Здравия желаю, товарищи командиры! Не хотите ли махорочки? — Он потряс в воздухе черным кожаным кисетом.

Яков Иванович протянул ему портсигар. Крестьянин взял папироску, сказал «спасибочко» и сунул ее за ухо.

— Чего ж ты за ухо положил? Кури. — Яков Иванович снова протянул портсигар.

— Нет, дорогой товарищ командир, сперва махорочку, а вашу папиросочку потом, все равно как на сладкое.

— Бери, дружище! Кури досыта!

Крестьянин, видимо, был шутник и балагур. Он пятерней разгладил свои большие отвислые усы и остренькую бородку, взял еще одну папироску, прикурил и, хитро сощурив глаза, выпустил на молодуху кольца дыма.

— Ах, бабоньки, какая приятность! Что тебе ласка девичья! Медом пахнет и голову дурманит.

Крестьяне обступили командиров.

— Не уезжайте! Оставайтесь у нас! — выкрикивали бойкие девчата.

— Груняша, вон тот, длинный, здесь часто верхом на сером коняке ездит, — показала одна из них на Карпова. — Помнишь, позавчерась он у Наташки молоко пил?

— От судьбы никак не уйдешь! — изрек балагур. — Ваша, товарищи командиры, на сей момент судьба здесь задержаться и с нами покалякать. Гляньте-ка, машина-то в канавку задком притулилась и чихает! А ну, ребята, живо вытянуть машину!.. — крикнул он мальчишкам.

Детвора с гиканьем бросилась к увязшей «эмке».

— Вы теперь колхозники? — спросил Железнов.

— Так точно, товарищ полковник! Из колхоза «Семнадцатое сентября», — ответил за всех тот же длинноусый. — А я здесь гостюю у тестя, Апанаса Хвилимоновича. — Он протянул руку, показывая на седовласого деда, усевшегося на большом камне. — Приехал из Рязани передать им опыт нашего колхоза: первый год у них колхоз-то...

Он хотел еще что-то сказать, но его перебили. Каждому хотелось поговорить с военными.

— Смирно! — гаркнул длинноусый. — Гражданочки, коли начальство, хотя и штатское, докладает полковнику, то вы должны молчать и слушать. А то затрещали, стрекотухи...

— Вы, наверное, старый солдат? — спросил Яков Иванович, залюбовавшись его выправкой.