Загадочное исчезновение Ренэ Прево (Новеллы)

Майор Медер говорил стоя, кратко, сухо и не предложив приглашенным сесть. Его сообщение протрещало, как автоматная очередь. Выпустив ее, он резко повернулся и направился к двери. Вслед ему полетели вопросы. Члены муниципалитета просили дать хоть какие-нибудь сведения об этом Прево.

Не знаю! — отрубил майор. — Никаких примет.

К вечеру уже весь город знал, какой страшный разговор произошел днем в комендатуре.

Время перестало катиться плавным потоком. Оно сначала как бы застыло, обратилось в глыбу. Потом оно растрескалось, раскололось, разбилось и рассыпалось на мелкие кусочки, и падение каждой отдельной секунды отдавалось страхом в сердцах жителей.

…К исходу третьего дня у себя в кабинете был убит майор Медер.

— Он плохой шутник, этот ваш Прево! — сказал Курт Зауэр вечером своему французу. Зауэр был мрачен, злобен, раздражен. — Вообще французы забываются! Они забываются! Но я им напомню! Я найду этого Прево! Или я завтра же перестреляю весь муниципальный совет. Медер был слишком добродушным начальником для французов. Я таким не буду! Нет! Нет!

И тут он внезапно потребовал:

— Ваши документы! Я хочу знать, кто вы такой!..

Нельзя было откликнуться на этот грубый выпад более спокойно и с большей готовностью, чем это сделал француз. Он даже прибавил:

— Знаете, я и сам хотел предложить вам. Дружба дружбой, а дело делом. В особенности в такое тревожное время.

Он извлек из бокового кармана небольшой бумажник и положил его на стол перед Зауэром.

— Пожалуйста!

Зауэр просматривал бумаги хмуро, деловито, со всей тщательностью и умением профессионала. Просмотрев, он откладывал их в сторону одну за другой.

— Вы должны понять меня, — сказал он хмуро, но без прежней грубости и как бы извиняясь. — Из Парижа сообщили, что я отвечаю за поимку убийцы майора Медера. Вы понимаете? От этого зависит мое повышение… А я уверен, что это дело рук все того же дьявола Прево!..

Он умолк, но потом опять сказал довольно-таки грубо:

— Бумаги в порядке. Но вам придется ответить на ряд вопросов.

— Охотно, дорогой лейтенант, — сказал француз. Он ощупал свои карманы и сказал: — Я только схожу в свою комнату за трубкой.

Но тут произошла некоторая неожиданность, которую Курт Зауэр даже не успел как следует осмыслить.

Навправляясь к двери и проходя позади Зауэра, француз стремительным движением левой руки обхватил его голову и зажал ладонью рот. Правая же рука француза не менее стремительно прижала к затылку Зауэра пистолет. Пуля прочно засела у Курта Зауэра в мозгу, и он запомнил ее на всю свою жизнь, но только жизнь его прекратилась в то же мгновение.

— Ну вот. Теперь я как бы ответил на все ваши вопросы, — сказал француз и уложил в постель все, что недавно было лейтенантом войск СС и звалось Куртом Зауэром. Ренэ раздел его, натянул на себя его куртку, брюки и сапоги, вскинул на голову фуражку и нацепил оружие.

Через несколько минут патруль остановил на улице небольшой синй автомобиль, но ночной пропуск сидевшего за рулем лейтенанта Курта Зауэра был найден в порядке.

— А это со мной! — сказал лейтенант, кивком головы показывая на двух штатских, занимавших заднее сиденье. Один из них дремал, повесив голову на Грудь, другой — дородный усач — высекал искры из огнива, чтобы раскурить трубку.

Никто не следил за синим автомобильчиком. Никто не видел, как в глухом конце улицы Барнава автомобильчик остановился, как лейтенант и усач на руках вынесли спавшего, как они бережно уложили его на мостовую лицом под правое переднее колесо и, сев обратно в автомобиль, дали полный ход.

На рассвете в городской морг был доставлен изуродованный труп неизвестного. Сонный сторож не заглянул в задний карман брюк покойника. Лишь когда пришли власти, они обнаружили там документы на имя Ренэ Прево.

Мэр и муниципальные советники вздохнули. В гестапо тоже были рады. Смущало загадочное исчезновение лейтенанта Зауэра. В гостинице сказали, что он выехал, расплатившись по счету.

Через два дня пришло письмо от него. Оно было написано на машинке:

«Идите ко всем чертям! Я не могу отвечать за всех Прево и за всех французов. По-моему, с ними бороться невозможно, Я бросаю все и уезжаю в Савойю, к партизанам».

Под этими словами стояла совсем-таки неплохо сделанная подпись лейтенанта войск СС Курта Зауэра.

1944 г.

НЕ ПОДНИМАЙТЕ ТОСТОВ…

Двадцать восьмого июня 1919 года, в день, когда в Версале подписывали мирный договор, город был запружен народом. Великое множество людей всякого звания и положения хотели увидеть, как опускается занавес над мировой войной.

Было 3 часа 8 минут, когда в переполненную Зеркальную галерею дворца ввели обоих делегатов Германии. Они подошли к столу. Рукой, затянутой в серую замшевую перчатку, Клемансо, почти не глядя на них, придвинул, вернее подтолкнул к ним для подписи текст договора. Зал, с утра гудевший тысячами голосов, точно оцепенел в эту торжественную минуту. Но вот один за другим они склонились над столом, подписались, положили перо и выпрямились.

Кто-то прошептал: «Свершилось», и зал загудел снова.

Публика стала расходиться.

Война кончилась!

…В «Серебряном олене» сидели двое немцев. Один из них, Курт фон Гейдебрандт, молодой человек лег двадцати пяти. Другой, Гейнц фон Розен, лет на десять старше. Оба сидели мрачные.

— Мне вспоминается этот Ференбах, — угрюмо сказал младший. — И как он тогда открыл заседание учредительного собрания в Веймаре! Ты помнишь этот дурацкий выкрик: «Свершилось то, чего нельзя было вообразить». Он, видимо, рассчитывал, что Клемансо постесняется предъявить нам какие-нибудь тяжкие условия мира!

— Тише, тише, Курт! — прервал его старший. — Мы в ресторане! Не забывайся!

Но Гейдебрандт не обратил внимания на эти слова.

— И еще вспоминается мне весна пятнадцатого года, — сказал он голосом, полным сарказма. — Какая непоколебимая уверенность в победе! Я был тогда дома, в отпуске. Германская промышленность требовала не заключать мира иначе, как аннексировав Бельгию, Северную Францию, Прибалтику с частью Польши. Дедушка писал тогда, что мирный договор должен быть достоин жертв, которые понесла Германия. — Он опустил голову. — А сегодня, быть может, именно в эту минуту, здесь, в Версале, уничтожают Германию! Ее лишают права содержать армию! Мне хочется пустить себе пулю в лоб, Гейнц!

Курт закрыл лицо руками.

Но старший налил в бокалы и сказал:

— Выпей, Курт! Помни — германские женщины еще будут рожать сыновей. И сыновья эти будут солдатами! И эти солдаты вернутся на земли, на которых мы проливали кровь! И никогда этих земель больше не покинут. Выпьем за это!

Не громко, но торжественно, держа вино в чуть поднятой руке, он продолжал:

— Германия будет начинать войны по своему усмотрению и будет кончать их, когда сама найдет нужным. Она не позволит противникам затягивать дело. Выпьем за это! И именно сегодня воскликнем: «Германия превыше всего!», как мы это делали в самые счастливые дни. Сегодня — это клятва верности!

Они чокнулись и выпили до дна, глядя по немецкому обычаю в глаза Друг другу. Потом с минуту помолчали, и опять старший сказал:

— Офицерство, особенно мы, генеральный штаб — вот мозг германского народа. Пока живы мы — жива Германия!

За соседним столиком сидели двое французов, студенты-геологи Пелиссье и Леклер, оба недавно демобилизованные из армии. Они слышали разговор немцев. Пелиссье заметил им:

— Господа, вы выбрали дурной день для того, чтобы говорить о величии Германии!

Немцы вспыхнули, фон Гейдебрандт воскликнул:

— Мы в ресторане, сударь! Мы платим деньги и говорим о чем нам угодно!

Сказав это, он повернулся к французам спиной. А Пелиссье продолжил:

— Вы в ресторане, сударь, это верно. Но ресторан находится в Версале. А сегодня в Версале вы подписываете некий акт, который, по-моему, не сулит вашей Германии величия.