Наследник

дома Галину и Василия Дьяковых, с Машей. Они ее и его очень тепло встретили, было веселое

дружеское застолье, а потом уговорили остаться на ночь. Собственно говоря, особенно уговаривать и

не пришлось. И те и другие прекрасно понимали, что идти им некуда. "Не в нашу же "коммуналку" ее

вести, — думал Виктор, — но позвонить старику надо, как бы тревогу не поднял...". Выслушав

Виктора о том, что он остался на ночь у Дьяковых, старик Нодель засмеялся:

— А почему бы и нет? Сто лет назад я тоже любил иногда ночевать у своих друзей... Не проспи на

завод.

...Виктор осторожно, чтобы не разбудить Машу, повернулся в ее сторону. И от неожиданности

вздрогнул. Маша и не думала спать. Облокотясь на локоть, она молча смотрела на него, задумчиво

прищуренным взглядом.

— Как?! — воскликнул Виктор. — Ты не спишь?!

И он запустил пальцы в ее волосы.

— Я уже давно не сплю, — сказала Маша, не меняя позы. — Я наблюдала, как ты смотришь свои

сны и очень хотела их увидеть вместе с тобой. Скажи, кто такие эти гостеприимные люди?

— Василий — начальник цеха, а Галина трудится в нашей столовой. Отличная пара.

— Я хочу такой-же двухкомнатный шалаш, — прошептала Маша, кладя голову на плечо Виктора.

И вдруг вскрикнула: — Ой, совсем забыла! Ведь Анна Семеновна, провожая меня, просила тебе

передать, что она приедет к нам погостить сразу же после того, как мы обретем свой угол, то есть...

шалаш, — Виктор удивленно поднял брови:

— Какая Анна Семеновна? Ты это о чем?

— Как какая? — в свою очередь удивилась Маша. — Твоя мама.

Виктор приподнялся на локоть и прошептал:

— Машенька, ради всего святого! Что там у вас произошло? Я совершенно теряю голову.

— Ну хорошо, так и быть расскажу все по порядку. Однажды я пришла к ней на Большую

Ордынку и прямо с порога сказала: — Здравствуйте, дорогая Анна Семеновна, я пришла.

— И что же она? — спросил пораженный Виктор.

— Она внимательно посмотрела на меня и пригласила войти. Я вошла и заявила, что чувствую, как

здесь витает твой дух. Она усадила меня за стол, угостила чаем со своим фирменным вишневым

вареньем и сказала, что ждала меня все эти годы и что, кто любит ее сына, для нее всегда самый

желанный гость и близкий друг. Витя, что с тобой? — испуганно спросила Маша, заметив, что он

дрожит, как в лихорадке.

Виктор пробормотал:

— Ну, а ты?

— А я, — невозмутимо продолжала Маша, — сказала, что всегда была ее другом и чтобы ей не

было одиноко, могу даже переехать к ней на жительство.

Виктор схватил ее за плечи:

— Машка, ты и в самом деле великая актриса!

— Да, согласилась Маша, я это знаю... Но человечество меня еще по достоинству не оценило!

— Оценит! — весело сказал Виктор.

Он сжал ладонями ее щеки:

— Ты теперь знаешь, знаешь кто?

— Знаю, — ответила Маша.

— Кто же?

— Я твоя судьба. А ты — моя!

— Но я хотел сказать... сказать, что ты теперь... будешь...

— Но ведь судьба и жена одно и то же, — перебила его Маша. — Разве не так?

Вдруг Виктор спохватился и взглянул на часы:

— Ого! Твоя судьба, Машка, кажется опоздала на работу. .

Быстро одеваясь, он говорил:

— Ты проведи сегодня день с Галиной, она добрейшая сибирячка. А завтра что-нибудь придумаем.

Он поцеловал ее и выбежал из комнаты. Маша долго смотрела на дверь, за которой скрылся

Виктор, потом уткнулась лицом в подушку и всхлипнула.

* * *

С утра пораньше Галина сбегала к себе в столовую и упросила заведующую разрешить ей отгул.

До обеда она водила Машу по улицам и переулкам городка. Галина была местная и поэтому вовсю

старалась, расхваливая все и вся вокруг. Кроме того, ей ужасно не хотелось показаться провинциалкой

в глазах симпатичной ей москвички. Она поведала Маше великое множество всяческих городских

былей и небылиц. Маша все прекрасно понимала и была благодарна Галине.

Домой они возвратились утомленные, но очень довольные друг другом. Сели обедать. Галина

говорила:

— Ты, Маша, мне, однако, очень пришлась по душе. Живите-ка у нас, пока Виктор получит

комнату. У нас места всем хватит.

— Ты, Галочка, мне тоже очень нравишься, мне кажется, что мы с тобой знакомы сто лет.

Их беседу прервал звонок в дверь. Галина пошла открывать. В комнату она вошла вместе с

Виктором. Он был бледен и сильно взволнован. Маша быстро встала из-за стола и подошла к нему:

— Что случилось?! Почему ты такой бледный?

Он бросил кепку на стул и положив руки ей на плечи, сказал дрожащим голосом:

— Телеграмма... мама... скончалась...

Маша несколько мгновений смотрела на него огромными испуганными глазами, лицо ее

побледнело, она качнулась. Виктор подхватил ее под руки и усадил на диван. Галина сбегала на

кухню и подала ей стакан воды. Потом они долго молча сидели за столом. Рука Маши осторожно

гладила скорбно ссутулившуюся спину Виктора. Галина неслышно вышла на кухню ставить чайник,

ее знобило. Вскоре пришел ее муж. Он почему-то очень долго не входил в столовую, стояли курил в

прихожей. А когда вошел, Виктора и Маши там не было, они ушли в другую комнату.

— Пусть побудет вдвоем, — вздохнула Галина. — Им теперь надо быть рядом.

Василий вынул из бокового кармана три железнодорожных билета и положил их на стол:

— Два для них, один — мой. Я тоже поеду. Надо помочь... директор разрешил... Вернемся вместе...

— Вась, а Вась, — сказала Галина, — пускай они у нас пока живут, а?

— Пускай живут, — сказал Василий. — Я не против. А ты пока пойди приготовь нам что-нибудь в

дорогу.

Где-то вдалеке протяжно загудел заводской гудок. Окончилась первая смена. Гудок показался

Виктору тоскливым и прощальным... Услышав его, он положил руку Маше на плечо и тихо произнес:

— Это завод прощается с ней. Она всегда любила слушать его гудки.

— Я знаю, — прошептала Маша, — она рассказывала мне, как жила здесь в войну. . И про гудки

тоже...

В дверь негромко постучала Галина. До проходящего поезда Новосибирск — Москва оставалось

менее часа. Они заспешили на вокзал. Виктор даже не позвонил старому Ноделю.

* * *

Тяжелая скорбь по матери овладела всем существом Виктора. Сойдя с поезда, он не заметил ни

солнечного майского утра, ни многоголосой вокзальной суеты. Он ушел в себя и все происходящее

вокруг воспринимал по-своему. Даже в шелесте шин такси по асфальту Виктору слышался

приглушенный мотив, похожий на тихую молитву.

Дома они застали трех сестер Анны Семеновны и нескольких соседок по дому. Они сидели в

столовой и негромко беседовали, лица их были заплаканы. Виктор снял кепку и кивком головы

поздоровался, посторонился, пропуская в комнату Машу и Василия:

— Это... моя жена, а это — Василий, мой друг.

Присутствующие с нескрываемым интересом посмотрели на Машу. На ней был строгий темный

костюм и небольшая шляпка с черной вуалькой. Эту вуальку в самую последнюю минуту сунула ей в

сумочку провожавшая их на станции Галина. К Виктору и Маше подошла старшая сестра Анны

Семеновны. Она поцеловала Виктора и бледно улыбаясь скорбными губами, протянула руку Маше:

— Мы с Вами уже знакомы...

— Да, тихо проговорила Маша.

— Это было здесь... совсем недавно...

* * *

Хоронили Анну Семеновну на следующий день. Во время гражданской панихиды на кладбище

Виктор почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он повернул голову и увидел... Зою. Ее

голова, лицо и плечи были плотно закутаны темной шелковой шалью. Видны были только глаза,

большие и неподвижные.

Потом были поминки. Тяжелые и гнетущие. Когда, наконец, все присутствующие разошлись, а

измученный Василий, добровольно взваливший на свои плечи все связанные с похоронами хлопоты,