Наступление

— Знаю, господин следователь, но я говорю правду.

— Когда полковник Додев узнал о расстреле?

— Насколько мне известно, он не знал об этом. Поручик Игнатов действовал на свой страх и риск.

— Ох! — наигранно вздохнул Данчо и беспомощно поднял руки. — Теперь вы пытаетесь свалить вину уже на другого мертвеца.

— Но, господин следователь, это правда, — умоляющим и беспомощным голосом пытался убедить его Янев.

— Слушайте, — откинулся на стуле Данчо, — давайте говорить откровенно. Жизнь человека изменчива и, самое главное, очень коротка. Совсем недавно вы были генералом, сильным и уважаемым человеком, не так ли?

— Да.

— А сегодня вы подсудимый. Чтобы проявить свою власть, вам достаточно было только снять телефонную трубку, росчерком пера заставить части вашей дивизии начать операцию — сжигать дома, убивать людей. Еще до вчерашнего дня наша жизнь зависела от вас, теперь же ваша — от нас. Вы десятилетиями сидели на шее у народа, но вот настало такое время, когда народ надел на вас узду. Вы понимаете, что мне нужно от вас?

— Я очень хочу узнать это, — вздохнул Янев.

— Господин генерал, запомните то, что я вам сейчас скажу. Народ, умеющий ненавидеть, может быть вдвойне великодушным. Мы умеем наказывать, но умеем и щадить.

В душе Янева что-то размякло. Он впал в умиление. Впервые с ним говорили откровенно и, самое главное, намекали на возможность спасения.

— Понятно, господин… — Он не закончил фразу, и его подпухшие глаза увлажнились, он как будто с трудом сдерживал подступившие слезы.

Данчо оценил, что его маневр был удачен, что у генерала раскрылась, как бутон, надежда на жизнь и свободу.

Он достал ранее отложенную страницу с показаниями, где говорилось о сотрудничестве Янева с Цено Ангеловым. Прочитал ему все написанное и, глядя на него с прищуром, испытующе сказал:

— Расскажите мне более подробно о секретных сотрудниках Цено Ангелова. Хочу подчеркнуть, что от этого зависит и ваша судьба. Если распутаем клубок и докопаемся до истины, можете надеяться на свободу. Пока мы вам не верим. Значит, надо, чтобы вы нам помогли, чтобы заслужить наше доверие. Еще раз повторяю, только в этом случае вы можете надеяться на свое освобождение или возможную реабилитацию. Сейчас мы ведем войну, и нам нужны такие подготовленные и умные командиры, как вы.

Генерал придвинул стул немного вперед, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, потер рукой свою шею. На его виске пульсировала жилка. Он напрягся, пытаясь восстановить в памяти весь разговор до мельчайших подробностей и любой ценой убедить Данева в своей искренности.

— Господин следователь, — начал он взволнованно, — клянусь вам, что сделаю все, чтобы восстановить в памяти события прошедших дней. Лично я не был в хороших отношениях с полицией. Верьте мне, Цено Ангелова я всегда считал свиньей. Все знали, что он бандит и взяточник. Но я, как командир дивизии, и он, как начальник окружного управления государственной безопасности, были в постоянном контакте. Планы наших операций разрабатывались высшим начальством по распоряжениям министерства и штаба армии. В операциях войск предусматривались действия полиции, так как сама она была не в состоянии справиться с положением.

— Это мне известно, — прервал его Данчо.

— Прошу вас, только один момент! Я послал докладную командующему армией о том, что войска не должны исполнять роль жандарма, потому что совсем потеряют расположение и любовь народа.

— И это я знаю, у меня есть эта докладная.

— Нашли ее? — обрадованно спросил Янев.

— Расскажите подробнее, остановитесь на Цено Ангелове и его людях.

— Да, — покачал головой Янев и замолчал на короткое время. Снова напрягая память, он собрался с мыслями и продолжил скороговоркой: — Вот как это было. После операции в Камено-Поле мы поругались с ним. Он держался с нами вызывающе, особенно со мной. Обвинил меня в бездарности, в мягкотелости. Мы обменялись колкостями. Он вскипел, ударил кулаком по столу. «Благодарите, — говорит, — меня, что весь отряд в наших руках. Там у меня есть человек, который доносит о каждом их шаге». Мы еще немного поспорили. Потом он похвалился, будто в любую минуту может узнать, где находится отряд. Еще он сказал, что сомневается в том, что нам, если мы начнем операцию, удастся уничтожить партизан.

— И это все? — взволнованно спросил Данчо и испуганно огляделся, как будто боялся, что кто-то их подслушивает.

— Так точно, господин следователь, поверьте мне, все это чистая правда.

— А что вы знаете о том человеке?

— О каком?

— Об агенте-провокаторе, который находился среди партизан.

— О нем я не знаю ничего.

— А кто он был, как его имя? О нем вообще в дальнейшем заходила речь?

— Нет, тогда мы говорили о нем в первый и последний раз.

— Как вы думаете, Ангелов мог проговориться об этом еще кому-нибудь? С кем из ваших офицеров он был близок? Каковы были его отношения с полковником Додевым?

— Они не были хорошими. Он ни с кем из моих коллег не был в хороших отношениях. Напускал на себя излишнюю важность, поэтому никто из нас его не любил. Каждый избегал его.

— Это все? — тихо спросил Данев.

— Да, господин следователь, — ответил усталым голосом Янев.

— Нет! Вы или не помните, или нарочно умалчиваете. Нигде ничего не пишете и не говорите о том, почему отложили операцию в начале августа. По чьему приказу? Разве вы не поняли, что нам известны все подробности?

Янев обхватил голову руками. Немного подумал. Кровь еще сильнее запульсировала в жилах.

— Подождите, — виновато улыбнулся он, — и не сердитесь на меня, что опять начну с мертвеца.

— Говорите!

— Без моего ведома и втайне от полковника Додева, за это я ручаюсь своей головой, поручик Игнатов попытался в Лозене затеять какую-то историю с учительницей. Эта учительница любила подпоручика запаса из роты, которая размещалась в Лозене, не могу вспомнить его имени. Я его даже и не видел никогда.

— Ну и что же?

— Поручик Игнатов приказал этому подпоручику втереться в доверие к девушке, пообещал дать ему оружие и патроны для передачи партизанам. Он хотел, чтобы затем подпоручик перешел на нелегальное положение и таким образом завоевал доверие партизан, тогда через него можно было бы узнать, когда ваши товарищи спустятся с гор, чтобы схватить их. Однако подпоручик оказался честным человеком. Вместо того чтобы действовать так, как ему было приказано, он взял да и предупредил девушку, рассказал ей обо всем. А она со своей стороны сообщила вашим товарищам в горах, что было задумано…

— Дальше! — нетерпеливо потребовал Данев.

— Похоже, это и стало причиной опасения, что человек Цено Ангелова будет раскрыт. Ангелов был в панике. Боясь последствий, он и приказал приостановить операцию, а я лично должен был передать полковнику Додеву и поручику Игнатову приказ положить конец этой истории с девушкой и подпоручиком из Лозена. Помню, Ангелов дал приказ не поднимать больше вопрос о подпоручике, как будто ничего этого и не было. Он постарался сделать все, чтобы замести следы. Я слышал, что он арестовал ту девушку, но какова ее судьба, не знаю. Прошу меня извинить за то, что чуть не забыл об этом случае.

— А после этого речь об этом человеке больше не заходила?

— О каком? О подпоручике, что ли?

— Нет. О человеке Цено Ангелова.

— Нет. Он хранил это имя в полной тайне. Если бы я его знал, я бы сказал вам о нем сразу. Понимаю ваш интерес к нему, но таково положение, господин следователь.

Данов замолчал. Подпер потяжелевшую голову ладонями. Его сердце билось учащенно. В таком положении он оставался две-три минуты, а после этого с усилием оторвался от стула и, с трудом передвигая ноги, направился к двери. Молча открыл ее и кивнул головой милиционеру, чтобы тот вошел.

— Отведите его в камеру, — указал он рукой на генерала.

— Слушаюсь, товарищ Данев, — по-солдатски ответил милиционер и снял с плеча автомат.

Янев встал со стула, с недоумением посмотрел на Данева, хотел поблагодарить его за намек на надежду и еще раз заверить, что сказал всю правду. Но Данев уставился взглядом в край стола и только кивнул ему головой, чтобы он уходил.