Наступление

Йордану пришлось прибегнуть к хитрости.

— Не понимаю, почему вы так упорствуете. Я знаю, что он уволен, но есть второе решение, чтобы вернуть его на службу.

Староста смущенно смотрел то на Йордана, то на парня. Продолжая суетиться, он начал убирать со стола газеты.

— Покажите мне, где живет генерал, — повернулся Йордан к парню с буйной шевелюрой.

Они вышли. Староста проводил их до калитки. Немного постоял там, проследил, пока они не скрылись из виду.

Йордан и парень прошли по маленькому деревянному мосту, затем по каменистой улочке и остановились возле опрятного двора с высокой каменной оградой, за которой простирался заботливо ухоженный сад. Ветки яблонь и груш гнулись от плодов. Чистая цементная дорожка, обсаженная зелеными кустами самшита, вела к кокетливому домику, выкрашенному в розовый цвет.

Йордан постучал в ворота. В глубине послышались тяжелые шаги и скрип сапог. Дверь отворилась наполовину.

— Что вам угодно? — смущенно спросил генерал.

— Господин генерал, — отдал честь Йордан, — я послан лично товарищем Розовым, начальником оперативной зоны, чтобы передать, что вам надлежит явиться на службу в военное министерство.

— Я уже уволен в запас, — ответил Янев с тревожными нотками в голосе, намереваясь закрыть перед носом Йордана дверь.

— Произошла какая-то ошибка, господин генерал… Насколько я понял, вы будете командовать дивизией, а может, и больше.

— У вас есть какой-нибудь документ от военного министра?

— Из министерства приказ передали по телефону, а мне сразу же приказали уведомить вас и сопровождать…

— Куда? — прервал его генерал.

— В министерство.

Янев немного поколебался и медленно открыл дверь.

— Когда надо выехать?

— Тотчас же, господин генерал.

— Тогда, пожалуйста, пройдите в дом, пока я приготовлюсь.

В маленьком коридорчике, расширяющемся к концу, их встретил смешанный аромат груш, яблок и дома, всегда поддерживаемого в чистоте.

Скрипнула дверь соседней комнаты. В дверях показалась молодая женщина в длинном платье. Генерал обменялся с ней несколькими словами по-немецки. Она сразу же переменила свой тон. Пригласила Йордана и парня войти и предложила им сесть.

Через некоторое время генерал вышел из комнаты в мундире, фуражке, с маленьким чемоданчиком в руках. Остановившись на пороге, он повернулся к жене:

— Милая, чуть было не забыл взять с собой деньги. Оставь себе побольше.

Немного спустя она подала ему пачку банкнот. Он открыл чемоданчик и положил деньги на белье и туалетные принадлежности. От глаз Йордана не ускользнуло дуло пистолета, блеснувшее в чемоданчике.

Генерал поцеловал жену в лоб. Йордан и парень вышли на крыльцо. Потом втроем спустились на дорожку, ведущую через сад.

— Где машина? — спросил генерал.

— Перед управой, господин генерал, — сказал Йордан, стараясь казаться спокойным, чтобы не вызвать никаких подозрений.

Жена, стоя на крыльце, крикнула:

— Милый, сразу же сообщи мне телеграммой!

Он махнул ей рукой и улыбнулся.

Когда подошли к управе, староста в последний раз попытался им помешать с отъездом.

— Дядя, не спеши, — обратился он к Яневу. — Мне это дело кажется сомнительным. Этот товарищ не предъявил никаких документов. Я заказал телефонный разговор, подождем немного.

Генерал, заколебавшись, огляделся. Перед машиной собралось около десятка любопытных.

Йордан понял, что любая секунда промедления может все испортить. Он взял из рук генерала чемоданчик, подал его шоферу, который уже завел мотор машины, и сурово обратился к старосте:

— Пройдите к себе и перестаньте мне мешать, иначе мне придется применить силу.

— Как так? Да вы знаете…

— Господин генерал, — обратился Йордан к Яневу, — за вашу безопасность я отвечаю головой. Прошу вас больше мне не мешать. В ваших интересах, чтобы не пролилась лишняя кровь.

Янев нерешительно сел рядом с шофером. Как только машина поехала через площадь, Йордан взял чемоданчик у шофера. Открыл его и достал оттуда пистолет. Машина развернулась на покатой сельской площади и понеслась к городу.

Через три часа машина остановилась возле областного управления. Генерал смущенно спросил:

— Разве здесь находится военное министерство?

— Сейчас разберетесь, господин генерал. — Йордан открыл дверцу и предложил генералу выйти.

Данчо Данев торопился. На разговор с генералом Яневым он отвел двадцать минут. Этот разговор не носил характера углубленного и подробного допроса, который следовало бы вести с таким человеком, как Янев. Данчо интересовало главным образом одно: был ли он первым представителем власти, с которым Янев имеет дело. Получив положительный ответ, Данчо дал ему бумагу и чернила и приказал написать все о себе.

Пока Йордан оформлял арест Янева, Данев успел подробно допросить женщину, уличенную в сотрудничестве с полицией. И здесь, к его неожиданности и большой радости, Данчо не встретил никакого сопротивления. Женщина призналась сама, что ей было поручено полицией наблюдать за домом Румена. Она регулярно доносила, кто и когда входил в этот дом и выходил из него.

— Спасешь свою шкуру только в одном случае, — припугнул он женщину, когда давал ей бумагу и чернила, — если признаешься, что произошло в ту ночь. Мы не сомневаемся, что ты предала Румена. — Он вынул из папки письмо и показал ей. — Вот здесь черным по белому написано, что полицией тебе отпущена денежная помощь за оказанную услугу. Признайтесь чистосердечно и своевременно, тогда и мы будем снисходительны к вам…

В этот напряженный день у Данчо на мгновение появилась твердая уверенность, что он действительно крепко держит в своих руках и свою собственную судьбу, и судьбу тех, от кого он зависел.

И если этим летом в часы колебаний и испытаний, когда его жизнь висела на волоске, требовалось отвлечь внимание от себя, чтобы направить других по неверным следам в Лозен и выиграть время, то теперь он думал о необходимости новых шагов. У него не было какого-нибудь конкретного повода для ссоры со Слановским. Но все же, как человек, готовый защищаться от любых ударов, он решил не исключать Слановского из числа тех, кто мог бы создать ему неожиданные неприятности. Открыто обвинить его в сотрудничестве с полицией, опираясь ни письменные сведения Додева, с одной стороны, ему казалось соблазнительным, но о другой он боялся, что не будет достаточно серьезных и конкретных доказательств. Самым разумным ему казалось спокойно подождать развязки хода событий, но события развивались так стремительно, что контроль над ними оказался выше его сил и возможностей. У него не было представления и о том, как будут развиваться в дальнейшем события, связанные с его служебным положением. Не отнимут ли Санди, Божин Шопский, Цоньо Крачунов у него наиболее важные функции, не окажется ли он в тупике и не превратится ли вместо молота в наковальню, на которую посыплются удар за ударом? Его честолюбие было неприятно задето. В течение этих нескольких дней он чувствовал себя неограниченным господином, но был также доволен и тем, что все же они несколько опоздали, а это дало ему возможность порасчистить заросшие дорожки его прошлого.

Через день на фронт должен был уйти первый эшелон. Слановский входил в полковой комитет Отечественного фронта, он был выбран солдатами командиром роты, и было бы непростительным легкомыслием в эти мгновения повышенной чувствительности делать какие-либо попытки его задержать. Поэтому самым соблазнительным для Данчо было играть роль великодушного человека, который летом стал жертвой нежелательного недоразумения, и вместе с тем приберечь для себя такой козырь, как загадка, почему против Слановского не были приняты никакие меры со стороны полиции, если он действительно не оказывал ей услуги…

Его мысли и планы прервал Йордан, который вошел на цыпочках и еще с порога непринужденно заулыбался:

— Правду говорят наши ребята?

— Что говорят? — Данев сделал ему знак, чтобы тот сел на диван.