Фронт без линии фронта

городу.

Нашу "пробу пера" надо считать удачной. Основная задача: добыть пишущую

машинку".

Николай отложил перо и взглянул на часы -- три утра, а в восемь надо

быть на заводе. Он спрятал флакон с раствором желтой кровяной соли, погасил

лампу и лег, но уснуть не мог.

Мысль его настойчиво работала над решением задачи с "Райнконтром". Он

придумывал разные варианты и отбрасывал их один за другим.

Когда сквозь узкие щели между оконной рамой и ковром просочились

первые, еще робкие краски рассвета, он подумал: "Решим на месте с

Рябошапченко!" -- и неожиданно крепко заснул.

Ровно в восемь Николай был на заводе. Рябошапченко он застал в конторе,

но здесь же была и Лизхен. Увидев Гефта, она улыбнулась и поправила на лбу

"завиток", так назвали в Одессе пришедший с Запада модный локон.

-- Иван Александрович, пойдем на эллинг, -- хмуро бросил Гефт (он не

выспался) и вышел из цеха

На эллинге стоял бот марки "РО" 12-й охраннопор-товой флотилии. Они по

лесенке поднялись на палубу бота и вошли в рубку. Здесь можно было свободно

поговорить, не опасаясь быть подслушанным.

-- В Оберверфштабе удалось узнать, -- начал Гефт,-- что "Райнконтр"

должен взять на буксир две баржи с железным ломом, рейс до Линца. На

обратном пути буксир доставит эсэсовскую часть из Арденн, кажется, из

Эхтернаха.

-- Что будем делать?

-- Надо, чтобы "Райнконтр" остался в Одессе. Мощный буксир, заменить

его нечем...

-- Нацелить Гнесианова на подшипники -- в Браиле или Белграде их

перезальют, и только...

-- Нет, это не пойдет. А что, если при укладке валов и монтаже муфт

переднего и заднего хода допустить небольшое смещение?..

-- Будет обнаружено на первом же ходовом испытании, и твой авторитет у

немцев полетит к чертовой бабушке!

-- Нет, Иван Александрович, на ходовых испытаниях к одной машине встану

я сам, к другой бригадир... Кого ты думаешь поставить?

-- Надо бы Михаила Степановича, но после истории с баржей "Мозель"...

-- Что за история?

-- Два дня назад -- меня не было, я ходил в порт на приемку -- Сакотта

вызвал Михаила Степановича и поручил ему надеть руль на самоходную баржу

"Мозель". Берещук посмотрел--вал не подходит к сектору. Приказал вал

отпилить. Надели сектор, но клиновую шпонку не забили. Ночью слегка

штормило, петли поднялись из проушин, и руль пошел ко дну. Сегодня спустился

водолаз, но руля не нашел.

-- А Берещук признался, что не забил клиновую шпонку?

-- Зачем признаваться? Забил. Бригада подтверждает. Плохо, говорит,

охраняете объекты! Это Берещук румынскому инженеру...

-- Скажи, какой молодчага! Так кого же на "Райнконтр"?

-- Думаю, бригаду Ляшенко...

Евгений Евгеньевич был в расстроенных чувствах: он сегодня с утра

повздорил с бауратом.

-- Понимаете, Николай Артурович, -- жаловался он,--майор --

легкомысленный, беспечный человек. Покупка материалов проводится

бесконтрольно, счета оформляются кое-как. Наличие металла в цехах не

контролируется... По отчетам румынской администрации план перевыполнен, в то

же время ни одно судно не вышло из ковша в срок! Я вам очень доверяю, вы

талантливый инженер и человек, преданный рейху, но... Вы меня понимаете.

-- Думаю, Евгений Евгеньевич, что оккупационные марки стоят рейху ровно

столько, сколько стоит бумага, на которой они напечатаны. Поэтому Загнеру

марок не жалко. Тысячей больше или меньше -- лишь бы дело шло!

-- Да, да, пожалуй, вы правы. Кстати, сегодня у меня круглая дата. Я

приглашаю вас на пирушку... Вот адрес, -- он вырвал из блокнота листок. --

Будут интересные люди. Приходите!

Гефт поблагодарил.

Вечером Николай торопился: он хотел быть у Вагнера одним из первых,

чтобы познакомиться с каждым приглашенным отдельно.

Дом в Колодезном переулке он нашел сразу. На парадной двери проступал

темный квадрат от дощечки прежнего владельца квартиры. В бельэтаж вел

широкий марш с цветными витражами и баллюстрадой затейливого чугунного

литья. Не питая особой надежды на то, что звонок работает, он нажал кнопку,

но звонок отозвался. Послышалась мелкая дробь каблучков, и дверь

распахнулась.

На пороге стояла миловидная женщина с утомленным лицом, одетая хоть

сейчас на эстраду.

-- Здравствуйте!--сказала она по-немецки. -- Я -- Берта Шрамм. Вы

Николай Гефт?

Николай поклонился.

-- Евгений Евгеньевич ждет. Пойдемте, я провожу вас.

Закрыв за ним дверь, она пошла вперед. Они миновали большую столовую в

готическом стиле с камином. Бросив взгляд на сервированный стол, Гефт

насчитал четырнадцать приборов. Из столовой они вышли в холл и свернули

вправо, здесь был кабинет. На отдельном столике бутылки с настойками и

ликерами, рядом в палисандровой коробочке -- сигареты. За стеклами большого,

во всю стену, приземистого шкафа книги -- русская и немецкая классика.

Навстречу поднялся Вагнер:

-- Рад вас видеть, молодой человек! Вы первый!

-- Евгений Евгеньевич, простите, но у меня еще много дел! -- по-немецки

сказала Берта и вышла из кабинета.

-- Я поспешил, чтобы поздравить вас первым, -- Николай крепко тряхнул

руку хозяина. -- Примите мой скромный подарок!..

Осторожно Вагнер принял фарфоровую собачку. Его холеные пальцы с

какой-то особой лаской прошлись по статуэтке. Бережно он поставил ее на

стол, сделал шаг назад, наклонил голову, любуясь, и сказал:

-- Вы знаете мою слабость! Настоящий "Копенгаген!" Большего

удовольствия вы доставить не могли. Спасибо, Николя, Можно, я буду звать вас

Николя? Я старше вас, гожусь вам в отцы.

-- Пожалуйста, Скажите Евгений Евгеньевич, кто эта дама, Берта Шрамм?

-- спросил он.

-- Это хозяйка, если хотите, экономка квартиры, одна из всех. Нет, нет,

квартира не моя! -- пояснил он, заметив удивление Гефта.-- Это холостяцкая

квартира для развлечений. Она принадлежит в одинаковой мере и мне, и

адмиралу Циибу, и майору Загнеру, и капитану Ришу -- словом, здесь

хозяйничают несколько чинов немецкого флота. У этой квартиры забавная

история: ее занимал один из янкелей,--врач, -- Вагнер назвал известную в

Одессе фамилию. Двадцать третьего октября сорок первого года патриоты

великой Германии в состоянии справедливого гнева вытащили этого голого иудея

из постели на улицу и распяли, как Христа, прибив гвоздями к забору, а под

ноги ему укрепили дощечку с двери: "Принимает от 10 до 2-х." Труп висел на

заборе несколько дней.

Образно представив себе эту "забавную историю", Николай почувствовал

приступ тошноты. Его выручил звонок в прихожей.

-- У меня к вам просьба, Евгений Евгеньевич...-- сказал он.-- Я у вас

впервые, никого из ваших друзей не знаю. Прошу меня познакомить, хотя бы в

общих чертах...

-- Сегодня у меня дорогой гость,-- Иоганн Вольф-Гросс, мой дальний

родственник. Полковник, офицер генерального штаба, здесь в инспекторской

поездке. Очень светский, вежливый, а главное -- осведомленный человек. Гросс

всегда знает что-то такое, чего не знает еще никто! Я вас с ним познакомлю.

Затем Илинич Михаил Александрович, крупный инженер, кончил Одесский

индустриальный, очень тонкого ума господин. В начале войны был мобилизован

советскими, уехал, а вернулся в Одессу в конце сорок второго офицером

вермахта! Награжден фюрером четырьмя орденами. Был главным редактором газеты

в оккупированном Орле, часто пишет в нашей газете, его псевдоним -- Михаил

Октин. Ну, кто еще? Да! Олег Загоруйченко! Боксер, президент общества