Сашко

Генерал засмеялся, а Катя покраснела — настолько слова генерала совпадали с предположениями Ивана Фёдоровича.

— А теперь посмотрим, что здесь нового для нас. — Генерал взял лежавшую поверх военной карты большую лупу и стал рассматривать значки и кружочки, расставленные точной рукой Ивана Фёдоровича на листке папиросной бумаги. — Это известно, это известно… так… так… — Он разбирал смысл значков Ивана Фёдоровича без объяснительной записки, которая ещё не была расшифрована. — Что ж, значит наш Василий Прохорович не так уж плох, а ты всё — «разведка плоха, разведка плоха»! — с тонко скрытой иронией сказал генерал стоявшему рядом с ним массивному полковнику с чёрными усами, начальнику штаба корпуса.

Очень низенького роста, полный, лысый военный с лицом, лишённым бровей, с непередаваемой хитрецой в светлых живых глазах, предупредил ответ полковника.

— Эти сведения, товарищ командир корпуса, у нас из того же источника, — сказал он без смущения.

Это и был Василий Прохорович, начальник разведки штаба корпуса.

— О–о, а я думал, вы это сами узнали! — разочарованно сказал генерал.

Офицеры засмеялись. Но Василий Прохорович не придал значения ни насмешливому замечанию командира корпуса, ни смеху своих товарищей–сослуживцев — как видно, он привык к этому.

— Нет, вы обратите внимание, товарищ генерал, вот на эти данные, вот здесь, перед Деркулом. А ведь они отстают! Мы уже знаем здесь побольше, — спокойно сказал он.

Катя почувствовала, что реплика Василия Прохоровича как бы снижает значение сведений, собранных Иваном Фёдоровичем, сведений, ради которых она, Катя, проделала весь этот путь.

— Товарищ, который передал мне эти сведения, — сказала она резким голосом, — товарищ этот просил предупредить: все новые данные, связанные с отступлением противника, он будет передавать, и, я думаю, он их уже передаёт. А эта карта вместе с пояснениями к ней даёт общую картину положения в области.

— Верно, — сказал генерал. — Она больше нужна товарищу Ватутину и товарищу Хрущёву. Мы им её и перешлём. А сами воспользуемся только тем, что нас касается.

Уже только поздней ночью Екатерина Павловна дождалась возможности поговорить по душам с Андреем Ефимовичем.

Они не сидели, а стояли в пустой, но натопленной комнате при свете трофейных немецких плошек, и Катя спрашивала:

— Как же вы попали сюда, Андрей Ефимович, милый?

— А чему вы удивляетесь? Ведь мы вступили на территорию Украины. Хоть она ещё мала, да наша! Правительство возвращается на родную землю и наводит советские порядки. — Андрей Ефимович усмехнулся, и его мужественное лицо в мелких морщинках сразу помолодело. — Войска наши, как вам известно, вступили во взаимодействие с украинскими партизанами. Как же без нас тут обойтись? — Он сверху вниз глядел на Катю, глаза его лучились. Но вдруг лицо его снова стало серьёзным. — Хотел дать вам отдохнуть, а уж завтра поговорить о деле. Да ведь вы человек мужественный! — Он немного смутился, но глаза его прямо глядели в глаза Кати. — Ведь мы хотим вас направить обратно — прямо в Ворошиловград. Нам нужно узнать многое такое, что только вы сможете узнать… — Он помолчал, потом сказал тихо и вопросительно: — Конечно, если вы очень измотались…

Но Катя не дала ему договорить. Сердце её преисполнено было чувства гордости и благодарности.

— Спасибо, — едва выговорила она. — Андрей Ефимович, спасибо!.. И больше ничего мне не говорите. Вы не могли бы сказать ничего, что сделало бы меня такой счастливой, — взволнованно говорила она, и её загорелое, резких очертаний лицо, оттенённое белокурыми волосами, стало прекрасным. — И единственная просьба к вам: пошлите меня завтра же, не отсылайте меня в политуправление фронта, я не нуждаюсь в отдыхе!

Андрей Ефимович подумал, покачал головой, потом улыбнулся.

— Да ведь нам не к спеху, — сказал он. — Немножко будем выравниваться, закрепляться на занятых рубежах. Деркул, тем более Донец с ходу не возьмёшь. И Миллерово и Каменск держат нас. А вам есть что порассказать в политуправлении. Значит, нам пока не к спеху. Выступите дня через два–три…

— Ах, почему не завтра! — воскликнула Катя.

На третий день к вечеру Екатерина Павловна снова была в знакомой деревне, в хате у Гали. Екатерина Павловна была всё в том же полушубке, и в тёмном платке, и с тем же документом учительницы с Чира.

Теперь в этой деревушке стояли наши. Но высотки в направлениях на север и на юг всё ещё были заняты противником. Линия немецких укреплений проходила по водоразделу между Камышной и Деркулом, и в глубине на запад, и по самому Деркулу.

Маленький Сашко, такой же аккуратный и безмолвный, ночью провёл Катю тем же самым путём, каким когда‑то вёл Катю старик Фома, и она попала в хатёнку, где несколько дней назад напутствовал её Иван Фёдорович.