Подполье на передовой

Хочу знать, почему русские батареи так точно бьют по секретным немецким огневым точкам, которые не производили ни единого выстрела и, следовательно, не могли сами обнаружить себя? Я хочу знать... Черт! Вам понятно, что нам надо знать и чего мы не знаем?

- Нам понятно, что мы пока ничего не знаем, - с нескрываемым злорадством выпалил Сперанский.

Заметив растерянность начальника, Саркисов сказал, перебирая в руках искусно сделанную плетку:

- Человека надо расколоть. На все твои "хочу знать" можно получить ответ с помощью этой штуки. Нужно только исходный материал иметь.

- Между прочим, Саркисов верно сказал насчет материала. Ты ведь, Сперанский, кажись, на железной дороге работал?

- Работал... На вокзале, - отозвался он.

- Во-во. А мне там, - шеф ткнул желтым обкуренным пальцем куда-то через плечо, - намекнули, что паровозы что-то очень часто и одинаково ломаются. Ты бы присмотрелся там среди своих старых дружков. Глядишь, и попался бы материал для Саркисова.

Раздосадованный тем, что Кроликов опередил его, Сперанский пробурчал:

- А я уже присмотрелся. И смею заверить, не сегодня-завтра материал будет.

- А кто на примете? - живо откликнулся Кроликов.

- Да так. Один старик. Машинист паровозного депо. - Сперанский тянул с ответом, лихорадочно подыскивал жертву. Он готов был назвать любую фамилию, любого человека. Но вспомнить никого не мог. - Один старый кадровый машинист. - И тут неожиданно всплыло в памяти лицо человека, всегда с сомнением посматривавшего на кассира-таксировщика. - Поляков. Сергей Поляков или Степняков.

- Поляков? Ну что ж. Поляков, Степняков - один черт. Давай-ка его сюда. Пусть Саркисов занимается с ним.

...И не знал Сергей Поляков, что над ним уже занесена рука палача. Не знал Степан Островерхов, что случайный выбор бывшего таксировщика нанесет смертельный удар по железнодорожной группе подпольщиков, руководителем которой был Петр Попов. Степан Григорьевич знал его по истребительному батальону. Связь с ним сейчас Степан Григорьевич Островерхов поддерживал через Андрея Логвинова. Вот и сейчас, сидя на корточках в подвале Семикиных, он обстоятельно объяснял руководителю подпольной группы в паровозном депо Андрею Логвинову, как можно незаметно и наверняка выводить из строя паровозы.

На острие

ножа

Со стороны цементных заводов доносились звуки незатухающего боя, а здесь, в доме Боднарей, было тихо и даже как-то празднично. Василий Евстафьевич Боднарь и его жена Екатерина Петровна сидели на веранде за самоваром. И так спокойны были их лица, так неспешно текла их беседа, что никому не пришла бы в голову мысль, что в дальней комнате дома Островерхов проводит оперативное совещание с группой подпольщиков.

- Значит, так, товарищи, - говорил Островерхов, внимательно и изучающе осмотрев каждого присутствующего. - Нами получены сведения, что полиция готовится к арестам в паровозном депо. Людей мы предупредили, и они пока скрылись. Но это пока. А дальше что?

- Бежать, - сразу отозвался быстрый в решениях Сергей Карпов.

- Куда?

- К партизанам.

- Напороться на патруль.

- Сергей прав, надо уходить к партизанам.

- Что ж, по одному их водить? - серьезно спросил Островерхов.

- Не отрядом же отправлять? - вставил Петр Вдовиченко.

Островерхов внимательно осмотрел подпольщиков. Все ребята хорошие. Сергей Карпов по совету Степана Григорьевича пошел на службу к немцам, выполняя там задание разведывательного характера. В полевую жандармерию с таким же заданием внедрены Владимир Юнашев, Петр Вдовиченко, Арсений Стаценко, Григорий Сечиокно. Во время отступления наших войск из Новороссийска они оказались отрезанными в районе Абрау-Дюрсо. Через Анну Зотовну Авдееву связались с Островерховым и по его совету устроились в немецкую комендатуру - в 617-й охранный батальон. Жандармы носили красные погоны. Поэтому жители называли их "краснопогонниками".

Карпов, Юнашев, Вдовиченко, Стаценко и Сечиокно собирали разведывательные данные, под видом арестантов переправляли к партизанам советских граждан, а также связных, носивших партизанам продовольствие и медикаменты. Связными были Татьяна Растригина, Студеникины: Нина, Зинаида и Анатолий.

Подпольная группа работала в сложных условиях, почти на передовой. Это требовало строжайшей конспирации от каждого ее члена. Конспирации и осторожности.

- Значит, ты, Петр Вдовиченко, против того, чтобы людей отправить к партизанам группой, отрядом? А почему бы и пет?

- А что? - загорелся Карпов. - Верно! Отрядом! Под конвоем. Мы и поведем. Только документы надо соответствующие.

- Какие? - живо спросил Островерхов.

- Ну, предписание, подписанное шефом полиции, и список. С печатью. Только надо на немецком языке. Чтоб полицаи не поняли, а немецкие патрули не придирались.

Степан Григорьевич, пошуршав в кармане, развернул бумаги:

- Такие?

Подпольщики склонились над документами. Изучали не спеша, внимательно. Карпов рассматривал дольше всех. Затем достал свой пропуск, сверил подпись и печать. Наконец и он оторвался от бумаг и недоуменно посмотрел на Островерхова...

- Это что ж, сам господин Кроликов изволил проявить такую заботу о партизанах? Или я ни черта не понимаю.

- В общем, как я понял, документы подходящие, - улыбнувшись, ответил Островерхов. - В таком случае, давайте обсудим все в деталях...

Неожиданно со стороны веранды донесся звон.

- Внимание, товарищи. Всем выходить в эту дверь! Там, в кладовочке, подвал. Я иду последним.

Подпольщики быстро и бесшумно скрылись за дверью. Островерхов внимательно осмотрел комнату, вытряхнул в карман пиджака окурки из пепельницы, протер ее рукавом. Стремительными движениями убрал от стола стулья, притаился у двери. Прислушался. С веранды доносился нарочито громкий певучий голос Екатерины Петровны.

- Пожалуйте, пожалуйте, господа солдаты. Милости просим к столу. Донесся бесцеремонный грохот кованых сапог, грубые голоса.

- О-о! Дас ист руссише тшай! Зер гут! Давай-давай!

- Штиль! - пресек шумный восторг чей-то властный окрик. - Здесь имель себя партизанен? Коммунист? Комиссар? Совьет депутат?

- Да нет, что вы, господь с вами! Здесь нет коммунистов, - опять запела хозяйка.

- Швайген! Молчать! Документы здесь! Показаль комната.

Вновь загрохотали сапоги, скрипнула дверь комнаты. Островерхов исчез в кладовой, тихо и осторожно прикрыв за собой дверь.

***

Нила и Майя навестили Азу Островерхову вечером. Аза обрадовалась их приходу. Эти дни Аза была встревоженной. Отец уже два дня не появлялся. А тут еще и Борис - нет на него управы - день и ночь где-то пропадает, А то придут с Виктором Слезаком, слесарем из паровозного депо, закроются в отцовской комнате и часами сидят там тихо: ни стука, ни голоса. Что они делают, неизвестно. Один раз, правда, Виктор, подмигнув Борису, небрежно сунул в руки Азе пропуск на право хождения по запретной зоне и, хитро посмеиваясь, спросил:

- Как дела?

Аза повертела в руках картонку, прочитала немецкий текст, скользнула взглядом по подписи коменданта Эриха Райха - она уже не раз встречала бумаги с его подписью - и вернула пропуск Слезаку.

- Не пойму, почему это господин Райх проявил к тебе такое доверие.

Парни дружно захохотали. Борис сказал:

- Дождешься доверия, когда на висилице задрыгаешь.

- Неужели подделали? - испугалась Аза. - Да вас же схватит первый встречный патруль. Вы что, ополоумели?

- А вот мы сегодня и проверим, схватит или не схватит.

- Не смейте этого делать! - вскрикнула Аза. - Без разрешения отца ни в коем случае нельзя.

Слезак смущенно замялся. Но Борис... Ох, этот Борис! Хотя бы скорей отец приходил. А то... Вчера пришли ночью, выкладывают немецкий офицерский планшет, набитый документами. У Азы сердце остановилось.

- Где взяли? Что вы натворили?