В сложном полете
В сложном полете читать книгу онлайн
О курсантах военных училищ не написано и не издано почти ничего. А о курсантах-штурманах вообще ничего. В повести «В сложном полете» — правдиво, без прикрас, часто в приключенческой форме рассказывается о жизни, службе, наземной и воздушной (иногда со смертельным риском) боевой учебе героев. И конечно, о чистой самопожертвенной любви. В повести «Я помогу тебе, отец!» — малоизвестные, редкие боевые подвиги-приключения (отцов и дедов курсантов) летчиков в годы Великой Отечественной войны. В книге очень интересно, профессионально и подробно описан исключительно трудный сложный исторический полет в Югославию для спасения маршала И. Б. Тито из окружения. В целом повествование идет легко, живо, интересно. Заслуженный военный штурман СССР, генерал-майор авиации В. ЛУНИН.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— В общем, ясно одно, — прокашлялся и солидно начал Митька Шамков. — Борька никого не хуже.
— Да уж тебя-то лучше! — выкрикнул кто-то сзади. Снова смех.
— Во! Во! — смешался, покраснел и закивал Митька. — Сами знаете, я всегда был первым его врагом, а стал летать с ним, убедился — Борька — король и многому можно у него поучиться. Нигде так не раскрывается человек, как в сложном, тяжелом, длительном и опасном полете. А он всегда на высоте…
Вмешался Середин. Блестя глазами, побледнев так, что потемнели веснушки, сказал запальчиво:
— Митрей! Лучше скажи, како́ он сделал мне добро?.. А то тут все шумят: добро́, добро́! А я его в шары не видал! Порвать мой рот! Бастрык мне в нюх!
Грянул хохот. Еле успокоились.
А сколько раз он объяснял тебе материал?
— Ну-у, это мелош!
— Побольше бы таких мелочей и людям бы жилось намного легче, — усмехнулся Елиферий. — А что ты́!.. сделал ему хорошего?.. Ответь!
Как нашкодивший и пойманный ученик, Женька растерялся, запереминался с ноги на ногу, глуповато заулыбался.
— А сколько раз убеждал тебя бросить курить, — продолжал Шамков. — Помогал по физо, по стрельбе, в полетах. На экзаменах к Бурнасу вместо тебя пошел. Денег взаймы дает! А ты ничего не помнишь! Эх! Ты-ы!..
Середин, порозовев, деланно расхохотался.
— Ё-ё-моё! Так это ж при царе Горохе! Когда людей было крохи!.. Верно я говорю, Сувора? Верно?.. Или взаймы!.. Просят — реви да не давай! Дашь — реветь будешь, да просить!..
Все засмеялись.
Ну, а что я?.. Стоял в оцепенении, онемев, ворочал головой, смотрел, да слушал… Признаюсь, не могу я бить людей. Беспощадно говорить правду в лицо о их недостатках, да еще при всех. Мне почему-то их жалко, хотя они меня не жалеют. Не могу делать больно им, хотя они постоянно делают мне это. Даже стремятся к этому. Наслаждаются моей болью. Собирают по крупинкам все мои соринки-недостатки, чтобы выплеснуть их мне в лицо. А у себя бревна в глазах не видят… А когда и соринок не находят, — прибегают к клевете, выдумывая трусость, как Ленька Козолупов. Поэтому, вероятно, мне трудно и живется…
Ночью долго не мог уснуть, хотя и гудело тело и ныли ноги. Все-таки 25 километров пробежать — мука. Да и выдержать четыре расспроса-допроса-разноса с пристрастием тоже дело непростое — требуются силы и нервы немалые.
В памяти вставали картины прожитого дня и чаще всего последняя.
Поделом досталось. И черт дернул извиняться, привлекать внимание. Но кто знал? Хотел же лучше… Спасибо Юрке, Валерке: защитили, а то бы хана, заклевали. И Митька удивил… Вот и пойми, кто друг, кто враг?.. А если честно — во многим наши правы. Суетлив, от усердия готов в лепешку разбиться… У них надо учиться.
Да, что можно другим — нельзя мне. Все идет во вред. Даже секретарство!.. Или уж не желать ничего?.. Ни к чему не стремиться?.. Тогда не будет переживаний и разочарований…
Елиферий — бог! Всего на секунду подошел — все и всех на место поставил. Вот бы такого друга иметь — счастье!.. Но он, к сожалению, не хочет. Ясно, ему нужны друзья такие же сильные, как он. Или сильнее. А не такие тюхи, как я…
Ну кто из сильных будет маяться, «раздваиваться», ворошить свое унизительное поведение и поступки? Ругать себя за них, презирать и ненавидеть?! Мысленно злорадствовать над собой: «Так тебе и надо! Лучшего не заслужил, человечишка!..» А что, стоит презирать — раз постоять за себя, защитить не могу!..
Иногда так увлекаюсь самобичеванием, что готов людей позвать, чтобы помогли ругать меня. Но потом вдруг торможу, «но если я не за себя, то кто за меня?..» Ведь люди, товарищи еще ни разу не выступили за меня, исключая Валерки и Юрки, ничем не помогли, а всегда ругали, указывая только плохое. Ведь только позови — с радостью прибегут и в землю вгонят…
А Вострик — дезертир, если не хуже. Сам в историю втравил и бросил. Но понять можно: ревнив, как Отелло, поэтому и молчал.
Сувора тоже хорош. Обвинил в своих же недостатках и Шамкова приплел. Сам-то уж действительно думает только о себе и своих удовольствиях, поэтому учиться-то лучше не хочет и от поручений отказывается…
Выходит, выделяться, превосходить окружающих можно, если только имеешь поддержку сильных, защиту от окружающих, от их зависти, интриг, клеветы. Иначе заплюют…
А уполномоченным я просто попугал. Как-то же надо было защищаться и прекратить дурные разговоры…
Да-а, жизнь не мать, а мачеха. И почему таким нелюбимым сыном ее родился?..
МУКИ ОЖИДАНИЯ
Вот и пришли долгожданные госэкзамены — финиш, учебы, — о которых так много говорили в течение двух лет, и к которым так рьяно стремились.
Оно и понятно, госэкзамены — вершина, рубеж, отделяющий всю прошлую серую подготовительную жизнь, от взрослой самостоятельной, захватывающе-увлекательной, в которой свершаются великие дела, достигаются намеченные в детстве и юности цели. Госэкзамены — двери, открывающие путь в настоящую жизнь, где каждый становится тем, кем он должен быть, где нельзя уже откладывать все свои дела на потом, на будущее, потому что потом уже будет старость и-и… КПМ!..
Сначала отгудели государственный выпускной — самостоятельный полет по маршруту с применением всех средств самолетовождения, с выходом на цель — полигон — в заданное время и бомбометанием на нем. (Время и точность выхода определялись по разрыву первой бомбы).
Мне полет показался самым легким из всех. Может, потому, что были чудо-метеоусловия?.. (Светило солнце, видимость была «мильен на мильен»). А может, все-таки из-за того, что тяжело в учении…
Не напрасно же трудились столько времени, как проклятые, без передыху?..
Впервые вся рота отработала хорошо и, пожалуй, отлично.
Потом сдавали госэкзамены по теории. Тоже сдали хорошо, почти без троек!..
Начищенные до блеска, горделивые, не замечая уважительно-восторженных взглядов первокурсников, с месяц ходили напоследок в УЛО, отчитывались за учебу.
И вот к величайшей радости, наконец, свободны!..
Все ходят возбужденные, веселые, вслух планируя проведение первого офицерского отпуска, который начнется сразу же, как придет из Москвы приказ министра. И лишь я помалкиваю, не зная, что меня ждет.
До сих пор неизвестно, в каком звании выпустят и в каком качестве?.. Могут командиром взвода, а не штурманом. Примеров достаточной даже из прошлого выпуска. Выдадут ли аттестат с отличием, или нет?.. До сих пор ведь не наказали!.. Значит, расплата впереди. Лучше бы отсидеть на «губе», да и дело с концом. Дважды, согласно уставу, за один проступок не наказывают…
Правда, Умаркин как-то сказал, чтобы не расстраивался. Все будет в порядке.
Но Патяш до сих пор продолжает «не видеть» меня. А вчера на мой вопрос прямо заявил:
— Когда придет приказ, тогда узнаете, как с вами поступили. Наберитесь терпения и ждите. Не надо было опаздывать из увольнения…
И, уходя, добавил:
— И надо же было вам тогда на собрании зацепить Рюкова. Ему же все передали… Теперь и генерал за вас, так тот прицепился. Года три назад он бы вас с его-то связями в солдаты отправил, а то и в тюрьму. Теперь не знаю. Если что и поможет, так это перестройка. Но она, к сожалению, пока слова, а не дела. А он, минуя генерала, звонит и звонит по Москве…
Так что неизвестно, что и планировать. К тому же разные зловещие слухи о моей судьбе доходят до меня. И все со ссылкой на Рюкова.
Подонок он!.. Так говорят частенько между собой преподаватели практики-ветераны, знающие его с курсантов. По примеру своего тестя Лелькова, бывшего начуща-генерала, продвигает по службе только тех офицеров, жены которых делят с ним постель. Да тех, кто строит ему гаражи, работает в саду, что-нибудь достает или прямо взятки дает. Пьянствует, развратничает и все сходит. Потому что имеет мохнато-волосатую лапищу в Москве. Поэтому и не хотелось идти в армию. О-о, сколько о ней рассказал отец. Хотя в годы диктаторов везде было так, но в армии особенно. Все безобразия прикрывались уставом, законами армейской службы, запретом критиковать командиров под видом сохранения авторитета и единоначалия. Не случайно родились аксиомы: «Ты начальник — я дурак!», «Я начальник — ты дурак!», «Командир всегда прав!», «Командир все должен знать!», позволяющие бесцеремонно совать нос в семейную жизнь подчиненных и даже в ее интимную область, что было удобной лазейкой для совращений жен. И такое наблюдалось во всех гарнизонах… А сколько трагедий произошло?!.. Не счесть!.. Недавно приезжала к маме сестра из дальнего гарнизона в Казахстане. Так там похлеще картина, рассказывала. Начгар — начальник гарнизона — молодой генерал, летчик-истребитель. Ну и куролесит. Порядочные симпатичные женщины, как от Берии, прячутся от него. А путаны, прости, господи, и бесстыжие, наоборот, сами очередь на него устроили…