Катынь. Post mortem

И тогда он милостиво может принять передачу, и это будет означать, что адресат находится в данном заведении…

Вместе с другими Анна продвигалась по жаре вдоль мрачной стены, которая сплошь была заклеена плакатами, сообщавшими о предстоящем референдуме. Наконец она подошла к железным воротам, по цвету напоминавшим военный корабль, встала на цыпочки и протянула в окошко передачу:

– Для Ярослава Селима!

В напряжении Анна следила, как палец дежурного листает страницы толстой книги с загнутыми углами. Он нашел страницу с буквой «С», пробежался пальцем вдоль столбца с означенными в нем фамилиями и отрицательно мотнул головой. Анна ни о чем не спрашивала. Женщины, что стояли в очереди перед ней и за ней, научили ее, что тут не задают никаких вопросов. Если передачу примут, это означает, что она попала куда надо. А если не примут, то надо теперь от здания тюрьмы на улице Монтелупих отправляться к окружной тюрьме и там попытаться…

Анна поехала на трамвае, выкрашенном в желтый и голубой цвета. Она отстояла еще один час, прежде чем, поставив передачу на полку у окошка, услышала вопрос:

– От кого передача?

Ни секунды не колеблясь, Анна ответила:– От семьи!

– Приняли! – Этим восклицанием Анна встретила вошедшую Нику, которая была одета в белую блузку и синюю плиссированную юбку. Волосы Ники были собраны на затылке.

– Ты что-нибудь узнала?

– Что он жив! – Анна давно не была в таком волнении. – Когда получит передачу, будет, по крайней мере, знать, что он не один.

– У каждого сегодня свой большой день, – сказала Ника, и только сейчас до Анны дошло, что ведь у дочери сегодня был устный экзамен по польскому языку.

– О боже! – Анна вскочила и прижала Нику к себе. – Я думала, что успею прийти к школе.

Она хотела извиниться, все объяснить, расспросить обо всем, но именно в этот момент явился Юр с букетом тюльпанов. И именно ему Ника предпочла рассказать все подробности сегодняшнего экзамена. Анна недоумевала, неужели это очередная демонстрация против нее? Может быть, Ника хотела таким образом дать матери понять, что, вовлекая Ярослава в свои лабиринты, в которых она искала правду о прошлом, она в каком-то смысле вынесла ему приговор?Оставшись одна, Анна подошла к шкафу, вытащила рукав мундира Анджея и прижалась к нему щекой…

61

Ника ждала, что он придет к школе в тот день, когда ей вручали аттестат. Но его там не было. Может быть, его задержали на занятиях?

Она думала, что он явится потом к ним домой. Он не мог не прийти, ведь они обещали друг другу, что в день получения ею аттестата они отправятся вместе в кафе Новорольского и будут есть мороженое, а потом он поведет ее в дом к тетке Михалине и покажет свою картину маслом, на которой Ника представлена в образе полевого ангела. Да, полевого, ибо на картине она ступает по майскому лугу, а вернее, плывет по воздуху, а облака за ее спиной выглядят так, словно это ангельские крылья. Эта картина должна была стать наградой для нее за сданный экзамен на аттестат зрелости. Он так прекрасно описывал ее, как она должна выглядеть в виде полевого ангела, что не раз, засыпая, Ника представляла себе этот луг и себя в виде парящего над лугом ангела, легкого, словно пух одуванчика…

Что могло случиться, если Юр не появился у школы, не стал искать ее дома? А может, его арестовали? Может, он снова что-то там натворил, как три дня тому назад? Они шли, держась за руки, по улице Шевской. Перед ними расклейщик наклеивал на стену плакаты, призывавшие народ, во имя единства, сказать на референдуме «ТРИ РАЗА ДА». Двое милиционеров стояли в воротах, занятые разговором с дворником.

Юр едва слышно бросил ей:

– Готовься бежать, – и, проходя мимо расклейщика плакатов, как будто бы случайно зацепил ногой ведро с клеем, одновременно срывая только что приклеенный плакат. Милиционеры бросились в их сторону. Юр схватил Нику за руку и потянул за собой. Они бежали как тогда, когда впервые шли вместе по Кракову и возле мясного магазина Юр спровоцировал милиционеров замечанием о свином рыле…

Он мог сотворить еще какую-нибудь глупость. А что, если он арестован? Иначе они наверняка пошли бы вместе смотреть его полевого ангела…

Ника решила сама его поискать. В академии она проскользнула в зал, где проходили занятия по скульптуре. Ее заметил приятель Юра.

– Его нет? – спросила шепотом Ника.

– Он там. – Приятель показал пальцем в потолок. – Заперся на чердаке с рухлядью. С ним что-то происходит со вчерашнего вечера.

Ника застала Юра сидящим на полу в расстегнутой рубашке. Он сидел прислонившись спиной к стене в студии, превращенной в склад и заваленной вынесенными сюда неудачными скульптурами рабочих, головами цезарей и фигурками Богоматери из глины и гипса. Пол был усыпан щебнем, осколками гипса, повсюду стояли посудины с засохшим гипсом. В руке у Юра был зажат молоток скульптора, которым он тупо, но изо всех сил лупил по гипсовой голове солдата в шлеме, зажатую между коленями. Осколки гипса летели ему прямо в лицо. Рядом валялась пустая бутылка из-под водки. При каждом ударе молотка Юр повторял рефреном три слова:

– Что я наделал?! Что я наделал?!

Ника стояла в дверях, застигнутая врасплох его видом: единственная живая душа на кладбище гипсовых фигур:

– Я ждала тебя.

Юр посмотрел на нее остекленелым взглядом, затем отбросил в сторону гипсовую голову солдата и, скорчившись на полу, смотрел на Нику, как побитый щенок.

– Забудь, что ты когда-либо была со мной знакома! – Он был так пьян, что окончания слов расползались, не успев слететь с губ. – Забудь, что я вообще когда-либо существовал.

Ника присела на корточки рядом с ним, она хотела погладить его по голове, но он отбросил ее руку и пополз в угол, где была самая большая гора мусора из щебня, осколков и фрагментов разбитых форм для отливки. Заслоняя руками лицо, он повторял:

– Что я наделал?! Что я наделал?!

– Что случилось? – Ника склонилась над ним.

– Вот что! – Резким движением он выдернул из кармана брюк листок бумаги с печатью официального учреждения. – Прочти! «Томаш Космаля скончался в результате сердечного приступа»!

– Твой брат умер? – Ника держала в руках листок с печатью.

– Они дали мне это! – Он вырвал из рук Ники листок и продолжал беспорядочно выкрикивать одному ему понятные фразы, одновременно пиная ногами расставленные вдоль стен скульптуры. – А ведь он должен был остаться в живых! Они обещали: жизнь за жизнь! Обманули! Обвели вокруг пальца! А я дурак… – Он внезапно оборвал свой крик, как будто у него не хватало сил закончить мысль. Схватив с пола бутылку, он перевернул ее вверх дном, но из горлышка вытекло лишь несколько капель. – Ведь они сразу вынесли ему смертный приговор! А я, идиот, поверил им!

Слушая эти сумбурные выкрики, Ника пыталась понять, кого он обвиняет и в чем. Ему надо успокоиться, пусть он наконец скажет, что случилось.

– Его арестовали за организацию. – Ника прижала его плечи к стене. – Но ведь еще не было процесса.

– Процесс?! – Его лицо исказила саркастическая гримаса. – Против мертвых процесс не нужен. Для них есть смерть от сердечного приступа! А я хорошо знаю, как там умирают от сердечного приступа!

Пошатываясь, он схватил кусок доски, положил ее на спину гипсовой фигуры, представлявшей торс металлурга, и в каком-то исступлении ударил по ней несколько раз молотком. Доска подскакивала, а он в такт ударов выбрасывал из себя рваные фразы:

– Это сделал «метатель молота»! Я узнал!

– Какой метатель молота?!

– Они держат в тюрьме эсэсовца. Чемпион Европы в тяжелом весе. Это он устраивает «сердечные приступы». Доска на плечи, и бац девятикилограммовым молотом! – Его последний удар по доске развалил скульптуру пополам. – А потом родственники получают свидетельство о смерти. Как я мог поверить, что спасу брата?!

В этот момент до него словно дошло, что он сказал слишком много, а может, он подумал, что настал тот момент, когда ему следует свести счеты с самим собой. Он отколол горлышко бутылки о ребро батареи и острые, словно зубы акулы, концы стекла поднес к запястью. Ника бросилась к нему, между ними завязалась борьба: Ника понимала, что если она не найдет в себе достаточно сил, достаточно решимости, чтобы остановить его, то она потеряет его навсегда. Ника обхватила его руками, попыталась отклонить его тело назад, и тогда они вдруг оба оказались на усыпанном осколками полу, и, чтобы не дать ему вырваться, Ника прижала его своим телом, начала целовать его лицо, лоб, глаза и вдруг почувствовала, что тело его поддается, а руки обнимают ее бедра…