Боцман с «Тумана»

Словно от удивления грузовик замедлил ход, потом снова помчался с бешеной скоростью. Немцы кричали, указывали на море, подскакивали на гремящих баках.

Затем машина остановилась. Еще явственнее вырос гром канонады. Били корабли. Отвечали береговые батареи.

Егеря прыгали через борта. Прозвучала команда. Немцы ушли куда-то беглым шагом.

И уже опустилась бурой пеленой ночь. Рев стрельбы рос в отливающем багрянцем небе, а боцман лежал скрученный, всеми забытый, тщетно пытаясь распутать стягивавшие его узлы. Раза два егерь, оставленный на страже, взглянул на платформу. Снова начинал шагать снаружи…

Потом боковая стенка откинулась. Два солдата, с жестянками эдельвейсов на помятых кепи, схватили пленника с двух сторон, опустили на камни. Агеев лежал неподвижный, закрыв глаза, решив не подавать признаков жизни.

Это он убил майора Эберса, — сказал один голос, и сапог ударил боцмана в бок. — Он знает о десанте.

Доктор его оживит, — ответил другой. — Пока бросим его в третий сектор.

Там англичанин.

Ничего. Англичанин уже подыхает. Для допроса возьмем внутрь.

Подняли, пронесли несколько шагов, тяжело швырнули снова на камни.

Боцман открыл глаза.

Темнота. Но это — не закрытое помещение. Колючая сетка темнеет недалеко от глаз. Она искрится кое-где, сухо потрескивает; деревянные столбы обмотаны изоляционной прокладкой. Ограда под высоким напряжением, такая, о которой рассказывала Маруся.

Сбоку раздался стон. Агеев молчал. Стон повторился.

— Кто там? — еле внятно спросил голос поанглийски.

Это был настоящий английский язык. Чем-то неуловимым отличался от языка, на котором говорят небританцы, но Агеев знал — это настоящий английский…

— Кто там? — повторил умирающий голос, и после паузы: — Если спасетесь, товарищ, передайте нашим: я капитан О'Грэди, из Дублина. Я летчик британского королевского флота… Заблудился в тумане… Разбили голову, раздели… Два дня истекаю кровью… Может быть, больше… Я капитан О'Грэди…

Голос прервался, послышалось невнятное бормотанье. Агеев лежал, прислушиваясь. Так вот он, подлинный капитан О'Грэди, самолетом которого воспользовался диверсант.

— Капитан! — окликнул он тихо.

Темнота молчала. По-прежнему плыл отдаленный гул канонады. И вот, совсем вблизи, настойчиво зачастили пулеметы, лопнула граната, забили пулеметы с другой стороны.

Агеев напрягся, изогнулся всем телом — узлы немного ослабли. Нащупал грань острого камня, стал перетирать стягивающий руки шкерт. Раза два шкерт срывался, острый край скользил по пальцам, но Агеев не чувствовал боли.

Это работали наши пулеметы!

Он перетирал веревки и вслушивался и вглядывался в озаряемый тусклыми вспышками мрак. Что-то изменилось кругом. Что-то произошло с проволокой: она перестала потрескивать, искриться. А кругом пробегали враги, падали, стреляли, бежали снова. Где-то на склоне замигал быстро-быстро красный огонек автомата.

Боцман перепилил шкерт. Сел, разминая затекшие пальцы. Развязать ноги было совсем легко. Припал к земле — пулеметная очередь, разрывая проволочную ограду, лязгнула над самой головой.

Он подполз к неподвижному телу дублинца. Пальцы Агеева скользнули по белью, жесткому от засохшей крови. Капитан О'Грэди, подлинный капитан О'Грэди был мертв — сердце его не билось…

Большой дырой зияла проволока, рассеченная пулеметной очередью. Агеев шагнул наружу. Да, в проволоке не было больше электротока.

Посвистывали над головой пули, летели медленно самоцветы трассирующих снарядов и огненный пунктир пулеметных очередей.

Боцман снова припал к камням. Смерть носилась над головой. Нужно перехитрить ее снова, проползти туда, откуда — он определил это по звуку — били наши пулеметы и автоматы. Быстро полз по темным, скользким камням.

Все его избитое, измученное тело болело и ныло, во рту был солоноватый привкус крови, жгучим потом, а может быть, кровью заливало глаза.

Кто идет? Полундра! — прозвучал впереди резкий вопрос.

Свой! — крикнул Агеев. — Я свой, Сергей Агеев!

Боцман?

Агеев узнал голос друга — разведчика сержанта Панкратова. Увидел его коренастую фигуру, распластавшуюся на камнях у ручного пулемета.

Он самый, сын своего отца! — Агеев крепко стиснул руку сержанту.

С кем это вы, Панкратов? — послышался, как всегда, негромкий, глуховатый голос Людова.

Боцман Агеев, товарищ капитан, откуда-то взялся!

Боцман? — Людов подполз ближе, из-под капюшона плащ-палатки блеснули круглые стекла. — Вы почему не на Чайкином Клюве?

Так вышло, товарищ капитан… Я майора Эберса убил. Меня немцы в плен взяли… — Последнюю фразу Агеев произнес с трудом, много тише, чем первую.

Ага, — сказал Людов хладнокровно. — Следовательно, полагаю, вы без оружия? — Никогда, ни при каких обстоятельствах капитан Людов не показывал, что удивлен тем или другим фактом.

— Так точно, без оружия…

— Панкратов, передайте ему автомат Тер-Акопяна… Тер-Акопян только что погиб, боцман… — На мгновение Людов замолчал. — Панкратов, нужно проверить, вырублен ли ток.

— Ток вырублен, товарищ капитан! — доложил Агеев.

Он сжимал в руках автомат павшего товарища. Кровь бушевала в теле, не было и следа недавней слабости.

— Прекрасно! — сказал Людов. — Тогда займемся спасением женщин и детей, орлы матросы!

Как же очутились орлы капитана Людова здесь, в самом сердце секретного вражеского района?