Угол атаки

– Подведем итоги, – хрипло пробормотал он вполголоса. – Карты потерял… Нож потерял… Заблудился… А денежки-то мои…

Он громко расхохотался и тут же замолк, испугавшись, что его услышат. Потом побрел туда, где, по его расчетам, находился юг.

Глава 11

Катарсис

Руководитель полетов разрешил «МиГам» сопровождения приземляться, лишь когда «Ф-111» был убран с полосы. Приказ оказался весьма кстати – топливо у истребителей уже заканчивалось. Едва они приземлились и свернули с ВПП на рулежку, как дежурная вьетнамская пара вырулила на старт и пошла на взлет.

Хваленский открыл фонарь, потом вырубил двигатель и стал ждать, пока к нему подъедет тягач. От нечего делать он стал смотреть на одинокую звездочку, сиявшую аккурат впереди самолета.

Внезапно майор ощутил, как он устал. Устал и физически, да так, что не смог бы сейчас и пальцем пошевелить, и душевно. Не хотелось больше воевать, стрелять, мстить за погибших… Короткий стремительный полет над ночными джунглями съел остатки его сил, и теперь ему было даже хуже, чем тогда, после известия о нелепой гибели Ашота. Тогда ему хотелось немедленно бежать и мстить американцам, хотелось подняться в воздух на первом попавшемся под руку самолете и безжалостно расстрелять в упор первую попавшуюся машину. Сейчас же хотелось только одного – уставиться в одну точку и сидеть на месте, ни о чем не думая.

Так он и сделал.

Тягач опаздывал, было очень тихо, и потому майор очень быстро впал в состояние, близкое к трансу. Он смотрел на звезду – и постепенно успокаивался. Все накопившееся в душе дерьмо улетучивалось, и его место занимала легкая и спокойная радость – мы все-таки это сделали! Мы, мы пригнали сюда американца… без нас хрен бы что вышло, пусть даже заслуга разведчиков тут побольше. Не они, а МЫ его сюда привели и заставили сесть…

Мысли плавно перетекали в другое русло. Летчик неожиданно поймал себя на том, что размышляет, чем бы заняться по возвращении домой. Раньше он гнал такие мысли прочь, теперь же с удивлением заметил, что ему даже нравится строить планы на будущее.

«С батей баньку соорудим на даче, – думал Хваленский, и сразу воображал ее себе во всех деталях: деревянная, с настоящей кирпичной печью и просторным предбанником. – Он давно хотел такую… Интересно, а Нина там как? – Майор вдруг вспомнил смешливую двадцатилетнюю соседку, которую видел полгода назад, во время отпуска, когда ездил проведать родителей в Союз, и сердце аж защемило от неожиданной тоски. – Замужем уже небось… Да не! Быть того не может. Не замужем. Вернусь – женюсь!»

На душе внезапно потеплело. Жизнь перестала казаться черным тоннелем, превратившись в бескрайнее поле – куда хочешь, туда и иди.

В себя майора привел негромкий стук по обшивке. Хваленский повернул голову и увидел, что к борту его «МиГа» уже приставлена лестница и по ней поднимается техник.

– Вечер добрый, товарищ майор, – поздоровался он. – Ну и фрукт вы сегодня пригнали… Мы его еле в ангар закатили!

– Привет, Леш. Пилотов куда девали? – сухо спросил Хваленский.

– Да увезли уже куда-то…

– Жаль… – вздохнул летчик.

– Товарищ майор, у вьетнамцев там что-то с тягачом. Минут пять ждать придется еще, наверное. Может, я за вас до ангара досижу, как тягач придет?

По правилам, при буксировке самолета в кабине должен был находиться пилот или техник, который в случае необходимости нажимал на тормоз. Обычно после приземления это делали сами летчики, но сейчас майору хотелось только одного – остаться одному и поразмышлять. Поэтому он с готовностью выбрался из кабины.

Когда летчик спустился на землю, техник увидел, что тот улыбается. Все на аэродроме уже успели забыть, когда майор в последний раз был веселым, и потому Леша был несказанно удивлен.

А Хваленский, хлопнув его по плечу, неспешно зашагал вдоль взлетной полосы. Он шел по траве и смотрел на звезды, глубоко вдыхая свежий ночной воздух и чувствуя, как легко становится на душе. Черная злоба, снедавшая его с того памятного мартовского дня, когда погиб Ашот, постепенно исчезала. И уходило чувство вины за то, что не смог спасти его.

Огненной полоской вдруг чиркнул по небу падающий метеорит, и майор, остановившись, мысленно пожелал погибшему Чапаю легкого лежанья. Постояв немного, пошел назад.

На полпути его встретил Володя. Капитан уже успел сменить летный комбинезон на повседневные брюки и рубашку и теперь неторопливо брел вдоль полосы, засунув руки в карманы и насвистывая что-то разудалое. Заметив командира, он умолк и приосанился.

– Товарищ майор…

– Вольно, – усмехнулся Хваленский. – Как, пришел уже в себя?

– Да, – улыбнулся летчик. – Здорово мы все-таки этих янки посадили…

– Это точно, – кивнул майор. – А куда самолет их поставили? Посмотреть бы потом вблизи…

– В третьем ангаре стоит. Пойдемте посмотрим? Я там только что был…

– Да не, потом… Как тебе самолет?

– Ничего так машина! – одобрительно покачал головой капитан. – Кабина удобная, просторная, обзор такой хороший – нам и не снился… Бомб, правда, нет – он пустой прилетел.

– Ну и хрен бы с ним, – пожал плечами Хваленский и, взглянув на небо, с наслаждением зевнул. – Главное, что прилетел… Ладно, поехали-ка в лагерь. Устал я что-то…

Они неспешным шагом направились к стоянке возле КДП, где майор утром оставил свой джип. Помолчав, Володя сказал:

– Я вот все думаю… Если бы американец вдруг начал там ерепениться и маневрировать, как бы мы его загоняли на нашу базу? С тем «Фантомом» попроще было… он хоть днем летел, да и не так быстро. И нас четверо тогда было…

– Если честно, я и сам не знаю, что бы мы сделали, – признался майор. – Но, думаю, выкрутились бы. Не впервой.

Володя кивнул в знак согласия. Когда офицеры подошли к стоянке и майор принялся стаскивать с себя летный комбинезон, он задумчиво спросил:

– Интересно, еще что-нибудь в этом духе нам подкинут?

– Ага. «Бэ-пятьдесят два» пригнать попросят… – буркнул майор, швырнув комбинезон в кузов джипа.

Володя вначале недоуменно воззрился на командира, а потом они оба расхохотались. Принудить к посадке стратегический бомбардировщик, способный зараз превратить несколько квадратных километров в испещренную кратерами пустыню, – это была бы просто сказка!

– За тот «Фантом» – благодарность от командования, – сквозь смех говорил Маргелов, – за сегодняшнего меньше медали не дадут, а за «Б-52», наверное, сразу Героя получим…

– А что, мысль! – утирал слезы Хваленский. – Только ты никому ни-ни, а то и правда прикажут… Лучше сами как-нибудь попробуем, в порядке самодеятельности. Ладно, поехали в лагерь… шутник!

Уже в хижине Хваленский разложил на столе нехитрую снедь и плеснул в стаканы немного водки:

– За наше безнадежное дело, Володь…

Выпили. Посидели. Налили еще.

– Готовься принимать дела, – сказал Хваленский. – Завтра моя командировка заканчивается. Поеду в Союз…

– Понимаю, Михаил Антонович, – капитан посмотрел на командира. – А я, пожалуй, останусь потом… на сверхсрочную…

– Если не секрет – зачем? – спросил майор. – Ладно я… Я свои счеты с янки сводил. А тебя-то что держит?

– А у меня свои счеты, – угрюмо ответил Володя. – Помните, меня тогда «охотники» подловили, когда я с курсантом летал? Да мне до конца дней это сниться будет! – стукнул он вдруг кулаком по столу. – Ржут, фотографируют меня на свой фотоаппарат из кабины, а я зубами скриплю и от ракет уворачиваюсь… Суки!

Про Лилю он не упомянул.

Майор кивнул.

– И Ашота с Васей я им не прощу… – глухо произнес Володя. – И курсантов своих, которые в боях погибли. Я все помню… Да и скучно там, в Союзе, – добавил он после недолгого молчания.

– Почему скучно? Служить будешь, летать…

– Тут хоть летаем вволю. А там будем на партсобраниях мозги сушить. Да и опять же – здесь спецзадания, а там скукота… Не хочу.

– Вот оно что, – протянул Хваленский и подлил себе водки. – На адреналин ты подсел, Володь… Опасно так воевать.