Запасный полк

— Некоторые могут посчитать мое прибытие сюда... — глухо произнес Беляев, точно про себя, и рассеянно посмотрел на Гавохина.

Тот смутился. Но, как солдат, честный до конца, он вдруг встал, ибо решил, что комбриг упрекает его в чем- то и ждет откровенности.

— Каждый из нас был бы рад почетному фронтовому назначению.

— Спасибо, полковник Гавохин, — сухо сказал Беляев. — Вы все свободны.

Он понял то, чего недосказал седеющий командир полка. И тут же, устало откинувшись на спинку кресла, подумал, что сейчас поедет к Мельникам. Вызовет сани и поедет к Мельникам. Будет тяжело. Но он знал, что поедет.

2

Комбриг отпустил ординарца и вышел из штаба.

Необозримая снежная равнина, окованная с востока лесом, уходила, темнея, к потухшему горизонту, над которым, замерзая, сверкали яркие звезды. Лагерь спал тем крепким, солдатским сном, когда ничего не снится. Люди набирались сил на завтра. А завтра снова начнется суровая жизнь в маршах и походах, наступлении и обороне, стрельбе и атаке. Лагерь, погрузившись во тьму, спал, и комбриг вдруг почувствовал себя единственным часовым, охраняющим сон и покой бригады. Это было, разумеется, не так, ибо в каждой роте не спал дневальный, не спали часовые, дежурные, но ему стало хорошо от одной этой мысли, и не хотелось расставаться с нею. Да, он часовой бригады, армии, страны. Часовой Победы в глубоком тылу, он тоже приблизил этот радостный день.

Ему вдруг припомнился первый день... Летний лагерь, маршевая рота, отправленная со станции домой, и люди, люди, люди — множество людей, прошедших перед ним. Охотник Порошин и сталевар Руденко, Борский и Семерников, Щербак и Аренский, Солонцов с металлическими зубами и даже опытный Чернявский — все они и многие десятки других прошли перед его мысленным взором. Все повзрослели, окрепли, научились любить эту трудную, кропотливую работу в тылу во имя Победы, запламеневшей нынче над Волгой.

Вдали послышался знакомый перезвон бубенчиков. Приближались сани, вызванные предупредительным Агафоновым. Беляев подумал, что завтра нужно будет расчистить площадку перед штабом, убрать снег подальше. Не мешало бы коменданту самому замечать все это.

По снегу заскрипели чьи-то шаги. Беляев вздрогнул, Рядом стоял Щербак.

— Что тебе?

— Вам, товарищ полковник. От Наташи.

Беляев взял из рук Щербака бумажный треугольник,

— Уехала Наталья Ивановна. С праздника еще запросилась туда... в действующую. Ну, округ уважил. А это — вам лично.

— Спасибо.

Щербак исчез.

Беляеву почудилось, будто он и не появлялся.

Снова заскрипели шаги. Подошел Агафонов.

— Товарищ полковник, лошади...

— Не надо.

Яркие звезды тревожно мерцали в морозном небе. Зазвенели и растаяли, удаляясь, бубенчики. Все по-прежнему спало. И только он один, сжимая в руке письмо, зорко вглядывался в темноту, словно готовился опять в дорогу.