Узники крепости Бадабера

Андрей, несмотря на трагичность своего положения, с высоты седла с интересом разглядывал палаточный лагерь. Неприкрытая нищета взывала к состраданию, а ввалившиеся глазенки ребятишек, бежавших за конным отрядом, говорили о голодном существовании беженцев.

Моджахеды остановились возле высоких кованых железных ворот, неторопливо спешились. Сняли с седел и пленников. Что Зарина, что Андрей, не привыкшие к седлу, сбили ноги в кровь и теперь земля качалась у них под ногами, а тело пронизывала ломота.

Непослушными, одеревеневшими ногами пленники, а с этого момента — узники, через калитку, расположенную рядом с воротами, прошли в крепость. Андрей быстрым взглядом окинул внутренний двор, со всех сторон окруженный высоким дувалом, по верхнему срезу которого на наклонных металлических штырях было протянуто несколько ниток колючей проволоки, а в глину вмазано битое стекло.

Встречал отряд моджахедов человек в офицерской форме пакистанской армии, низенький, черноволосый, с полоской усов над узкими жесткими губами, черными пронзительными глазами на смуглом худощавом лице. Из-за того, что офицер был мал ростом, он демонстративно надувал грудь, смотрел надменно, говорил резко, как бы выплевывая слова.

— Майор Кудратулла, — представился он через переводчика. — Вы — мои пленники и находитесь здесь, чтобы медленно умирать.

Он перевел взгляд на Зарину. Глаза его рыскали по ее телу, отчего девушке стало не по себе, и она сжалась, низко опустив голову и инстинктивно сложив руки крест-накрест на груди.

Кудратулла шагнул к ней и, взяв Зарину за подбородок, приподнял голову.

— А ты, красавица, — майор сузил веки, хищно ухмыльнулся и просипел, — познаешь то, о чем и представить себе не можешь. Я буду выпускать твою кровь по капельке, эту нежную кожу сдеру по тонкой ленточке. Ты проклянешь тот день, когда появилась на свет. Жаль вот только, что к этому я не могу приступить сейчас, но мы скоро увидимся. Махмуд, — повернулся он к только что подошедшему молодому человеку с красивым выразительным лицом, одетому в военную форму без знаков различия, — отвезешь девчонку в Пешевар к Раббани, а этого, — кивнул он на Андрея, запустишь по малому кругу. Только не перестарайся. Он нужен Варсану.

— О чем он говорит? — тихо спросил Андрей у девушки и тут же пожалел о содеянном. Стоявший рядом с майором Кудратуллой молодой человек, отработанным движением резко выбросил руку вперед: дыхание перехватило, внутренности обожгло. Колеи, надломились, но Андрей устоял на ногах и усилием воли сдержал рвущийся наружу крик: стыдно было перед девушкой показывать свою слабость.

Вскоре Зарину увезли, но перед тем как уйти, она успела шепнуть: «Тебя поведут по малому кругу».

Но что такое «малый круг»?

Андрей слышал, как к воротам подъехала машина.

«За ней, — мелькнула мысль. — Вот и все… Больше вряд ли увидимся. А жаль! Встретить бы ее в Союзе раньше, до этого кошмара». Он вздрогнул, отгоняя несбыточные мечты, и глубоко вздохнул.

Андрея отвели в тюрьму. Под землей, куда воздух почти не проникал, ему на руки надели наручники, ноги заковали цепями и оставили в узком каменном мешке.

«Неужели вот так я буду сидеть? Год, два?!» — ужас заползал холодной змеей, сдавливая сердце, затрудняя дыхание. Это было невыносимо и Андрей закричал:

— Люди! Есть кто-нибудь здесь? Умоляю, откликнитесь?

В кромешной тьме, когда теряется ощущение пространства, в полнейшей тишине, где удары сердца молотом отдаются в голове, в духоте, от которой не укрыться, а организм истекает потом и слабеет воля, Андрей провел несколько дней. Тюремщик, грузный и мрачный бородач, раз в сутки приносил какой-то мутной бурды — вонючей и безвкусной, и чашку теплой воды, не утоляющей нестерпимую жажду, а подогревающей неутолимое желание.

— Изверги! Вы хотите сделать из меня мумию? Да я плевал на вас! Фашисты проклятые! — кричал Андрей в темноту. — Чтоб вам всем сдохнуть!

Выплескивая в этих криках копившуюся в нем злобу, отчаяние, страх, Андрей снимал напряжение, порожденное темнотой и давящей тишиной.

Наконец-то о нем вспомнили. Два сытых толстомордых бородача вывели Андрея наверх. Солнечный свет ударил по глазам, ослепил, а воздух опьянил своей свежестью. Но это продолжалось всего несколько мгновений: его сбили с ног и принялись обрабатывать тяжелыми резиновыми дубинами. Удары наносились размеренно, с оттягом, с затылка и до пяток. Он терял сознание, его обливали водой и снова били. Поначалу Андрей кричал, корчился, уворачиваясь от ударов на каменном полу, но потом тело перестало ощущать боль, а сознание удерживалось лишь чудом. Это почувствовали и его истязатели. Пытка прекратилась, и Андрея отволокли обратно в подземелье.

Так продолжалось несколько дней.

Он уже чувствовал, когда за ним придут и все его существо наполнялось ужасом.

«Зачем это бессмысленное избиение? — всякий раз возвращался он к мучившей его мысли. — Меня ни о чем не спрашивают, просто истязают. Зачем? Должен же быть какой-то смысл во всем этом?».

Иногда ему казалось, что он сходит с ума. Бред переходил в сон, а явь становилась бредом. Перед воспаленным воображением проходили его товарищи из десантной роты, родные, одноклассники. Он говорил с ними, до осязания чувствовал их присутствие. Временами наступало просветление и Андрей, реально оценивая свое состояние, все больше и больше убеждался в том, что ему долго не выдержать. От скудной пищи, не оставляющей ни на минуту физической боли, одиночества он слабел, дичал, деградировал.

Но, по-видимому, кому-то он все-таки был нужен. Как-то за ним пришли ни его ежедневные истязатели, а солдаты пакистанских Вооруженных Сил. Сняли наручники, освободили от ножных цепей.

В комнате, куда его привели и оставили одного, горел мягкий сирсневый светильник, на низеньком столике стояла бутылка вина и блюдо с восточными сладостями, один вид которых вызвал боли в животе и обильную слюну.

«Что бы это все значило? — терялся в догадках Андрей. — Может, очередная пытка?»

Вскоре в комнату вошел коренастый, широкоплечий, светловолоый человек, одетый в белую рубашку и свободного покроя серые брюки. Он жестом пригласил Андрея сесть в плетеное кресло и, когда тот опустился на указанное ему место, быстрым и точным движением налил в высокий тонкий стакан вина и пододвинул его к ничего не понимающему пленнику. Судя по запотевшему стеклу, вино было холодным и потому нестерпимо желанным. Но, предчувствуя подвох, Андрей не рискнул притронуться к стакану.

— Пей, — раздался голос человека в белой рубашке, — это тебе за страдания, перенесенные в стенах Бадабера. Пока меня не было, с тобой немного поработали. Ну, ничего, это только на пользу. Теперь ты знаешь, что тебя ожидает, ежели мы с тобой не договоримся.

Голос был знаком.

«Где же я его слышал? — лихорадочно билась мысль. — Где? — и вдруг осенило: — Да это же мой спаситель!».

— Я думал, что мы больше не увидимся, — угрюмо произнес Андрей, вглядываясь в черты человека в белой рубашке и все больше убеждаясь в том, что перед ним человек, не давший его на растерзание душманам. — После той встречи во дворе… ну там, где цвели абрикосы, столько прошло времени…

— Не так уж и много, — мягко пророкотал хозяин комнаты. Он порывисто подошел к столу и сел напротив Андрея в такое же плетеное кресло. — И двух недель не прошло со дня нашей первой встречи.

— А мне показалось, что пронеслась целая вечность, — дрогнул голосом Андрей.

— Ну-ну, дружок, ты особенно-то не расстраивайся. Тем, кто остался в ущелье, намного хуже. А у тебя все позади. Выпей, — кивнул он на стакан с вином, — это французское. Его надо пить сразу, а то проветрится.

— Не проветрится, а выветрится, — горестно усмехнулся Андрей. Он взял со стола стакан, подержал его в руке и поставил на место.

— Что же ты не пьешь? Это вкусно. Выпей, Андрей, расслабься.

— Откуда вы знаете как меня зовут?