Сержант и капитан

— Я зачем тебе телохранителей дал? Для того, чтобы ты свое самолюбие потешил? Боссом себя почувствовал? Нет, я тебе их для того дал, чтоб ты пожил немного подольше. А знаешь, зачем мне нужно, чтоб ты пожил немного подольше?

Он замолчал и, склонив голову, вопросительно уставился на Никиту. Но не успел тот что-либо ответить, как он еще раз грохнул кулаком по столу и разъяснил свою мысль:

— Затем, что я тебе поручил дело это распутать. К тому же не я к тебе первым пришел, а ты ко мне. Ты нас в это дело втянул, так что не смей подыхать, пока я не скажу. Понял?

Никита почувствовал, как его кровь закипает. Он постарался ответить еще более тихим и еще более злобным голосом.

— У меня нет доверия, Сергей Борисович, к конторе, и поэтому дело я буду вести так, как посчитаю нужным. Погибли ваши люди. Но где у вас уверенность, что они погибли из-за меня? Может, это я из-за них чуть не погиб? Мы с вами пока не знаем точно, что происходит, но кое-какие догадки у меня есть. И еще добавлю: я каждую секунду помню, что вы мой начальник и вы платите мне деньги, но хочу предупредить, что я спустился с гор с очень сильно расшатанными нервами и хамство на меня действует примерно так же, как свинина на правоверного мусульманина.

Позднеев-старший переменил наклон головы. По его лицу пошли красные пятна, рука поднялась для третьего удара по столу, но замерла на полпути. Он сдержался:

— Смело говоришь. Думаешь, ты так смело высказался, и я сейчас извиняться перед тобой буду? Не дождешься. Но дерзость твою я тебе прощаю. Если действительно в конторе крот, то, может, ты и правильно себя ведешь. Ты что же, Лехе с Петрухой не доверяешь? Кстати, садись, а то мне надоело смотреть на тебя снизу вверх.

Никита сел.

— Почему же, я им доверяю. По-моему, парни неплохие, с определенной точки зрения. Но они живые люди — любят болтать, имеют любовниц, не курят, но выпивают. Мне хочется остаться в живых не меньше, чем вам, и поэтому я вынужден принимать меры предосторожности.

Шеф довольно умело начал отбивать пальцами по столешнице замысловатую дробь, похожую на марш лейб-гвардии Кексгольмского полка. Он откинулся на спинку кресла и подвел итог:

— Убедил. Действуй, как считаешь нужным, но тогда, по крайней мере, докладывай мне все, чего не могут доложить о тебе Леха с Петрухой. Я должен быть в курсе дела. Ты говорил о каких-то догадках. Давай, поделись.

Никита поудобнее устроился в кресле и начал считать. Первое, — он загнул мизинец, — у меня есть тетрадь, и эта тетрадь, как мы с вами считаем, путь к кладу. Второе, — он загнул безымянный палец, — существует некто, кто хочет отобрать у меня эту тетрадь, но не знает, где я ее храню, и поэтому, скорее всего, захочет захватить меня живьем. Третье, — он загнул средний палец, — существует американец, который сначала натравил на меня своих людей, но, попав вчера в историю, уже больше не хочет участвовать поисках клада. Я не знаю, лжет он или нет, может быть, он не уедет, а спрячется и будет следить за моими поисками из укрытия, но вчера его что-то явно сильно напугало. Четвертое, — Никита загнул указательный палец, — я нашел странную надпись, расшифровать которую пока не могу, и американец не смог помочь мне в этом, а может, и не захотел. Но, во всяком случае, эта надпись впрямую связана с нашим делом. Пятое, — он загнул большой палец, — в тетрадке отсутствует одна страница. Может быть, и больше, но по оставшимся корешкам вроде бы одна. Сам дневник указывает на то, что на этом листке описано точное место, где капитан Корнилов спрятал свою находку. Это наши исходные данные.

— И?.. — Увлеченный Позднеев-старший требовал продолжения. — Ты готов сделать уже какие-то выводы из этого? Только прошу тебя, не загибай пальцы на второй руке.

— Как я уже сказал, это только догадки, — поправил его Никита, — эти буквы, как мне кажется, указывают на то, где спрятан недостающий лист. Почему я так считаю? Потому что тетрадь была там, это я знаю наверняка. И, заметьте, уже без вырванной страницы. Значит, тот, кто ее туда положил, — а догадаться, кто это, нетрудно — в этих буквах зашифровал местонахождение недостающей страницы.

— Зачем все так сложно? — Позднеев-старший заинтересовался настолько, что начал нервничать. — Зачем вырывать страницу из дневника, куда-то ее перепрятывать и чертить какие-то непонятные надписи?

— Не скажите, Сергей Борисович. — Никита по-учительски поднял указательный палец, но, заметив неодобрительный взгляд шефа, убрал руку. — Этого человека — хозяина дневника, в тридцать восьмом году забрали органы НКВД. Его американский потомок Балашофф не смог объяснить мне доходчиво, почему его дедушка не выкопал сокровища, имея на руках дневник, но да дело не в этом. Почему он сделал эту надпись? Все очень просто. Он знал, что его заберут, и спрятал дневник в потолочных перекрытиях. Но, совершенно справедливо боясь, что чекисты проверят весь дом, он вырвал самую главную страницу с указанием места и примет клада и куда-то ее спрятал. И это куда-то зашифровано в пяти буквах — Д.К.В.К.П.

— Что-то насчет Дома культуры? — предположил Позд-неев-старший.

— Слушайте, Сергей Борисович, у вас совершенно американский образ мышления.

Позднеев гордо улыбнулся.

— Так вот, выяснив, что значат эти буковки, мы очень далеко продвинемся в нашем расследовании. Американец сказал мне, что он их не видел, но я ему почему-то не верю. Предположим, что это правда. Но тот, кто преследует и меня, и американца, эту надпись точно читал. И более того, скорее всего недостающая страница у него. Иначе почему бы он был так настойчив? Согласитесь, что если бы у вас не было бы ничего, связанного с этим делом, то вы бы и не затеяли опасную игру. Следовательно, у него что-то есть. А что это что-то? — Никита сделал многозначительную паузу. — Всего часть головоломки. Одна часть ее у меня, другая — у него. Я, конечно, могу ошибаться, и может быть, в этом деле нет вообще никакой логики, но, скорее всего, это не так. Преступления — это самая логичная вещь. Они всегда осмысленны, даже если их совершают безумцы. К тому же, мои рассуждения подтверждает вчерашняя история с американцем, о которой Алексей и Петр вам уже доложили.

— Доложили, это точно. И я ни черта в ней не понял, — подтвердил Позднеев-старший.

— И не вы один. Но это происшествие подтверждает только одно: против нас играет умный и коварный враг. И потому мы должны действовать нестандартно. У меня все. — Никита замолчал, ожидая реакции.

В комнате повисло молчание. Позднеев-старший задумчиво качал головой, переваривая все, что сообщил Никита. Он рассуждал про себя, совершенно забыв о присутствии Никиты в кабинете, как будто читал увлекательный детектив и не мог от него оторваться. Наверное, описанные Никитой картинки проносились сейчас у него перед глазами, и он сожалел, что в этих картинках нет его самого. А может быть, логически просчитывал целесообразность всего того, что заварил его не самый дисциплинированный подчиненный.

— А ты уверен, что побрякушки, закопанные тем офицером, уже кто-то не выкопал? — Таков был конец его безмолвных рассуждений.

— Нет, не уверен. Я читал «Двенадцать стульев». Случайность правит миром. Но, с другой стороны, ввязались бы вы в игру, если бы не хотели получить главный приз? В том, что клад еще не найден, меня убеждает чрезвычайная активность нашего таинственного соперника. Он его явно тоже не нашел. И потом, вы что больше хотите найти — клад или убийц вашего друга? — Последний вопрос, по мнению Никиты, должен был помочь выработать Позднееву-старшему точную линию поведения.

— На одно без другого я не согласен, — прямолинейно ответил Позднеев-старший.

Никита встал.

— Могу я уже откланяться?

Шеф молча кивнул. И уже когда Никита был в дверях, спросил его в спину:

— А кто же напал на американца-то?

— Не знаю, — ответил Никита и вышел.

Во всей этой истории пока только одни ничьи и ни одной подтвержденной победы. Невидимый враг совершил уже несколько выпадов, но так и остался невидимым. Слово за Никитой. Он все еще не мог ничего придумать. Разгадка казалось близкой, лежащей где-то рядом. У него в активе немало: дневник, надпись на балке, ночное нападение, из которого он сумел выбраться, и его начальник, который горит желанием ему помочь. Но в пассиве, к сожалению, намного больше. Получается, что до тех пор, пока он ничего не придумал, остается ждать, что враг сам выдаст себя… Или же спровоцировать его.