Мы еще вернемся в Крым

– Расстрелять!

Смертников вывели из землянки, повели.

– Развяжите руки! – попросили они. – Дайте хоть обняться на прощание.

Их развязали, и друзья обнялись. Как крепко прикипели боевые соратники друг к другу, как, надолго оставшись в предсмертном прощании, роняли скупые слезы, с каким трудом выдавил из себя два последних слова политрук Семен Мозгов: «Крепись, Саша!» – все видели партизаны, которые сбежались сюда.

– Марш! – хлестнула резкая, как выстрел, команда.

– Прощайте, родные! – бросила им вдогонку Анна Никитична Якимович, признанная мать отряда, и все видели, как задрожали ее губы, с каким надрывом она заголосила:

– Ой, что же это?.. Что?

Помрачнели лица партизан. Посуровел лес, хотя и был в снежном убранстве. Черным диском катило по небу солнце.

Мы с Андреем Литвиненко, командиром отряда, стояли рядом. Молчим оба, будто онемевшие, окаменевшие.

Тяжело! Тяжелее, чем в бою, чем при самой горькой неудаче!..

Вдруг:

– Товарищи! Стойте, стойте, товарищи! – услышалось как сквозь сон.

К тем, кто повел смертников, подбежал вестовой. Он из Центрального штаба. Держит перед газами листок, стал читать – громко, нарочито торжественно:

“Принимая во внимание, что ограбления семьи Гриня и других корыстных целей у Мизько и Мозгова не было, что действия их произведены из соображения сохранения партизанских семей и что сами Мизько и Мозгов – лучшие в отряде командиры, – полагаю: помиловать их, считать приговор о расстреле условным.

Командующий партизанским движением Крыма

А.В. Мокроусов

Комиссар партизанского движения Крыма

С.В. Мартынов”»

(Публикация этого документа подлинная.)

Все вернулись в свои землянки. Но вернется ли все то, что отнято у отряда, отнято в те минуты, когда отряд плакал? Вряд ли».

На аэродром бронетранспортеры с десантниками Сереброва ворвались с западной стороны, с тыла, со стороны Симферополя, откуда меньше всего немцы ожидали нападения.

Разыгравшаяся снежная пурга способствовала успеху.

По проселочной дороге выбрались к магистральному шоссе, а по нему в этот момент двигалась колонна грузовых машин, главным образом цистерны с горючим. Бронетранспортеры остановились на перекрестке, пропуская колону. Кругом лес и горы.

– Какая добыча уходит! – произнес Сагитт.

– Успеем шарахнуть. Никуда от нас не уйдут, – сказал Серебров.

Он догадался, куда держат путь гитлеровцы, внутренне порадовался тому, что блуждание по проселкам закончилось, что они находятся почти у цели, но все же повелел Громову уточнить у водителей маршрут их движения, а главное, далеко ли до аэродрома.

Увидев бронетранспортеры и офицера с властно поднятой рукой, высунулся ефрейтор из кабины грузовика, в кузове которого громоздились большие железные бочки.

– Слушаю, герр офицер?

– На аэродром? – строго спросил Громов.

– Да, герр офицер!

– Мы тоже туда, – и, коротко ругнув мороз и русскую зиму, Громов задал главный вопрос: – Далеко еще?

– Сразу за лесом. Еще километров восемь осталось.

– Гут!

Цифру «восемь» Серебров понял и без перевода. Снежные вихры окутывали грузовые машины. Они, деловито урча и выплескивая сизый дым под колеса, тяжело двигались по дороге. Вадим вызвал Чупреева, и они быстро обсудили, как использовать такой благоприятный момент, еще раз распределили и уточнили цели.

– Примыкаем к транспортной колонне и движемся следом, – приказал Серебров. – Врываемся на аэродром, а там каждый берет свой объект.

В его руках все управление и контроль над операцией.

– Твоя группа начинает первой, – еще раз уточнил Серебров. – Блокируете клуб-ангар, казарму. Задача – не выпустить, запереть! Как только вы откроете стрельбу, начинаем действовать мы.

– Понял! – ответил лейтенант.

– На всю операцию двадцать минут!

– Понял! – ответил Чупреев.

Оба понимали: успех принесет быстрота и натиск. Оборона аэродрома, застигнутая врасплох, будет в первые минуты деморализована, растеряна и не способна оказать активного сопротивления. Гитлеровцы боеспособны в группе, но совершенно теряются в одиночку. Младшие офицеры, лишенные инициативы, потеряют на короткое время связь со старшими начальниками, начнется паника, а это залог успеха диверсии.

– Отход? – уточнил лейтенант, командир группы прикрытия.

– Красная ракета. По этой же дороге, на запад, сбор здесь, на развилке, – и добавил: – а в случае чего-либо непредвиденного каждая группа пробивается и вырывается самостоятельно.

Бронетранспортеры догнали транспортную колону и пристроились к ней. Успешно прошли вместе с ней дальний и ближний посты охранения, не задержали их и на въезде на территорию аэродрома.

А на аэродроме оторвались от колонны, разъединились, и каждый бронетранспортер на скорости, не обращая внимания на сигналы и требования аэродромной службы, взметая тучи снега, устремился к своему объекту.

В окна казармы и ангар-клуба полетел гранаты. Загремели взрывы, выстрелы, автоматы.

– Началось! – усмехнулся Сагитт.

И сразу же резанул автоматной очередью зажигательными пулями по колонне, вернее, по цистернам с горючим, которые подошли к складу. Раздались глухие взрывы, и огненные языки взметнулись вверх.

Бронетранспортер, на котором находился Громов, ворвался на стоянку самолетов. Десяток двухмоторных бомбардировщиков стояли длинным рядом как на параде.

– Вперед!

Навстречу бронетранспортеру выскочили два солдата из роты обслуживания самолетов, отчаянно размахивая руками.

– Цурюк! Нельзя!

Короткая очередь, и они попадали. А боевая бронированная машина, стреляя из скорострельной пушки и крупнокалиберного пулемета, помчалась по стоянке. От самолетов в разные стороны стали разбегаться механики и техники, солдаты обслуги, спасаясь от пуль и осколков.

Бомбардировщики, заправленные и подготовленные к вылету, вспыхивали и взрывались один за другим. Горящий бензин охватывал металлические конструкции машин, и они горели ослепительно-яркими, разноцветными и почти бездымными огнями.

На аэродроме, покрывая беспорядочную стрельбу, трескотню автоматов и пулеметные очереди, грохот гранат и мин, один за другим гремели гулкие, с громовым раскатом, взрывы. Густая копоть горящих маслобаков клубилась черным облаком и расползалась во все стороны.

Серебров высунул руку из окна кабины и выстрелил из ракетницы. В снежное мутное небо взлетела красная ракета.

– Отход!

Три бронетранспортера, как по команде, круто развернулись и, под шквалом огня, один за другим, взметая снежную пыль, ринулись к западному выезду с аэродрома.

Третий бронетранспортер, миновав пост охраны, притормозил. Лейтенант Чупреев, чтобы отсечь преследователей, решил заминировать дорогу. Два сапера с минами в руках не успели выпрыгнуть на дорогу, как в распахнутую дверцу влетел артиллерийский снаряд. За первым взрывом последовали другие. Стали рваться мины, оставшаяся взрывчатка, боеприпасы. Бронетранспортер в одно мановение превратился в нервно пульсирующий огнедышащий клубок, из которого во все стороны разлетались огненные стрелы и куски броневой обшивки… Спасать и выручать было некого.

Два бронетранспортера скрылись в снежном буране.

Глава одиннадцатая

Генерал-майор Новиков Петр Георгиевич внутренне еще смущался своей новенькой генеральской формы, не привык он ходить в брюках с красными лампасами. Генеральское звание ему присвоили накануне Нового года, в дни отчаянно-напряженного штурма Севастополя гитлеровцами. В его первом секторе обороны, в отличие от других секторов, где немцам все же удалось потеснить наши части, гитлеровцы так и не смогли продвинуться ни на метр. А генеральскую форму привезли ему из Новороссийска два дня назад.

Новикову было неполных тридцать пять, и большую половину свой жизни, а точнее, восемнадцать лет он провел на военной службе. Стройный, строгий, с грубоватым, чисто мужским выразительным лицом, немногословный, спокойный и выдержанный, но быстрый в принятии решений, он отличался внутренней уверенностью и той духовной силой, которая передавалась другим и невольно вселяла в подчиненных уверенность в несомненном победном исходе. Отечественную войну Новиков встретил опытным командиром полка, имея орден Боевого Красного Знамени, полученный за проявленный личный героизм и командирское умение в боях с фашистами в Испании. Его полк, а потом и дивизия, успешно участвовали в трудных боях с первых месяцев войны и проявили себя в героической обороне Одессы. Он стал четвертым генералом в Приморской армии, оборонявшей Севастополь.