Сержант и капитан

Никита отодвинул пустую тарелку и откинулся назад. Задумчиво глядя в потолок, он пригубил кампари, удовлетворенно отметил про себя, что пропорция как раз такая, какую он хотел, и сказал:

— Все просто. У тебя же там один мужик и три женщины, плюс еще одна потенциальная. Я правильно понял, именно так? То есть я имею в виду, твой сыщик ориентирован в сексуальном плане классически, или нет?

— Классически. За кого ты меня принимаешь? — возмутилась Даша.

— Ну а раз так, пусть убийцей у тебя будет одна из этих баб, а трупом — сыщик.

— Интересно, а кто же будет расследовать это убийство? — Даша засмеялась.

— Да, ты права, я об этом как-то не подумал. — Никита почесал затылок и хитро улыбнулся.

— Ты можешь хоть когда-нибудь не шутить?

— Ты первая начала. Впрочем, у меня для тебя есть настоящая детективная история. Правда, без сыщика, без начала и без конца. Есть только трупы и хорошо сохранившая старая тетрадь. И я тебе ее расскажу, если ты хочешь. Но предупреждаю, что тогда ты впутаешься в крупные, очень крупные неприятности. Правда, вместе со мной, если тебя это утешит. И даже если ты сейчас не станешь ее слушать, я все равно попрошу тебя уехать из города на некоторое время, потому что я тебя люблю и не могу исключать, что тебя не попытаются использовать против меня. — Никита сказал это слово «люблю», которого он постоянно избегал, так обыденно, незаметно и просто, что его тут же прошиб холодный пот. Он признался Даше в любви и даже не заметил, как это сделал.

— Что значит использовать? — Даша села рядом с ним. — Ты уже не шутишь, ты говоришь это серьезно? Тебе угрожают? Нам угрожают?

— Мне не угрожают, в меня стреляют уже целые сутки. И я не шучу. — Никита вдруг стал таким, каким он был, когда вернулся из Чечни, — усталым, настороженным солдатом. Наверное, по-настоящему чувствовать опасность начинаешь только тогда, когда с тобой рядом любимая женщина. И когда ты отвечаешь не только за свою, но и за ее жизнь. Ведь все, что происходило в течение последних сорока восьми часов, его ничуть не напугало, ему казалось, что он опять на войне и опять в него стреляют, не более того. А вот сейчас он понял, что он в большом безразличном городе и почти не способен защитить тех, кого любит. А это страшнее любой войны.

Дашино игривое настроение тоже полностью пропало. Она ждала, что еще скажет Никита. Однако он еще раз спросил:

— Вне зависимости от того, скажешь ты «да» или «нет», ты все равно должна будешь уехать. Ты готова к этому?

— Но я не могу уехать. У меня работа, у меня контракт, я должна писать. Я думала, ты мне поможешь в этом. И даже если я уеду, я буду там мучаться от того, что я могла тебя спросить, что происходит, и не спросила.

Ее хорошенький носик сморщился, в глазах появились слезы. Она пыталась их сдержать, чтобы не размазать тушь. Она крепилась из последних сил, чтобы не разрыдаться, но сил не хватило. Слез стало слишком много, и Даша начала всхлипывать:

— Я тебе верю, но если ты меня разыгрываешь, пользуясь моей впечатлительностью, я тебя убью.

Да, даже испуганная Даша все равно остается писательницей и просчитывает в уме варианты. Она действительно может оказаться полезной.

— Я тебя не разыгрываю. Все это правда. Так что решай, я жду. — Никита снова принялся за кампари. Теперь уже без сока.

Даша прижала кулачок к губам, прикусила его, крепко задумавшись. Потом встала и начала ходить по комнате взад и вперед, мыча вполголоса:

— Что делать, что делать, что делать… Ладно. — Она остановилась. — Я решила. Ты мне все рассказываешь, а я уезжаю.

— Хорошо, Даша. Это компромисс, устраивающий всех. Как он мне в голову не пришел.

И Никита рассказал обо всем. О том, как, разозлившись на нее, напился, пошел, пьяный, искать приключений, познакомился с Карандычем и Тыричем, и как Карандыч подарил ему заветную тетрадь. О кладоискателе-американце русского происхождения, о Позднеевых — отце и сыне, о Лехе и Петрухе, о том, как погибли Руслан и Таус, о суете вокруг отеля «Голден-Пэлас», обо всем… Даша слушала завороженно. Ей, создающей образы на бумаге, это казалось чем-то невообразимым. Здесь, рядом, на соседней улице идет настоящая жизнь. Люди стреляют друг в друга, ищут сокровища, находят старинные дневники. А она пытается вымучить правдоподобную авантюру, и ей ничего не удается. Это обидно и несправедливо.

Все еще хлюпая носом, во время всей Никитиной тирады Даша только качала головой. Потом встала, пошла в коридор и принесла ключи:

— Вот, ты прав. Все именно так и сделаем. Но только при одном условии — если ты пообещаешь держать меня в курсе всех дел. Договоримся так: ты будешь мне звонить каждый раз вечером, после десяти. Я поеду к маме в Подольск и оставлю тебе ее номер телефона. А сейчас пойдем спать. Я так устала.

— Постой, — удержал ее Никита за руку. — Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— Хочу, — тихо ответила Даша. — Наконец-то ты спросил. Как только ты вернулся, я передумала устраивать свою жизнь.

Богатый воздыхатель получил отставку. Попробую устроить свою жизнь с тобой. Хотя думаю, вряд ли это получится.

Утром за завтраком Даша долго объясняла Никите, что соседи не любят громкого шума, что телефон лучше не брать, потому что ей звонит очень много самых разных людей из московского бомонда и нет никакой необходимости, чтобы Никита объяснялся с ними.

— Вот это правильно, — заметил Никита и выдернул телефонный провод из розетки. — Связь по мобильному.

Затем Даша долго объясняла преимущества ее микроволновки, показывала режимы включения разогрева, гриля и конвекции, объяснила, как пользоваться посудомойкой, вытащила на середину зала пылесос, похожий на робота R-2 из «Звездных войн», и показала, на какие кнопки ему давить, чтобы он был послушным и трудолюбивым. После всего этого она взяла пульт от телевизора и уже было приготовилась показать, как включать и выключать и его, но тут Никита прервал ее инструктаж:

— Обещаю тебе телевизор не включать, и компьютер тоже. А если все-таки понадобится по необходимости, то обязательно тебе позвоню и проконсультируюсь. Будь спокойна. Все. Прощаться не будем. Я ухожу. Ключи у меня. Когда доедешь до мамы, перезвони мне.

Даша проводила его до дверей и напоследок сказала:

— Ты выглядишь слишком уверенным. Смотри, это погубило много хороших людей. Я не буду говорить тебе, чтобы ты был осторожен, но постарайся, по крайней мере, не взорвать квартиру.

Никита пообещал этого не делать и вошел в лифт. Спустившись на первый этаж, он остановился перед входной дверью, глубоко вдохнул спертый подъездный воздух, задержал дыхание и выдохнул. Вчера он ведь так и не понял, следили за ним или нет. Никита перекрестился и вышел наружу. ХВОСТА ВРОДЕ НЕ БЫЛО. Вот фраза, которую он ненавидел. Сразу чувствуешь себя кретином из кретинского фильма про шпионов-кретинов. А с другой стороны, точнее не скажешь. Но с третьей стороны, так мог сказать и бульдог, если бы обнаружил, что его душа переселилась в колли…

Он не пошел к Курскому вокзалу, туда, где высадили его вчера телохранители, а вышел по Старобасманной на Садовое кольцо и направился в противоположную сторону. Это показалось ему хорошей идеей для того, чтобы у Алексея с Петром было меньше возможностей вычислить, где он провел ночь. Он вроде бы им доверял, но обилие таинственных происшествий, случившихся с ним за последнее время, говорило только об одном: никому нельзя верить полностью.

Неспешным шагом, наслаждаясь утренней прохладой и еще не пропитанным автомобильными выхлопами воздухом, Никита дошел до Лермонтовской площади и только тогда включил мобильный. Он думал, что тут же немедленно раздастся звонок, но телефон молчал. Значит, ничего плохого за последнюю ночь не произошло. Это уже кое-что. Никита сел на скамейку рядом с памятником, растягивая приятные спокойные несколько минут. Прохожих на тротуарах и машин на дорогах было мало. Это состояние Никита называл городской тишиной. То есть это не совсем тишина, но это настолько тихо по сравнению с тем оглушающим, каждодневным скрежещущим и топочащим грохотом, который Москва обрушивает каждый день на москвичей и приезжих, что порой воспринимаешь ее даже не как тишину, а как полное безмолвие, в которое лишь изредка врывается автомобильный клаксон или детский крик из маленькой коляски. Майский день был по-настоящему прекрасен. Тонкая дымка закрывала солнце. И пропускала на землю чистый адреналин, без примеси ультрафиолета.