Гвардейский крейсер «Красный Кавказ» (1926-1945)

Взрыв и перекос палубы наделали много бед. С фундаментов сорвало некоторые 100-миллиметровые пушки. Повредило различные механизмы и приборы. Меня ударило об ограждение мостика, и я потерял сознание. Очнувшись, услышал два мощных взрыва с левого борта. Это приблизительно на уровне миделя и ближе к носу упали еще две тяжелые авиа бомбы.

В гуле канонады различалось, что стреляют уже не все наши зенитные пушки. Из тех, что сорвало с фундаментов, вести огонь было невозможно. А фашистские самолеты с остервенением снова и снова бросались на крейсер. Через несколько секунд задымил и вспыхнул второй пикировщик. Но один все же прорвался сквозь наш ослабевший огонь. Его бомба упала опять вблизи кормы. Взрывом корабль снова подбросило, корма почти полностью выскочила из воды, а нос с сильным креном на правый борт ушел в воду по самые клюзы. Палубу еще раз перекосило по всей длине, корпус зловеще затрещал. Мостик выскользнул у меня из-под ног.

Свист бомб, их разрывы, вой пикировщиков, рев воды - вся эта какафония теперь заглушала голоса немногих зениток. У нас оставались только 37-миллиметровые пушки. И вдруг все стихло. Бой, длившийся не более десяти минут, закончился так же внезапно, как и начался. По-прежнему синело бездонное небо, но вражеские самолеты ушли. На берегу в двух местах поднимались к небу тонкие струйки черного дыма - это чадили обломки сбитых пикировщи ков. Вблизи корабля (словно кто-то разбросал снежные хлопья по сине-зеленым волнам) плавали мертвые чайки...

В помещениях корабля погас свет. В полной темноте люди натыкались друг на друга. С кормы доносился рев воды, врывающейся через пробоины. Командир 5-й боевой части понимал, что прежде всего любой ценой надо дать кораблю освещение. По его приказанию опытный электрик старшина 1-й статьи Владимир Шпаков отсоединил поврежденные кормовые подстанции и ввел в действие аварийные установки. В коридорах, башнях, рубках - на всех боевых постах снова стало светло. И тут на меня обрушилась лавина очень однообразных докладов:

- В помещения дизелей прибывает вода!

- В котельном номер четыре - вода!

- Затапливает коридор командного состава!

- Вода поступает во второй, третий, четвертый артпогреба главного калибра!

Вода, вода, вода... Море атаковало крейсер.

- Складывается впечатление, - сказал мне по телефону Купец, - что повреждения идут по всей длине подводной части корабля.

Позже выяснилось, что инженер-механик был прав. Особенно пострадала корма. В средней и носовой частях крейсера разрушения оказались меньшими, но каждое из них само по себе было весьма серьезным. Все водоотливные средства приведены в действие. Работают все аварийные партии. А корабль между тем продолжает оседать на корму. Запас глубины под винтами, учитывая осадку крейсера, составлял уже не более метра. Еще несколько минут, и корма сядет на грунт. Единственное спасение - скорее уйти в море и таким образом получить возможность маневрирования при новых налетах вражеской авиации.

- Рубить швартовы! С якоря сниматься! Под тросы боцманская команда подложила чугунные балластины. Сверкнули на солнце топоры. Несколько ударов - и обрубленные концы упали в воду.

Опять минуты тревожного ожидания - в порядке ли носовой шпиль? Сумеет ли он выбрать наш единственный якорь? К счастью, все обошлось хорошо. Двигатель шпиля оказался неповрежденным. С полубака доложили:

- Чист якорь!

Крейсер дал ход. Но только мы отошли на глубокое место, как корма почти совсем скрылась под водой. "Красный Кавказ" тонул. Спасти его могли только нечеловеческие усилия сплоченного, стойкого экипажа, дружно отстаивающего родной корабль в любых условиях.

Как и следовало ожидать, опять появились самолеты- разведчики. Они не могли не определить, что крейсер сильно поврежден, имеет большой дифферент на корму. И очень скоро добивать нас прилетели бомбардировщики. Помня наш утренний урок, они на этот раз действовали осторожнее: заходили на бомбежку поодиночке. Это было нам на руку, поскольку отражать их атаки могли лишь 37-миллиметровые автоматы и пулеметы.

Эффективность огня резко снизилась. Однако зенитчики компенсировали это своей яростью. Как только фашист ложился на боевой курс, навстречу ему устремлялся сноп трасс. Бомбы падали, как правило, с недолетом. Но вот одна из бомб рванула вблизи борта. Вдруг вслед за взрывом непривычно завыла, словно сирена, правая кормовая турбина. У маневрового ее клапана стоял старший краснофлотец Василий Гончаров.

- Понесло! - крикнул он старшине вахты, поняв, что оторвало винт. Не дожидаясь команды, Гончаров повернул клапан, перекрыл доступ пара. Этим была предотвращена верная катастрофа. В четвертой турбине от взрыва также появилось повреждение. При работе задним ходом сильно парил сальник-расширитель, Отсек заволокло паром.

Устраняя повреждения, краснофлотцы Григорий Елисеев и Виктор Норландер пообварили руки, но сделали все, что надо. Пар перестал проникать в отсек. Теперь требовалось выслушать турбину. Главстаршина Василий Львов приложил к уху длинный металлический прут-"слухач", уперев его другим концом в тело машины. Мгновение - и диагноз поставлен:

- Вибрирует вал! Немедленно остановить! - приказал командир дивизиона движения инженер-капитан 3 ранга Алхимов. Не слишком весело Купец доложил мне, что крейсер остался на "двух ногах".

- И без рулей, - уточнил я.

-Так точно, рули не действуют.

И все же корабль продолжал маневрировать, отбиваясь от вновь налетевших пикировщиков.

А в нижних помещениях шло тем временем настоящее сражение с водой. Она все больше угрожала кораблю.

- Крен три градуса, дифферент на корму четыре метра, -докладывал Г.И. Купец.

Через несколько минут новый доклад:

- Вода быстро затапливает отсек вспомогательных механизмов. Заделать здесь пробоину не удается.

- Механизмы обесточить, боевой пост покинуть, задраить за собой люки, - приказал я инженер-механику.

Он в свою очередь скомандовал старшине группы электриков Ивану Корниенко. Тот в полной темноте нашел все необходимые выключатели, обесточил механизмы и лишь затем приказал подчиненным оставить боевой пост. Вода неумолимо наступала на крейсер, и казалось, нет такой силы, которая может задержать ее. Командир пятой боевой попросил у меня разрешения остановить на время последние две турбины.

- Может быть, когда корабль ляжет в дрейф, будет легче справиться с пробоинами, - не очень уверенно сказал Григорий Иванович. Поскольку пикировщики улетели, я разрешил этот эксперимент.

- Стоп машины!

И пошла команда от человека к человеку. От мостика до машинных отделений у нас по-прежнему стоит цепочка краснофлотцев... Вот уже погашена инерция. Крейсер лег в дрейф, но поступление воды не уменьшилось. В затопляемых отсеках за уровнем воды ведется непрерывное наблюдение. Краснофлотец Николай Колосов, выполняющий такое задание в одном из кормовых помещений, чаще других звонит на центральный пост энергетики и живучести:

- Вода по грудь...

- Вода по плечи...

- Меня заливает!

Это были последние слова Колосова. Ему разрешили покинуть помещение, но вода уже хлынула с большой силой, отбросила моряка от трапа. Когда через несколько дней отсек был осушен, я спустился туда и увидел, как близкие товарищи Колосова стараются извлечь из его руки крепко зажатую телефонную трубку. Казалось, матрос и мертвым не хочет расстаться с ней... Теперь эта боевая реликвия хранится в Центральном военно-морском музее в Ленинграде.

Сто четвертый шпангоут

Судьбу крейсера решали его люди. Она находилась в руках командира дивизиона живучести инженер-капитан- лейтенанта Петра Николаевича Шапирина, десятков краснофлотцев и старшин аварийных групп. Все зависело от мастерства, инициативы и сноровки моряков. Проверялось то, чему мы учили их в мирные дни, учили сурово, не щадя матросских сил и пота.