Камера смертников

Дом, где ему предстояло жить, Волкову понравился – добротный, на каменном фундаменте, с резными наличниками на окнах и высоким крыльцом, он стоял в тихом переулке, где, наверное, летом много зелени и, может быть, даже вьют в кустах гнезда залетные соловьи.

Квартирной хозяйки и соседки дома не оказалось. Начальник достал из кармана ключ, отпер дверь комнаты и пропустил гостя внутрь. Поставив на стул свой небольшой чемоданчик, Антон осмотрелся: шкаф, три стула, квадратный стол, покрытый зеленоватой клеенкой, большой старый диван, с аккуратно сложенными около валика постельными принадлежностями, этажерка с книгами, розовый абажур на лампе. На одном из стульев лежал светлый овчинный полушубок.

– Ну, надевай и поехали, – показал на него начальник отдела и направился к выходу. – Ключ себе возьми.

Начальник Волкову тоже понравился – простое русское лицо, коренастый, по всему чувствуется, основательный в делах и поступках. Он был значительно старше Волкова и, видимо, поэтому сразу по-свойски перешел на «ты»:

– Меня Сергей Иваныч зовут, – протянул он Антону руку, когда тот, надев полушубок, вышел на крыльцо. – Кривошеин.

– Волков, Антон Иванович. – Ладонь у Кривошеина оказалась крепкой, с вмятиной глубокого шрама на тыльной стороне.

– Память осталась, о борьбе с бандитизмом, – пояснил Сергей Иванович в ответ на немой вопросительный взгляд Волкова. – Ну, поехали?

В кабинете, усадив гостя, он принялся расхаживать, часто затягиваясь папиросой.

– Понимаешь, – говорил Кривошеин, – чушь какая-то получается. Ну не может быть тут немецких агентов. Весь народ просеян, люди добровольно комсомольскую танковую колонну построили и сами сели за рычаги, отправившись на фронт. Трудовой Урал им каждому по ножу из нашей стали подарил, а тут вдруг ориентировка. Ошибки нет?

– Нет, – ответил Антон.

Сергей Иванович раздвинул шторки, которые закрывали висевшую на стене карту города, ткнул в нее изуродованной шрамом пятерней:

– Вон, видишь? Тут танки строят, здесь плавят сталь, дальше делают моторы для самолетов, собирают оружие, – ноготь его толстого пальца поочередно указывал на условные пометки, обозначавшие заводы оборонного значения. – Тысячи людей, сотни цехов, десятки заводов. Представляешь объем работы?

– Они могут использовать ранее законсервированного агента, – подходя к карте, сказал Волков, – забросили его сюда до войны, а теперь пустили в дело. Не исключена и вербовка врагом местного жителя. Но, думаю, быстрее выйдем на немецкую группу, поймав их на связи. Они торопятся, почта вряд ли им подойдет: слишком опасно, да и долго. Самолеты только военные, там мы быстро все установим, а вот поезда? Могут они попытаться использовать для связи поезда? Кто ходит на вокзал?

Кривошеин вернулся к своему столу, уселся за него, обхватив голову руками:

– Почитай, полгорода ходит, – глухо сказал он. – Я уже думал о возможных местах встреч связного с местным гадом. На рынке могут встречаться, на толкучке, на вокзале и прямо на заводе, если связной приезжает вполне официально. Могут в кино, в городском саду, а могут и на неизвестной нам квартире. Гадаем, Антон Иванович, как бабка-угадка, а время идет.

Встав у окна, Антон посмотрел на улицу через стекла, покрытые серым налетом витавшего в воздухе выброса заводских дымов. Внизу шли редкие прохожие, пробежала стайка мальчишек в грязных промасленных телогрейках, неторопливо прошествовал пожилой почтальон с тощей сумкой, старушка, бережно прижимавшая к груди только что полученную по карточке половину буханки хлеба. Протрубила запряженная в сани лошадь, оставляя за собой на обледенелой мостовой быстро остывающие яблоки навоза. На первый взгляд – заштатный городок, сугубо провинциальный, глубинный, а на самом деле – грозная кузница оружия. И здесь, среди мирных трудовых людей, притаился враг.

– Когда нащупаем, сразу брать не будем, – не оборачиваясь, сказал Волков. – Надо поработать, всю цепочку вытянуть.

– Сначала нащупай, – крякнул Сергей Иванович. – Одних анкет в отделах по найму заводов столько придется читать, что впору очки заранее заказывать. С чего начнем, с заводов? Людей у меня мало, – доверительно пожаловался он, – многих отдали в танковые бригады. Я и сам просился, да не пустили, здесь нужен, говорят.

– Я тоже просился, – откликнулся Антон. – И тоже не пустили. Насчет анкет полагаю, что ребятишек, работающих на заводах, стоит сразу отбросить, а вот женщин нельзя, придется проверять. Официально прибывающих в командировки берет на себя Москва, а нам надо как-то постараться имеющимися силами поработать и на рынке, и на вокзале, и на толкучке, и в городском саду. Сможем?

– Милицию попросим помочь, товарищей из уголовного розыска. Они рыночных завсегдатаев лучше нас знают, ну, и по другой части, по жилому сектору тоже подскажут...

Поздно вечером, вернувшись в дом с резными наличниками на окнах, Антон постучал в двери. Открыла женщина, закутанная в платок, из-под которого выглядывала белая ночная сорочка. Волков представился. Пропустив его в прихожую, она заперла за ним двери, сказала, что на кухне стоит на столе завернутая в газеты кастрюля с картошкой, и ушла в свою комнату.

Наскоро пожевав картошки с хлебом и запив все это остывшим чаем, смертельно уставший Волков прошел к себе, разделся и, постелив постель, завалился на диван. Спать хотелось и не хотелось одновременно – сказывалась разница во времени, но наваливалась свинцовая тяжесть усталости. Еще рано утром он находился в столице, потом прилетел сюда и уже начал работу.

Перед его мысленным взором снова вставали виденные сегодня огромные огнедышащие печи, раскаленная струя металла, бьющая из летков, гигантские ковши, медленно плывущие над длинными, холодными цехами, загрузка в мульты металлолома и чугуна, синие дуги сварки, искры, летящие от зачищаемых наждачными кругами сварных швов на броневых листах.

У станков работали женщины и множество мальчишек. Один, стоя на подставленных к ставку ящиках, ловко крутил блестевшие, словно отполированные, ручки подачи суппорта. Синеватыми кольцами вилась стальная стружка, нетерпеливо переступали большие, не по размеру, кирзовые сапоги юного токаря, поглядывавшего на резец. Обернувшись, он неожиданно задорно подмигнул наблюдавшему за ним Антону, а у того больно защемило сердце.

Голодный и холодный мальчишка военной поры, которому впору гонять мяч со сверстниками во дворе и сидеть за партой, стоит здесь, в плохо отапливаемом цеху огромного завода и точит детали вооружения грозных боевых машин. Он, как взрослый, получает рабочую карточку, дает две нормы в смену, не на словах, а на деле претворяя в жизнь лозунг – «Все для фронта, все для Победы». А какой-то гад, притихший в этом городе, ставшем кузницей оружия, крадет победу у всех, в том числе и у этого бледного от недоедания и ночных смен мальчишки, заменившего взрослых у станка, пока они воюют на фронте.

Неужели он, майор Волков, вместе со своими товарищами не отыщет того, кто затягивает страшную войну, крадет жизнь и здоровье мальчишек и женщин, убивает на фронте их отцов, мужей, братьев? Обязан найти, наизнанку вывернуться, но найти в самые сжатые сроки, чтобы без стыда глядеть в глаза стоящим по две смены у станков детям.

И вдруг Антон вспомнил: в огромном помещении сталеплавильного цеха он слышал, как хрипло сипел динамик, сообщающий о присадках. Это передавали сведения из заводской лаборатории, поскольку во время плавки сталевары не могли без конца бегать туда и обратно, чтобы узнать о качестве проб сплава.

Возможно, именно здесь одна из разгадок доступа врага к тайнам броневой стали! Можно не быть сталеваром, но, зная, как идет процесс плавки, слушать передачу из лаборатории или работать в ней. Или иметь подход к работающим там? Предположим, плавка удачна, все пробы хороши – вот тебе и необходимые компоненты для брони. Но в зависимости от качества загружаемого в печь сырья несколько меняется технология плавки, идут другие добавки. И опять, слушая передачу из лаборатории и зная, чем загружали печь, можно составить определенную картину.