Живые и мертвые

ова, ответил лейтенант. Потом поднял голову и спросил: - А вы чего, откуда?

- Меня из райкома направили...

- А вы? - повернулся сапер от Синцова к другим людям, подошедшим к нему почти одновременно.

Тут были две женщины, тощий, длинношеий юноша в очках и двое худощавых, пожилых, очень похожих друг на друга людей в одинаковых старых шляпах с обвисшими полями.

- Тоже райком направил, - отозвалась одна из женщин, - а то кто же?

- Давайте тогда рельсы и двутавровое железо на автоген подносите, резаное обратно захватывайте. Раскладывайте по ту сторону. С интервалами. Там, где вкапывать будем.

Сапер быстрыми шагами пересек мостовую, показывая, где именно раскладывать нарезанные автогеном балки и рельсы.

- Пойдемте, - обратился к Синцову длинношеий юноша в очках, - понесем.

Синцов молча нагнулся, взялся за рельс и, приподнимая его вместе с другими, с удовольствием почувствовал, что, несмотря на усталость, сила в руках у него почти прежняя. Сначала они носили рельсы на плечах, а потом, согнув крючья из толстой проволоки, стали носить рельсы, продевая крючья в болтовые отверстия, как их обычно носят путевые рабочие.

Народу кругом становилось все больше. Пока одни носили взад и вперед нерезаные и резаные рельсы и швеллеры, другие долбили мостовую, расковыривали ее железными клиньями, а на противоположной стороне Садовой даже грохотал пневматический молоток. Рельсы и балки резал автогеном широкоплечий парень в комбинезоне и ватнике, и только на второй час работы, когда автогенщик на глазах у Синцова снял защитную маску, оказалось, что это курносая, кудрявая женщина.

- Давай, давай подноси, старички, а то у меня через вас вся работа стоит! - озорно закричала она Синцову и несшим с ним вместе балку близнецам в обвисших шляпах, которые, как они уже успели рассказать, оба были библиографами из Книжной палаты. Старинное здание Палаты недалеко отсюда, на Садовой, было разрушено бомбой, и они во время работы несколько раз заговаривали об этом и никак не могли успокоиться.

- Мне неудобно, - тихим, застенчивым голосом сказал Синцову длинношеий юноша в очках. - Я бы, конечно, был на фронте, и я буду, но я только неделю, как вышел из больницы, у меня гнойный аппендицит резали; глупость просто - в такое время аппендицит, а? Как вы считаете? - И он на ходу, неся балку, уставился на Синцова близорукими стесняющимися глазами.

Синцов успокоил его: аппендицит - такая вещь, которой не прикажешь, когда ему быть и когда нет.

- Вам вообще лучше бы не таскать, а то шов разойдется...

- Нет, это уж дудки! - сердито сказал юноша в очках, словно его шов не имел права на это.

Еще час или полтора они продолжали таскать балки и рельсы, а потом присоединились к тем, кто долбил ямы в мостовой.

- Ах, тверда московская земелька! - сказал кто-то.

- Жаль, немец не знает, сколько мы ему тут всего нарыли, а то бы узнал - враз отступил...

Шутку не осудили, но и не поддержали. Люди относились к своему делу серьезно. Хоть никто