Живые и мертвые

выхватил папиросу, примял, сунул в рот, потом, спохватясь, протянул пачку Синцову, но Синцов отрицательно мотнул головой. Ему с утра опять отчаянно хотелось есть, и он боялся, что, если закурит натощак, его стошнит.

- Слушаю вас, товарищ!

Елкин передернул плечами и несколько раз быстро закрыл и открыл глаза, как человек, которому уже давно приходится бороться с постоянным желанием спать.

- Моя фамилия - Синцов. Я учился в КИЖе, и здесь, в райкоме, меня принимали и в кандидаты и в члены партии...

- Это я понимаю, - нетерпеливо перебил Елкин. - А сейчас что пришли?

Но Синцову, чтобы объяснить, для чего он пришел сейчас, непременно нужно было объяснить все, что случилось с ним раньше.

- Я знаю, что у вас времени нет, - он взглянул в глаза Елкину, - но вы меня выслушайте десять минут. Если, конечно, можете.

- Почему не могу? Давайте говорите. Вы в райком пришли, а не на пожар...

Синцову казалось, что он сумеет рассказать все самое главное за десять минут, но проговорил вдвое больше. Приди он в райком вчера вечером или ночью, а не в этот ранний час, едва ли у Елкина при всем желании оказалась бы физическая возможность дослушать его до конца.

Синцов кончил, молчал и все-таки, потянувшись к лежавшей на топчане пачке, жадно закурил.

Елкин молча смотрел на него, испытывая противоречивые чувства. Этот человек хотя, если верить его словам, и безоружный и раненый, но все-таки сдался в плен немцам, а потом хотя и бежал из плена, но, перейдя фронт, не остался там, на фронте, а пришел в Москву, домой, то есть в общем-то совершил дезертирский поступок. И в то же время Елкину хотелось помочь этому сидящему перед ним человеку.

Почему? Наверно, больше всего из-за откровенности рассказа, в котором было не только выгодное, но и невыгодное для этого человека.

- А документов у меня никаких нет, и подтвердить то, что я говорю, некому, - снова повторил Синцов то, с чего начал. - Случившееся до первого октября может подтвердить комбриг Серпилин; его отправили тогда в госпиталь в Москву. Но здесь ли он - не знаю. А после первого - некому.

Рассказывая, как он попал в Москву, Синцов упомянул о Люсине, но во второй раз называть это имя и для доказательства своей честности хвататься, как за соломинку, за этого подлеца было свыше сил Синцова.

- Некому, - твердо повторил он, встал и ткнул окурок в стоявшую на столе консервную банку.

- А как сейчас ваша голова? - вдруг спросил Елкин, подумав об этом из-за упоминания о госпитале и посмотрев на забинтованную голову Синцова.

- Ничего, немного зудит. Наверно, уже подживает.

Елкин вскочил с топчана и запрыгал взад и вперед по комнате на своих коротких пружинистых ножках.

- Конечно, что в райком вы пришли - это хорошо, но что с партбилетом у вас получилось?.. - Елкин сердито и удивленно приподнял плечи и еще раз пробежался по комнате. - Не восстановят, - решительно сказал он, остановись напротив Синцова.

- Я не об этом пока думаю, товарищ Елкин, - сказал Синцов.