Всегда на страже (сборник)

…Пять лет назад он прибыл на заставу, весьма смутно представляя себе специфику службы. В первый же день приезда поднялся пораньше - обещал приехать начальник отряда,- пришел на заставу, а там ни живой души, кроме дежурного. Непривычная тишина вокруг. «А где же люди?» - спросил у дежурного. «Кто на границе, кто отдыхает после службы»,- ответил тот. «А занятия когда?!»

Думал, здесь такие же порядки, как в других частях: с утра - занятия, после обеда - занятия. А тут, оказывается, служба на первом плане.

Пришлось наново все постигать. Миско учился пограничному мастерству у своего начальника заставы Рачкова, не стеснялся спрашивать у сержантов. Но и сам мог кое-чему научить - служба в Советской Армии дала ему многое. Он, например, был отличным стрелком. Еще первый его командир взвода говаривал: «Солдат тогда научится хорошо стрелять, когда у вас брюки на коленках изотрутся».

Миско не жалел коленей. В тот же год на проверке застава Рачкова получила за стрельбу высшую оценку.

И все- таки он тогда неуверенно себя чувствовал на границе, многого не понимал, трудно давалась та самая пограничная специфика, над которой он вначале лишь посмеивался в душе -дескать, какая уж там специфика?! Оказывается, была она, сложная, многогранная. Незаметная каждодневная работа требовала усиленного внимания к кажущимся мелочам…

Теперь, пять лет спустя, Миско понимал, что, впервые надев фуражку с зеленой тульей, он, тогда младший лейтенант, еще не стал пограничником. Он стал им потом, научившись воспитывать в людях уважение к службе и ответственность за порученное дело. Не просто заученно, автоматически исполнять обязанности, а исполнять с любовью и с огоньком. Апатия, равнодушие пугают его и сейчас гораздо больше, чем дисциплинарный проступок.

Он еще сейчас не знает, как у него пойдут дела дальше - это зависит и от него, и от офицеров, его помощников, и от солдат. Видимые успехи пока не давали оснований для особых восторгов. В одном лишь была твердая убежденность: его приняли на новой заставе, коллектив верит в своего командира.

…Теперь старший лейтенант Миско, пожалуй, догадывался, почему именно его послали начальником на эту заставу.

МИКОЛА РАКИТНЫЙ

ВСТРЕЧА

Рассказ

Это были обычные практические занятия.

На заставе такие занятия проводились регулярно, и теперь капитан Лагутин был вполне уверен, что ему ни перед кем - ни за себя, ни за своих подчиненных - краснеть не придется. Да что краснеть! Взять хотя бы сержанта Гимаева. Он, Лагутин, даже хотел вот что сделать: вывести на занятия самое, на его взгляд, малоопытное отделение. Но в последний момент мысль его остановилась на отделении сержанта Гимаева. Из штаба погранотряда сообщили, что на заставу выехал проверяющий из Москвы. И хотя в штабе знали, что проверяющий едет не к кому-нибудь иному, а к Лагутину, все же сочли необходимым предупредить его.

Это было всего два часа назад. А сейчас они, начзаставы Лагутин и проверяющий, моложавый, ловко сложенный генерал (капитану и в голову не приходило, что к нему может нагрянуть генерал),- стояли на высокой, оснеженной, с тремя соснами горе, откуда все видно было, как на ладони. На условно обозначенной границе, проходящей по старому, давно уже не езженному шляху, вот-вот должны были показаться «нарушители», а за ними - «пограничный наряд».

Стоял тихий, безветренный мартовский день. Ночью слегка натрусило свежим снежком, и теперь он, словно радуясь тому, что лег на землю, весело искрился на солнце. Вокруг не слышно было ни звуков, ни шорохов. Только откуда-то из поселка время от времени доносился звон кузнечного молота, еще больше подчеркивавший молчаливость зимнего дня.

«Что- то медлишь, Гимаев»,-подумал Лагутин. Раз за разом он поднимал бинокль и подолгу глядел на шлях, на котором никто не показывался.

Генерал, заложив руки за спину, прохаживался взад-вперед.

- Вы давно на границе, капитан?

Лагутин насторожился, но тут же отрапортовал:

- Пятый год, товарищ генерал.

- Родом откуда?

- С юга, из Пятигорска.

- Там уже весна…

- Весна, товарищ генерал.

- Пятигорск!… Гора Машук. Лермонтов…- Генерал нагнулся, взял горсть снега и начал лепить снежок.- Давно хотел побывать там, проехать по Военно-Грузинской дороге… Со школьных лет еще… Не выпадает… Был в Софии, Берлине, Мукдене, даже в Токио! А вот Кавказ…

- Бывать не довелось?

- Да… Ваши люди, капитан! ~ Генерал бросил снежок и взял у Лагутина бинокль.

Генерал не ошибся. Трое пограничников, переодетые в гражданское, пробирались через молодой березник к шляху. Начзаставы Лагутин даже и без бинокля мог в каждом из них узнать своих ребят. Но по тому, как они делали короткие перебежки, прятались за пни и, оглядевшись, двигались дальше к границе, у Лагутина поднималось то острое, давно знакомое ему чувство, которое испытывал он при каждом настоящем нарушении границы.

Ему хотелось побыстрее увидеть свой пограничный наряд, который бы принял самые решительные меры по задержанию нарушителей.

Но «нарушители» уже были почти на «границе». Когда последний из них, пригибаясь, пулей перелетел через шлях и упал в снег, генерал засмеялся:

- Чистая работа!…

Как было правильно понять эти слова и смех генерала? В них, как показалось Лагутину, кроме похвалы была и насмешка: что ж, считай, что «граница» уже нарушена. А где же твой наряд, капитан? Не вижу!… Лагутин промолчал. Сделал вид, что этого не заметил. Он знал, что «наряд» давно с «нарушителей» не сводит глаз, и то, что проверяющий покуда не замечает его, Лагутина даже радовало.

- Маневр, товарищ генерал,- наконец сказал капитан.- Маневр при групповом нарушении. Если нарушители идут группой, они, безусловно, вооружены. Поэтому лучше всего выводить их ка открытое место и… действовать. Вот так и с этими - дальше вон той просеки им не пройти…

Генерал направил бинокль в ту сторону, куда показал начзаставы. За шляхом, между зарослями и густым молодым сосняком, неширокой полосой проходило поле. Оно, как раз поперек, пересекало дорогу «нарушителям», которые, сойдясь, были уже на выходе из кустарника и, видно, советовались, как им перескочить это открытое опасное место.

Где же пограничники? Отведя взгляд от «нарушителей», генерал повел биноклем в сторону и вдруг сделал шаг вперед. Возле кустарника, слева, он заметил белую в маскхалате фигуру. Короткими рассчитанными скачками она передвигалась от куста к кусту, на открытых местах зарывалась в снег и спустя мгновение показывалась уже в совершенно другом месте.

- Настоящий пограничник! Пошел наперерез. По-пластунски… Вы замечаете, капитан? - Генерал, не отрывая взгляда от пограничника, передал бинокль Лагутину. На возбужденном лице его светилась скупая довольная улыбка.

Пограничник, почти сливаясь со снегом и оставляя за собой глубокий след, полз уже через поле к густому сосняку.

- Ефрейтор Рудницкий,- сообщил Лагутин.

- Как вы сказали? Рудницкий?

- Ефрейтор Рудницкий, товарищ генерал.

- Знакомая фамилия. Рудницкий…

В этот момент пошли «нарушители». Видно, не особенно надеясь на глухую тишину сосняка, который одновременно был и спасением им, и самым удобным местом для засады пограничников, они, двое вместе - третий пока оставался в кустарнике,- оглядываясь, торопливо направились через поле. Когда до леса оставались уже считанные шаги, «нарушители» не выдержали и бросились бежать. Казалось, одна минута - и все они спрячутся в лесу. Но в это время навстречу им стремительно выскочили два пограничника, держа наготове оружие…

Двое сдались. Что касается третьего - тот, ища спасения, попытался повернуть обратно в кусты, но и ему не повезло: перед ним: будто из-под земли выросла кряжистая фигура сержанта Гимаева.