«Жизнь моя, иль ты приснилась мне...»(Роман в документах)

Я не знаю, что тебе сказать в утешение. Он был хорошим товарищем, мне самому тяжело, ведь мы с ним два года были вместе в одном батальоне, и я полюбил его как брата. Видно, такова его судьба. И не только его. Мы наступаем, но потери очень большие, русские сейчас сражаются ожесточенно за каждую деревню. То, что было в Польше или во Франции, это просто прогулки по сравнению с тем, что мы сейчас имеем здесь, в России.

Дорогая Дора! Я тебя очень люблю и буду полностью откровенен. Я благодарю тебя за все хорошее, что у нас было, но ты на меня не рассчитывай. Я люблю детей, а у тебя их быть не может. И оставить Эмму с малышкой-дочуркой и уйти к тебе, как я раньше обещал, если с Эрихом что-нибудь случится, я не в состоянии. За прошедшую неделю я это обдумывал много раз и вчера решил окончательно. Прости меня, Дора! Я виноват, что не могу выполнить обещание. Прости, ради Бога.

Если я вернусь живым и здоровым, и ты будешь одинока, и тебе понадобится мужчина, то, если захочешь, мы можем встречаться, как встречались. Но только без каких-нибудь конкретных финансовых и материальных обязательств с моей стороны. Жизнь чертовски вздорожала, я хочу еще сына и содержать тебя не смогу. Думаю, тебе нужно, не теряя времени, устраиваться на работу.

Письмо это прочти и сожги. Так будет лучше.

Люблю и целую тебя как прежде.

Твой Пауль.

Солдат Адольф Гросс.

27 июля.

Ангелы мои!

Как прекрасна задача, которую возложил на нас всемогущий Бог. Даже если судьба настигнет нас в эти жестокие дни, мы все же знаем, что наша родина защищена от смертельной угрозы. Сам Бог поручил нам эту борьбу во имя сохранения нашего справедливого существования. Чем была бы сегодня Германия, чем были бы мы все, немцы, если бы высшая сила не послала нам фюрера? Ничто другое, как безработицу, нищету, унижения и бедствия терпела бы она. Возможность участвовать в этой борьбе является для меня тем большей радостью, что моя жизнь увенчана существованием крошечного существа, которое станет взрослым гражданином Германии и будущего мира. Того нового, истинно справедливого мира, которым править будут только немцы, и среди этих немцев наш сын. Я здесь сражаюсь, чтобы у моего маленького ангелочка жизнь была лучше и богаче, чем выпала на нашу долю.

Скорая и окончательная победа над Красной Армией вопрос двух-трех недель. Наш великий фюрер сказал, что намерен победоносно завершить труднейший поход всех времен еще до наступления осени. Мы же чувствуем себя исполнителями его гениальной воли. Мы преданы ему на веки вечные и будем заботиться о том, чтобы его воля исполнилась, чего бы это нам ни стоило. Он великий полководец, и его стратегическое предвидение чудодейственно. Мы уже знаем, что после взятия Москвы танки нашей дивизии будут двинуты на Казань. А это уже Урал, граница с Азией, где и будут водружены наши славные боевые знамена. Через могилы наших павших героев устремляемся мы в кровопролитных боях навстречу победе, и нет в мире силы, способной нас остановить. И твое страстное желание, дорогая, чтобы этот «ужасный», как ты пишешь, поход побыстрее закончился благополучно, исполнится очень скоро.

Москва, оплот мирового большевизма, падет в начале августа, и вместе с вражеской столицей — фюрер приказал стереть все с лица земли — будут уничтожены последние остатки Красной Армии.

Наша борьба находится под защитой Господа. Он, в чьих руках мы все находимся, по своей чудодейственной доброте сохранит для тебя мужа и для мальчика — отца. Можешь не сомневаться, что война на Востоке закончится нашей полной победой через 10–15 дней, самое позднее, через 3 недели. Но это — самое позднее. А возможно даже, что когда ты получишь эго письмо, она уже закончится, и ты услышишь об этом в победном обращении фюрера по радио «Москва».

Целую бесконечно горячо тебя и нежно нашего маленького ангелочка.

Твой муж Адольф.

Унтер-офицер Клаус Шварц.

30 июля.

Дорогой Гертруд!

Пишу тебе опять маленькое письмо. Нахожусь на наблюдательном пункте на церкви. Нельзя сказать, чтобы здесь было уютно, но зачем тебя беспокоить!

За 4 дня мы не продвинулись ни на один шаг. Вблизи проходит автострада Смоленск-Москва, русские стреляют из орудий всех калибров, особенно из пусковой установки, которую на наших позициях называют «Джонни». В нашей батарее осталось только одно орудие, другие уничтожены во время атаки русских танков: они отравили нам жизнь.

Нам говорили, что русские — это уже не солдаты. Не верь! Парни дерутся до последней капли крови. Русский не перестает стрелять даже тогда, когда он полумертв. Надо признать, что система у русских воспитывать комиссаров действительно неплохая.

В пехоте колоссальные потери, один батальон насчитал в день 105 потерь (у нас — 26), роты уменьшились до размеров маленьких групп.

Бывают минуты, когда я не знаю, что мне делать: не так просто удерживать себя и других на высоте. Некоторые уже теряют мужество, и после каждого боя вновь и вновь слышится: «Ах, когда же закончатся боевые действия».

Черт бы побрал эту Москву!

У меня еще есть надежда, что нас, может быть, поменяют с теми, кто прохлаждается во Франции и ни разу не были в бою, а мы здесь истекаем кровью.

На сегодня хватит. Сейчас вновь будет ни с чем не сравнимый бой. Если буду жив, напишу следующее, но это все зависит от русских.

Сердечно тебя приветствую и целую.

Твой верный и преданный друг Клаус.

Капитан — командир роты.

Уважаемая мадам Цольда!

К сожалению, должен Вас известить о том, что Ваш сын унтер- офицер Отто Цольда пал жертвой за Фюрера и Отечество 25.7.41 г.

При сражениях и переходе через р. Ворскла, западнее Ахтырки, воет, части Украины, наша рота подверглась сильной бомбардировке со стороны советской авиации. От прямого попадания бомбы был разбит дом, в котором находился Ваш сын. Ваш сын получил тяжелый удар по голове и был насмерть убит. Он не переносил никаких страданий.

В его лице рота потеряла дорогого товарища и командира. Мы его похоронили на кладбище Ахтырка.

Его личные вещи высылаем Вам по списку:

1. кошелек, в нем различные струны;

2. связка с ключами;

3. партбилет;

4. кольдкрем;

5. две пары носков;

6. три платочка;

7. пуловер домашней вязки;

8. 37 марок и 10 пфеннигов.

Стограммовый пакетик с леденцами и коробка с сосисками розданы солдатам в роте.

Письмо руководителя группы хроникеров шефу-кинооператору Отто Ланге (группа армий «Центр»).

Присланные Вами материалы говорят о том, что Вы совершенно упускаете один из основных принципиальных вопросов в нашей пропагандистской работе.

Вы стремитесь запечатлеть победоносное продвижение наших войск и делаете это высокопрофессионально. Однако Вами, как свидетельствует присланная пленка, игнорируется важнейшая задача, стоящая перед нами. Мы должны немедленно, наглядно и убедительно, показать немецкому народу и всей Европе, что Советская Россия — это многомиллионное скопище неполноценных в расовом отношении, дегенеративных ублюдков: евреев и азиатов, представляющих чудовищную опасность для цивилизованного человечества.

В этом аспекте заслуживает внимания опыт доктора Мюллера, который на Украине в одной из психлечебниц снял десятка два душевнобольных, обмундировав их предварительно в форму комиссаров и командиров Красной Армии. Снятые в разных ракурсах, грязные и небритые, они являют собою целую галерею отвратительных, омерзительных, агрессивных идиотов, что производит сильнейшее впечатление.

Заслуживает внимания и работа доктора Хекера, который отснял под Минском гражданское население. Для большей убедительности сопроводительного текста хроники и чтобы они выглядели еще более отвратительно, гражданских предварительно переодели чуть ли не в лохмотья: старые свитеры, рваные куртки. Мужчины стоят небритые, босые, в грязных рубашках, без галстуков, поддерживают спадающие штаны, так как у них отобраны поясные ремни. Нечесаные женщины со зверским выражением на лицах держат в руках топоры и вилы. Эти кадры тоже вызывают самую активную неприязнь и брезгливое отвращение.