Бородинское поле

составляют тайну для окружающих, они в этом глубоко

заблуждались. Впрочем, не они первые, не они последние.

И не столько слова Гали "молодой и влюбленный",

сколько ее такое выразительное откровенное смущение,

говорившее, что она пожалела о сказанном, насторожило

Игоря, и он спросил:

- С чего ты взяла?

- Это все находят, - попыталась ускользнуть Галя, но и

голосом, и всем своим видом только подчеркивала свое

смущение и неловкость.

- Я про влюбленность. - Игорь испытующе, но с

доброжелательной, даже поощрительной улыбкой смотрел на

Галю, и она, доверчивая и преданная, сдалась:

- Ты мне дай слово, что никому не скажешь. Даешь? -

Лицо ее выражало взволнованность, а в темных блестящих

глазах настороженно таилась чужая тайна.

- Даю.

Они медленно шли в сторону гостиницы "Россия", а Галя

в раздумье молчала, все еще не решаясь говорить. Она

досадовала на себя и жалела, что все так получилось, что эти

два слова сорвались помимо ее воли. Наконец сказала:

- Знаешь, я не должна была тебе говорить, но теперь уже

поздно. У мамы с Олегом Борисовичем любовь.

Игорь остановился, изумленно и как бы с недоверием

глядя на Галю:

- Нет, ты не подумай, что какой-то пошлый роман. У них

настоящая любовь. Ну понимаешь, чистая и глубокая.

Игорю все это казалось до того ошеломляющим и

невероятным, что он не поверил.

- Галинка, ты все это придумала. Зачем? И откуда ты

взяла?

- Нет, нет, Игорек, я ничего не придумала. Это правда. -

Но, увидав, что ее сообщение больно задело и расстроило

Игоря, решила отступить. - А возможно, мне показалось.

Возможно, я...

- У тебя есть какие-нибудь доказательства, факты? -

нетерпеливо перебил Игорь.

- Факты? - Галя сделала удивленные глаза. - Фактов нет.

А какие тебе нужны доказательства? Мне показалось, потому

что мама такая веселая, счастливая, как влюбленная. И я

решила...

Она уже оправилась от первого замешательства и теперь

продуманно и уверенно давала отбой.

- А при чем здесь отец? - продолжал наступать Игорь. -

Он тоже... веселый?

- А тогда кто? Она с ним работала в Подгорске. А теперь

с ним будут строить гостиницу в Энске.

- Ну, знаешь ли... логика у тебя деревянная. - У Игоря

отлегло от сердца. - Смешно! И как ты могла всерьез

подумать...

- Сама не знаю, - окончательно сдалась Галя, пожав

узкими трепетными плечами.

Игорь поверил. Сказал, уже весело смеясь:

- Чудачка ты, Галинка! Не получится из тебя юрист.

- Почему ты думаешь?

- Логики нет. Сочиняешь неубедительные версии. Ни

фактов, ни доказательств. Субъективные предположения,

эмоции.

- Для адвоката эмоции - это уже половина успеха. А я

готовлю себя в адвокаты.

- Будешь оправдывать преступников?

- Защищать невиновных.

- Пока что ты обвиняешь невинных.

Галя поняла намек. Ей было весело оттого, что сумела

так ловко вывернуться и отвести подозрения. Так она думала.

И ошибалась: Игорь только сделал вид, что принял сказанное

под большим секретом за нелепый вымысел, за чепуху, не

заслуживающую внимания. Брошенные Галей зерна запали в

душу и хоть не сразу, а постепенно беспокоили его, заставляли

задумываться, порождали неприятные чувства. И даже то, как

быстро и легко Галя отказалась от своего открытия, от тайны,

не успокаивало, а напротив, усугубляло его подозрения.

Они прошли мимо гостиницы "Россия", постояли у

каменного парапета стилобата, глядя, как на гаснущем

огненном закате четким рисунком проецируются кремлевские

башни и купола соборов. Потом по широкой гранитной

лестнице спустились на набережную Москвы-реки и,

облокотясь на теплый камень парапета, молча глядели в тихую

темную воду, в которой отражались первые электрические

огни. Мысли о тайне, которую вдруг так необдуманно открыла

Галя, наводили Игоря на разные ассоциации и воспоминания,

и он неожиданно спросил:

- А как поживает твой дядюшка Коля Николаевич?

- Что-то у него на работе не ладится. Какие-то

неприятности.

- А его роман с Ариадной продолжается или закончился?

- Роман? А ты откуда знаешь? - с напускным удивлением

сказала Галя.

- Разве это тайна?

- Какой там роман! Просто легкий флирт или пошленький

водевиль был.

- Был. Значит, все в прошлом. Я правильно тебя понял?

- Не знаю, - нехотя ответила Галя. - Кажется, да. А

почему тебя это интересует?

- Так. Судьбы людские. Их надо знать, чтоб не повторять

чужих ошибок.

Галя молчала. Ей казалось, что Игорь имеет в виду вовсе

не Ариадну и Колю Фролова, а ее маму и своего отца. И она

снова горько упрекнула себя за слова, которые сорвались у

нее в порыве откровенности, сорвались и оставили в душе

Игоря нехороший осадок.

2

Говорят, муж узнает об измене жены в последнюю

очередь. Таково правило. Брусничкина оно не касалось,

поскольку он во всех случаях жизни предпочитал исключение

установленным правилам и стандартам. Об отношениях

Ариадны и Коли Фролова он знал давно. По крайней мере,

подозревал, догадывался, но конкретных улик избегал: щадил

самого себя. Ревность он считал пережитком, зоологическим

чувством собственника, провинциальной глупостью. Трезвым

рассудком поведение жены находил естественным, хотя и не

оправдывал ее. Лишь однажды посоветовал ей соблюдать

приличия и не афишировать так открыто своих связей с каким-

то прорабом, не компрометировать себя и мужа. Но прежде

всего - себя, не забывать о своем достоинстве. Ариадна

приняла этот разговор весело и обратила его в шутку, пропев:

"Старый муж, грозный муж, ненавижу тебя, презираю любя..." -

и тут же одарила старого, ненавистного мужа неподдельно

нежным поцелуем. Тогда Леонид Викторович назвал Ариадну

сиамской кошкой. Она была "удобной" женой, к ней он привык

и расставаться с ней не собирался. В то же время был уверен,

что и она от него никуда не уйдет. Любил ли он ее? Пожалуй,

по-своему любил. Он хорошо знал ее слабости и в полную

меру эксплуатировал их. Иногда на него находило рассудком

отвергаемое им чувство ревности. Он злился, заливал это

первобытное чувство вином и жаловался своему тестю на

измену жены. Павел Павлович Штучко слушал его спокойно и

добродушно, даже весело. Ни капельки сочувствия не

выражали его хитрые, по-птичьи круглые глаза. Говорил своим

негромким, вкрадчивым голоском:

- Милый, мой, об этом надо было раньше думать, когда

женился. Вперед смотреть надо. Взял бы карандаш, написал

бы год рождения Ариадны, пониже - свой год рождения,

произвел бы простое вычисление и подумал бы над

полученной цифрой. Хорошенько все взвесил бы и решил. А

теперь что ж, чем я тебе могу помочь? - Он развел руками и

изобразил на своем лице беспомощность, а птичий взгляд в то

же время призывал к смирению и покорности.

- Ты меня не понял, - хмельно возражал зять. - Не

измена ее меня оскорбляет. Пусть изменяет - это ее личное

дело. Но с кем? Вот что меня оскорбляет. Обидно мне,

понимаешь? С кем она связалась, что он из себя

представляет? Ничтожество! Прохиндей! Была бы фигура,

личность!.. А то черт знает что!..

- Значит, для нее он фигура. Ты личность, а он, этот

прораб, фигура. Ей лучше знать, кто фигура, а кто личность. А

я что ж тебе могу посоветовать? Измени ты ей.

В последних словах тестя Брусничкин поймал

откровенную издевку. Он смотрел на Штучко в упор пьяными,

блестевшими злобой глазами, а круглые глазки Павла