Иван-да-марья

— И на клумбе надетый на палку зеркальный шар, — сказал я, — я ненавижу крокет. А они обязательно Киру с Зоей к себе позовут. И Зоя согласится.

— Ни за что, — воскликнула она, — ведь мы вчера это решили. Нет, мы увернемся. Если бы не было Вани, то было бы трудно, а тут мы легко увернемся. Ваня, я тебя очень прошу, молчи и, когда будут приглашать, сделай, пожалуйста, очень сердитый вид.

На пристани уже увидели нас и, приветствуя, махали, и Зоя, несмотря на то, что она говорила брату, им отвечала, подняв руку и улыбаясь. Вот такая она всегда. Ты только посмотри на нее.

— Ты знаешь, — сказала она брату, — они нас давно приглашали, сколько уже раз корили и напоминали.

— Откровенно говоря, мне бы хотелось, — сказал брат, — провести этот день без чужих, но, впрочем, как вы решите.

— Да мы уже вчера решили, — сказала Кира. — Зоя, ты что-то запуталась. Ваня прав, не надо чужих.

— А главное, — сказал я, — Зоя, ты ни за что не сдавайся.

Брат засмеялся. В это утро он был удивительно легок.

— Ваня, — тогда сказал я, уже не доверяя сестре, — мы сразу же с тобой спустимся и возьмем лодку.

— Решено, — ответил он, — а тебе, Зоя, придется выдержать натиск.

— Ну, не только мне, — ответила она, — Кире тоже.

Когда пароход коснулся деревянной, обшитой тесом пристани на сваях, все было решено, и мы развеселились.

— Возьмем лодку, — говорил я Кире и брату, — и отправимся вверх по Черехе.

Я уже знал, куда нас хочет увезти брат, и держался около него и Киры, когда пароход тронул причалы и там поймали канат, замотали о деревянную тумбу, вдвинули мостки, и народ начал выходить.

— Одни гимназисты, — сказал я, — Зое будет отбояриться легче, этого новоиспеченного студента-театрала, к счастью, на пристани нет.

Увидев Зою и Киру, Андрусовы действительно обрадовались, и я видел, что только присутствие брата смущало их.

— Кого вы встречаете? — слышал я вопрос Зои.

— Как видите, вас, — сказал один из них, самодовольный и толстый уже гимназист, что любил выступать на спектаклях.

— Ну, нет, — сказала Кира, смеясь, — это неправда.

— Зайдемте к нам, — не обращая внимания на меня, говорили они.

— Брат только что приехал, — сказала Зоя.

— Иван Тимофеевич, мы будем так рады, зайдемте к нам, хотя бы на час, — и брата начали уговаривать отправиться к ним на дачу, — это совсем недалеко. Ведь сколько раз вы обещали приехать, — обращаясь к сестре, — а потом мы отправимся вместе с вами, куда вы хотите.

Зоя с Кирой остались, а я уже побежал вниз, где на скамейке сидел лодочник и у будки лежали разноцветные весла, и слышал, что брат спускается вслед за мной. Почти все лодки были в разгоне, оставалась только одна большая, с широкими бортами и истертыми до блеска железными уключинами. Конопатый лодочник вручил мне весла и, когда брат дал ему задаток, отстегнул цепь, и она, загремев, посыпалась в лодку. Я по-матросски закричал:

— Готово.

И сестра с Кирой уже спускались к нам, к радости моей и к досаде величайшей гимназистов. Когда сели Кира с сестрой и брат занял место на корме у руля, я хотел побыстрее вложить весла в уключины, но два гимназиста, оставив свои велосипеды у пристани, сбежали вниз:

— Куда же вы? — спрашивал один из них.

— Федя, куда вы? — спросил один из них даже меня.

Забренчала брошенная на дно цепь, и я даже буркнул, а не ответил:

— Далеко.

— Куда вы? — спросил уже не меня, а Зою толстый гимназист.

— Ох, далеко, — смеясь, отвечала она.

— Но когда же вы заглянете к нам?

— Возможно, на обратном пути.

Мне было досадно, что она это сказала.

— Напрасно ты ему обещала.

— Что обещала?

— Мы, мол, вернемся. Будут ждать, и этим мы свяжем себя.

— Подумаешь, какая беда. Ах, отстань.

Брат помог Кире, я хотел разобрать весла и уже сел, но Зоя заявила:

— Нет, грести будем мы. Федя, пусти. Мы сядем с Кирой.

Я растерялся.

— Зоя, но ведь ты грести не умеешь.

— Отстань. Мы сядем с Кирой.

— Что с тобой стало. Вот видишь, — сказал я брату.

Да еще при чужих. Мне не хотелось второго весла отдавать, но уже первым Зойка завладела, и это было так обидно, — а главное, при брате и при чужих, и я смотрел то на Зою, то на брата, а брат последний шагнул в лодку, в корму. По глазам брата я видел, что он меня понимает. И он, улыбаясь, мне сказал, как взрослому:

— Федя, уступи.

Я, обиженно и сердито посмотрев на Зою, уступил и отдал весло.

— Ага, отставили, — сказал тут про меня этот толстый гимназист-футболист, которого я на всю жизнь после того возненавидел.

Я растерянно отдал весла и подумал: вот она дружба, мне до слез было досадно, Кира-то, Кира, нет, видно, прав Шурка, что не так давно на Степановом лужку, раздеваясь, говорил мне:

— Нет, брат, с бабой дружи, а камень за пазухой всегда, брат, держи.

— Мы потом тебе, Феденька, весла дадим, — сказала тут Кира.

— Пожалуйста, пожалуйста, — ответил я ей, едва скрывая обиду.

Я видел, как они неумело вставляли весла в уключины, и, когда брат сел на руль, мы оттолкнулись, они взялись за весла и, путаясь, вразнобой погребли, так что и смотреть на их усилия мне было стыдно. Тут и случилось то, чего я втайне боялся.

Толстый гимназист, увидев возвращающихся в лодке знакомых мальчишек, — а мы с ними чуть не столкнулись, запутались веслами — закричал:

— Ну, тогда и мы отправимся вслед за вами, — и они, не спрашивая ребят, не обращая на их крики внимания, не позволив им высадиться и сдать лодку, прыгнули в нее и, забрав весла, оттиснув ребят, кричали нам: — Погодите. Мы вас перегоним! — Они вдвоем с криками взялись за весла, но, к счастью, видно было, что там гребцы тоже плохие, а в лодке много народа.

— Вот мы устроим гонки, — кричали с лодки, — сейчас вас перегоним.

— Нет, это невыносимо, — сказала Кире сестра, — они хотят нас перегнать.

— Мы далеко, — отвечала она, — нам с вами не по пути.

— Посмотрим, — отвечали они.

Кира глубоко и сильно опускала в воду весло, а у Зои руки были слабые, и наша лодка, несмотря на усилия брата выровнять ее рулем, шла совсем не туда.

— Смотри на них, Ваня, — говорил я, — Боже, какую болтушку вы устроили. Смотри, — говорил я ему, — нас нагоняют. Кира сильнее Зои гребет.

— Кира Сергеевна, — говорил и брат, — не так сильно. Зоя, дай выровнять.

— Ага, — кричали там, и я с отчаянием оглядывался, не зная, что теперь сделать, но брат был старший, и он это допустил.

— Ровнее, вместе, — только и говорил брат, а я за ним повторял:

— Ну, раз, два, — шептал я, — ровнее, вместе, — ну, раз, два.

Как они гребут, смотреть стыдно, а ведь Кира родилась на Днепре, и Зоя выросла на берегу реки и до сих пор ничему не научилась. И я так был взволнован, обижен и раздосадован, что чуть слезы у меня от досады не выступили, когда я оглядывался на моих врагов, что гребли изо всех сил.

— Они нас догонят, — сказал я брату.

— Боюсь, что сейчас они и меня не послушаются, — улыбаясь, сказал брат, понимая мое волнение.

Зойка невозможна, но и Кира-то какова. Такой я ее видел впервые, она раскраснелась, бурная и страстная, но весло ее уходило все же очень глубоко, разгоряченная греблей, она сильно дышала и тратила много лишних усилий.

— Да гимназисты не лучше гребут, — сказал, смеясь, брат.

— Сейчас обгонят, — сказал горько я брату.

— Нет, — сказал он, — все же мы впереди, — и, обратившись к Кире: — Так гребя, вы быстро выбьетесь из сил, устанете. Зоя, — сказал он, — немного спокойнее.

— Да у меня весло подворачивается, не слушается.

— Подумаешь, как будто это в первый раз, — пожав плечами, сказал я.

— Зоя, — говорила Кира, — греби.

— Дружнее, — советовал брат. — Не надо так, Кира Сергеевна, глубоко весло опускать. Дайте Зое выровнять лодку.

Кира, закусив губу, подняв весло и сильно дыша, дала Зое выровнять лодку, но та так далеко вытянула весло, что оно выскочило из разболтанной уключины, и, обдав водою нас с братом, упало в воду. Склонившись, я его поймал.