Мы не увидимся с тобой...

лы, а над ней что-то непонятно, ослепительно блестевшее в лучах заходившего солнца.

- Она? - спросил Лопатин.

- Она.

Пирамидка была сложена из старого кирпича - наверное, разобрали для этого какую-нибудь разбитую снарядами стену, - но этот ломаный, поковырянный кирпич снизу и доверху был густо и чисто побелен. В пирамидку был вмазан штык острием вверх, а к нему обнаженным от изоляции медным проводом прикреплена вырезанная из разогнутой снарядной гильзы звезда. Она-то и отсвечивала сейчас на солнце так сильно, что остановила их еще издали.

На пирамидке, под добытой где-то пластинкой плексигласа, на хорошо отшкуренном куске фанеры густыми лиловыми чернилами, по-писарски четко, была выведена надпись: "Вечная память погибшим в боях за Родину!" И под ней фамилии. Рядом с первой - гвардии капитана Салимова Ю. С. - маленькая, плохо видная под мутным, поцарапанным плексигласом, фотография капитана в фуражке, с гвардейским знаком и тремя орденами на гимнастерке. Остальные фамилии без фотографий: капитан Гурский Б. А., военный корреспондент "Красной звезды"; гвардии старший сержант Лаврик С. С.; гвардии рядовой Самохин С. А.

Вот и всё. Одна на четверых война, одна надпись, одна могила.

"Значит, вот сюда она и приедет, если новый редактор сдержит свое обещание", - подумал Лопатин о матери Гурского и услышал у себя за спиной голос Василия Ивановича:

- Товарищ майор!

Это значило, что к ним подошел кто-то еще. Товарищем майором Василий Иванович называл его только при посторонних

Лопатин повернулся и увидел Велихова, стоявшего с непокрытой головой, держа фуражку в руке.

Велихов неуверенно потянулся и обнял его, сказав что-то про свое сочувствие, Лопатин толком не расслышал - что, потому что вдруг сжало горло от всего, вместе взятого: от (смерти Гурского, от молодости Велихова, от резанувшего по сердцу воспоминания о сорок первом годе и от этого внезапного объятия, про которые Гурский зло шутил, что, когда мужские губы касаются его небритых щек, ему кажется, что он уже отдал жизнь за родину и лежит в гробу.

Всё так. И отдал, и лежит, а ты стоишь и молчишь и не можешь проглотить комка в горле.

- Я здесь только второй раз в жизни увидел его, - не глядя на Велихова, услышал Лопатин его голос. - Но мхе ваша Нина говорила о нем, что вы его очень любите, и вообще высоко о нем отзывалась, как о самом лучшем вашем друге.

"Нина... высоко отзывалась..." - все это - было так странно и далеко от случившегося здесь, что Лопатин в первую секунду не понял. Ошалело подумал: какая Нина? Словно речь шла не о его собственной дочери.

- Да, да, всё так, - сказал он И еще несколько раз повторил: всё так, всё так, - никак не мог отцепиться от этих слов и найти какие-то другие.

- Вы одни приехали? - спросил Велихов. - Начальник политотдела не приедет? Он хотел с вами вместе.

- Не приедет, - сказал Лопатин.

- Не переживайте, Василий Николаевич. Я уже сам тут переживал - и за него, и за капитана Салимова, и за Лаврика. Солдата