Полвека с небом

Наконец все было готово. Ранним утром мы собрались на одном из авиационных полигонов, чтобы провести учебные стрельбы ракетами по новой мишени. Переоборудованный пикирующий бомбардировщик с летчиком в кабине стоял на аэродроме, когда пара реактивных перехватчиков поднялась в воздух и, набрав скорость, быстро исчезла из глаз. Я в качестве руководителя стрельб находился на командном пункте аэродрома, куда стекалась вся информация и где принимались решения.

Перехватчики с зашторенными кабинами барражировали в заданных квадратах, ожидая приказа атаковать цель. Для летчиков на МиГ-17П сейчас глухая, абсолютно непроницаемая ночь, и во всех своих действиях им придется руководствоваться только показаниями приборов. Пилот на Пе-2 об этом хорошо знает. Он тоже давно готов и тоже ждет соответствующего приказа.

Гляжу на стрелку хронометра: пора! Пе-2 отрывается от полосы и берет курс в сторону полигона. Высота ему определена пять тысяч метров.

Утро ясное, воздух прозрачный, видимость прекрасная.

Поднимаю бинокль и отчетливо вижу самолет-мишень. Пилот уже закончил набор высоты и перевел машину в горизонтальный полет.

— Готовность номер один! — раздается с КП первая команда.

Через три минуты в эфир уходит приказ:

— Пошел! — Это сигнал для катапультирования.

В бинокль хорошо видно, как сработало катапулътное устройство. А вот открылся и купол парашюта. Теперь на самолете-мишени никого нет. Мишень идет по большому кругу на автопилоте.

— Работу разрешаю! — Это команда уже для истребителей-перехватчиков.

И вот в небе показались две черные точки. Через несколько секунд они увеличились в размерах — уже в зоне.

Атака была стремительной, точной. И тут же рядом с мишенью возникло голубое облако. Мишень резко швырнуло в сторону, однако падать она, как сразу же выяснилось, не собиралась. Скорее всего, осколком ракеты у нее оказались повреждены либо органы управления, либо автопилот, и она вытворяла в воздухе такое, что страшно было смотреть. Внезапные виражи, резкие непредсказуемые развороты, броски по высоте: самолет то входил почти в отвесное пикирование, то вдруг круто шел в набор высоты…

Дело могло принять дурной оборот. Неуправляемая мишень могла направиться в сторону населенного пункта.

Пока, правда, она избрала другое направление и «топала» прямиком на аэродром.

«Это пожалуйста, — подумалось мне. — Это сколько хотите!» Но успокоительная мысль так же быстро ушла, как и мелькнула. Я понимал, что медлить нельзя. Подобная возможность, разумеется, была нами предусмотрена, а заодно разработаны на такой случай и соответствующие меры. Вышедший из-под контроля бомбардировщик необходимо как можно скорее уничтожить. Перехватчики со своими ракетами тут не годились: при промахе ракета могла уйти за пределы полигона. Я отдал приказ поднять в воздух пару обычных истребителей МиГ-15, чтобы с близкого расстояния расстрелять мишень из пушек. Едва один из истребителей приблизился к мишени, она вдруг круто развернулась ему навстречу и лихо пошла на таран. Но летчик, словно ожидая этого, вовремя отвернул в сторону, а затем, не теряя драгоценных секунд, зашел на повторную атаку. В бинокль было видно, как снаряды прошили плоскость бомбардировщика. Сейчас загорится, подумал я. Ни черта подобного! Мишень продолжала выделывать в воздухе свои головоломные броски и кульбиты. «Вот это живучесть! — помимо своей воли не смог не восхититься я. — Не бомбардировщик, а какой-то кощей бессмертный…»

Но когда и второй летчик отстрелялся, а положение в воздухе не изменилось, мне стало не по себе. Других истребителей наготове не было. А злополучная мишень, вся изрешеченная снарядами, металась в небе как заколдованная — не желая ни гореть, ни падать.

Отбросив в сторону бинокль, я бегом ринулся к своему МиГ-15, запустил двигатель и, проклиная все на свете, поднял истребитель в воздух. Уже в воздухе мне доложили по рации, что я и сам знал: второй истребитель израсходовал боекомплект впустую. Попадания, мол, налицо, а поражения мишени все еще не предвидится.

— Ну ничего! Сейчас я ей дам прикурить! — шепотом пообещал я самому себе. — Задымит, закрутится сейчас у меня этот кощей бессмертный!

Бить решил не куда придется, а по моторам. Зашел, выбрал для начала правый мотор, нажал на гашетки — о том, чтоб промазать, и речи быть не могло. Расстояние минимальное.

Однако промазал. Мишень в последнее мгновение резко ушла в сторону, будто ее вел не автопилот, а наипервейший ас, которому мы, грешные, и в подметки не годимся. Но я-то знал, что там никого не было. Просто бомбардировщик откалывал в воздухе такие коленца, предусмотреть которые было невозможно. И именно потому, что управлял им не летчик, чьи действия можно предугадать, а слепая, непредсказуемая сила — поврежденный взрывом снаряда прибор.

Как бы там ни было, мишень продолжала выписывать свои «па».

Зашел на вторую атаку — теперь из всех стволов по левому мотору. Мишень продолжает мотаться в воздухе.

Последняя атака. Все. Кончился боезапас. Честное слово, если бы было время — заплакал бы. Только вот не знаю отчего — от жалости к самому себе или от дурацкого восторга по поводу феноменальной живучести бомбардировщика. Неуязвимая мишень осталась в воздухе, а я пошел на посадку.

Пишу и думаю: а не поверят ведь! Ракета с перехватчика, три полных боекомплекта с трех истребителей, а ей, мишени, хоть бы хны. Гуляет себе в воздухе! Скажут: не бывает так. Не может после всего этого мишень держаться в воздухе, из какого бы железа она ни была сделана.

Но вот бывает же! А раз бывает, следовательно, необходимо из случившегося сделать нужные выводы. И мы их сделали. Впредь таких историй на моей памяти больше не повторялось.

А мишень все же упала. Когда я заруливал после посадки самолет на стоянку, в шлемофоне моем послышалось долгожданное: мишень горит и, разваливаясь в воздухе, падает в пределах границ полигона.

Забегая вперед, хочу сказать, что впоследствии проблема с мишенями была снята самым кардинальным образом. Конструкторы спроектировали и создали самолет-мишень, управляемый с земли по радио. Такая мишень не только вела себя в зоне, как ей предписывали, но и могла осуществлять самостоятельно как взлет, так и посадку. Правда, это произошло тогда, когда наступила эра сверхзвуковых скоростей.