Мир тесен

Да нет, товарищ капитан первого ранга, не надо меня стирать в порошок. Я молчу. Вот только ребята, оставшиеся там… на минном поле… они все глаза проглядели, но ничего не увидели, кроме пустого мор я…

Вьюгин протягивает мне бланк шифровки:

— Срочно отработать в базу!

— Есть!

Бегом возвращаюсь на катер, сигаю в радиорубку. Наша береговая база не то в Таллине, не то в Палдиски, да это неважно, рабочая волна у нее — прежняя. И я вызываю базу и, получив ответ, отрабатываю радиограмму. Могу предположить, что за группами цифр, посылаемыми в эфир, содержится требование командиру береговой базы: такой-сякой, где твои бензовозы и маслозаправщики? Срочно шли в Рохукюля… или, может, в Виртсу. Не то голову с плеч…

Под грозный рык капитана первого ранга Галахова (он, видимо, командует десантными операциями) заводим моторы. До Виртсу, если по прямой, миль тридцать, но в Моонзунде, как говорит Вьюгин, прокладывая на карте курс, ходят не по прямой, а зигзагами. Так что побольше тридцати. Но бензину должно хватить. Так-то, Володя Дурандин. Не качай скворечником, не хлопай белесыми ресницами — должно хватить, и точка!

Отряд катеров идет по Моонзунду на юг. День пасмурный, погода нелетная. Тихо в проливе. Идем кильватерной колонной, обходя бесчисленные островки и мели. Как гавань в Рохукюля, кажутся игрушечными домики и сараи на островах, и ветряные мельницы, и рыбачьи лодки, тут и там чернеющие на песчаных пляжах. И что-то меня томит. Не от безлюдья ли берега? Или от пустоты моря?..

Но вот сужаются берега. Впереди справа возникает синеватая полоска — это остров Муху. Быстро вырастает. Видны строения среди облетевших деревьев. Белые щиты створных знаков. Островерхая церквушка…

Нахально, однако! Нахально, в светлое время суток высадили десант на Вормси. Нахально, среди бела дня, идем вдоль острова, занятого противником.

Ну, вот и получаем. Замигали на Муху вспышки, ударил гром, в нашем походном ордере рвутся снаряды и мины. Маневром тут не уклонишься: узок фарватер. И одно остается — резко увеличить ход. Волоча хвосты дымзавес, мчатся катера по проливу, рискуя в дымной желтоватой мгле напороться на мель… столкнуться друг с другом… А слева, на материковом побережье, тоже ударил гром. Армейские батареи бьют через пролив по немецким батареям на Муху.

Вот и прорвались. Спасибо, армия!

Открывается слева Виртсу — скромная россыпь белых и желтых, тоже игрушечных, домиков. А впереди распахивается серенький, в светло-фиолетовой дымке, плес Рижского залива.

Полуостров Виртсу торчит как пистолет, направленный на остров Муху (или, по-старому, Моон, давший название проливу и всему архипелагу). Вечером 29 сентября пистолет выстрелил.

У нас на борту сорок бойцов Эстонского корпуса с оружием, с ротным минометом. И на других катерах отряда по стольку же, на головном даже пушку-сорокапятку поместили. Это первый бросок десанта, который надо высадить прямо на причал поселка Куйвасту.

Как стемнело, так и пошли. Ни звезд, ни луны, ветер балла на три. Гром наших моторов наполняет узкий, в три с половиной мили, пролив. Тут и ходу всего-то минут на пятнадцать. С черного берега Муху взвиваются, прожигая тучи, белые ракеты. Ну да, мы обнаружены, а нам и скрывать нечего. Вон высвечена убывающим светом пристань Куйвасту, деревянный пирс, — к нему-то мы и идем. Ох, ого-онь! Стена всплесков перед нами… Лейтенант Макшеев крутит штурвал, ищет проход в стене… то влево, то вправо… Гребенка всплесков опасно приближается… Вьюгин, стоящий справа от Макшеева, подавшись назад, делает быстрый знак Дурандину, и тот мгновенно сбрасывает газ… как раз вовремя, иначе бы… Тут над нашими головами с рокочущим воем проносится, словно стая птиц с огненными хвостами, рой реактивных снарядов — это наши с полуострова Виртсу дали залп из «катюш»! — и сплошным валом прокатились по берегу Муху быстрые высверки с клубами дыма.

Полный вперед! Огонь берега заметно поредел, но теперь обороняющиеся открывают автоматно-пулеметную пальбу, и тотчас с подходящих к пристани катеров несутся ответные цветные струи огня. Стопорим ход слева от головы причала, на мелководье, и десантники прыгают в воду. Помогаем выгрузить снаряжение, я подаю сержанту-эстонцу, стоящему по пояс в воде, тяжелую минометную плиту. Пули свистят, ухают разрывы снарядов, наши оба пулемета стучат непрерывно. Десант, захватив пристань, уходит вперед, растекается в стороны, и вдруг откуда-то из глубины острова немцы открывают артогонь по пристани, а тут полно катеров. Ревут моторы, катера отходят, мы тоже даем задний ход, удаляясь от пирса. Осколками порешетило рубку и корпус. Счастье, что никого не задело…

Возвращаемся в Виртсу. А навстречу плывут чудные машины, низко сидящие в воде, Макшеев едва успевает отвернуть, чтоб дать им дорогу, — это автомашины-амфибии, везущие на Муху второй бросок десанта. В Виртсу и мы принимаем на борт новую группу десантников. Слышу, как Володя Дурандин кричит командиру, что бензину совсем мало. (Бензовозы так и не прибыли еще.) Макшеев отмахивается: тут считанные мили до Муху и обратно, чего там, хватит бензину.

Второй бросок высадить на пристань Куйвасту не удается: пристань пылает высоким костром. Правее утыкаемся носом в отмель.

— Плиже, комантир! — кричит сквозь рев моторов рослый эстонец с погонами младшего лейтенанта, с освещенным пожаром круглым юношеским лицом. — Стесь глубоко!

— Нет, нет! — отвечает Вьюгин, помнящий с сорок первого здешние мели. — Не глубоко! Прыгай, лейтенант!

— Плиже! — настаивает тот.

Возникает опасная заминка. Катер стоит, десант медлит…

Вдруг Серега Штукин, отклеившись от пулемета, каким-то отчаянным, вкось, прыжком срывается за борт. Стоит в воде по пояс, а ведь он ростом мал, — машет руками: мелко! Увидев наглядно глубину, попрыгали и бойцы, заспешили к пляжу. Грозно перебегают по их каскам сполохи огня.

А Штукина вытаскиваем из воды.

— В моторный отсек! — кричит Макшеев. — Переодеться в сухое. Молодец, юнга!

Мель не сразу отпускает нас. За кормой закипает мутная каша из воды с илом, катер дергается, как неврастеник, винты работают чуть не вразнос.

Наконец сходим с мели, разворачиваемся, ложимся на обратный курс к Виртсу. Из люка высовывается голова Дедкова в берете. Резким свистом он зовет Дурандина обернуться, делает знаки, из коих явствует, что бензин на исходе. Его яростную жестикуляцию подтверждает неприятная пальба: это начинают «стрелять» моторы, получая бедную топливную смесь.

— Идем на ручной подкачке! — орет Дедков.

На середине пролива один мотор глохнет. Вся надежда на второй. Как в песне о бомбардировщиках, мы ковыляем во мгле… на честном слове… И вот метрах в двадцати от пристани Виртсу задыхается и глохнет второй мотор. Катер выходит из повиновения. Он как бы изнемог и рад отдохнуть, качаясь на черной воде.

А боцман своим голосом, не утерявшим громовой силы в узкостях Моонзунда, подзывает кого-то на причале, куда беспрерывно прибывают бойцы Эстонского корпуса, и, раскрутив над головой, метко посылает на пирс бросательный конец. Там подхватывают его и подтягивают катер.

Будь я поэтом, написал бы балладу и назвал ее «Балладой о двух бочках бензина». Но я не поэт. Всего лишь стреляный воробей с москитного флота. Пусть балладу сочинит Сашка Игнатьев, он мастак, а я скажу вам только, что нет в русском языке таких слов, достаточных по крепости, какими мы не поминали бы нашу береговую базу. ПЗС — подвижная заправочная станция — все еще не добралась до Виртсу. Мы качались у причала, как стоптанные башмаки на веревочке.

Свирепели ветры с дождями, несли по Моонзунду осеннюю стужу и прекрасные слухи. События, как слышали мы, нарастали с каждым днем. Второго октября отряд «малышей» (то есть «Г-пятых») под командованием капитана третьего ранга Гуманенко высадил первый бросок десанта на пристань Хельтерма на восточном побережье острова Даго. Уже к вечеру третьего октября Даго был взят, остатки разгромленных немецких частей бежали на Эзель. Теперь настала очередь этого острова, крупнейшего в архипелаге. С острова Муху, соединенного с Эзелём пятикилометровой Ориссарской дамбой, устремились на штурм эстонские дивизии.