Ночи и рассветы

— Зато англичане…

Начальник милиции собирался сказать, что англичане нарушают свои же правила, но умолк на середине фразы. Он подозревал, что Мил прекрасно знает греческий.

— И гостей других тоже почему-то нет… Сплошные головоломки…

— Чей день рождения мы будем справлять? — поинтересовался мэр.

— Какой-нибудь высокой персоны, — отозвался Вардис. — Хотя черт его знает! Может, хозяин нарочно замутил воду, боялся, что ради него мы не придем! Тоже, конечно, странно!

Обмениваясь с Милом незначительными фразами, Космас старался подать товарищам знак. Мил, разумеется, не знал греческого, но вдруг за дверью кто-нибудь подслушивает? Эта внезапная мысль привела Космаса в смятение.

— Что говорят товарищи? — спросил Мил.

Последнее слово он произнес очень забавно, на ломаном греческом языке.

Все рассмеялись.

— Беспокоятся, не рано ли мы пришли.

— Нет, что вы! — Мил вынул из буфета коробки с сигаретами, спички, пепельницы.

— И еще товарищи удивляются, что не видят остальных гостей.

— А других гостей и не будет! Вчера уже был один тур праздника, сегодня второй — только с вами…

Космас перевел.

— Значит, сегодня у нас эамовский праздник, — пошутил Вардис.

— Совершенно верно, — заявил Мил, — эамовский. Смех развеял напряжение, и Космасу показалось невероятным, что за дверью могут подслушивать. Зачем?

Мил попросил прощения и вышел.

— Будем считать, что одна головоломка решена, — смеялся Вардис. — Но осталась вторая: кого мы сегодня чествуем? Кстати, есть еще одна — где остальные англичане?

— Да будет тебе со своими головоломками. — Добродушному толстяку председателю надоели подозрения. — Какое нам дело до того, кто придет? Мы выполняем долг вежливости. Нас пригласили — мы приняли приглашение. Об остальном позаботится Мил…

И Мил позаботился. Он открыл дверь и пропустил вперед двух итальянцев, которых Космас. знал еще с Астраса. Толстые и румяные, как и подобает поварам, они тащили подносы, переполненные бутылками и закуской.

— Бона сьера, камарадо! — поздоровался Космас.

— О! — обрадовались итальянцы. — Камарадо Космас!

Стол мгновенно заставили блюдами — салаты, сыры, жареные цыплята, мелкая стружка жареного картофеля. Итальянцы ушли и вернулись снова, они поставили подносы на мраморную стойку буфета — на столе ничего больше не помещалось. Потом проворно расставили тарелки и разложили приборы; тот, кто закончил первым, стоял и дружески улыбался Космасу.

— Коме стато?{ [87]} — спросил его Космас.

— Бене, бене…{ [88]}

К сожалению, на этом знания Космаса исчерпывались.

— Так ты знаешь и итальянский? — удивился Мил.

— Перед войной я начал его учить и кое-что уже смыслил. Но потом итальянцы пришли к нам оккупантами, я забросил занятия, и в памяти сохранилось только то, что ты слышал. Боюсь, что такая же судьба ожидает и английский…

— Что ты, что ты! — Мил сделал вид, что огорчился. — Но мы договорились не затрагивать сегодня эту тему!

— Да, да…

Они сели за стол, и Мил наполнил бокалы ярким розовым вином.

— Что же пожелать тебе, Мил?

— Нет! Не надо мне ничего желать. Давайте выпьем за греко-британскую дружбу! Пусть наши страны живут в дружбе и согласии, как и раньше.

— Пусть они впредь живут в дружбе и согласии! — воскликнул мэр. — Прекрасный тост, но до него еще не дошла очередь. Сегодня мы празднуем день рождения…

Мил с недоумением посмотрел на Космаса.

— Какой день рождения? — И тотчас засмеялся. — Это все переводчик! С тех пор, как уехал Стелиос, мы уже не раз попадали впросак из-за перевода. День рождения тут ни при чем. Просто-напросто я послезавтра уезжаю, и сегодня у нас прощальный вечер.

— Вот мы и покончили с последней головоломкой, — шепнул Вардис. — Что ж, событие отрадное…

— Ну и хорошо! — поднял бокал председатель. — Давайте выпьем за его здоровье и пожелаем ему доброго пути!

Они выпили залпом, вино было легкое и приятное, словно прохладительный напиток.

— И куда же направляется дорогой Мил? — спросил председатель, подхватывая вилкой салат.

— На родину! Семейные обстоятельства…

— Приятные?

— Приятные! — улыбнулся Мил.

Они выпили из той же бутылки за приятные обстоятельства, которые Мил, однако, не уточнил. «Какое нам дело? — говорил председатель. — Важно, что обстоятельства приятные!» Веселье разгоралось. Космас смотрел на лица своих товарищей, порозовевшие от вина и вкусного ужина, и вдруг внутренне содрогнулся: «Что мы здесь делаем?» У него было такое чувство, будто они совершали что-то очень скверное, чувство вины, смутное, неопределенное. Стало жарко, и мысли еле ворочались, такие же вялые, как и тело, которое постепенно погружалось в приятный наркоз, словно уходило в пышную перину, Космас сделал усилие, чтобы подняться, и вдруг обнаружил, что вялости как не бывало, он по-прежнему владел своим телом.

Вместе со всеми он выпил еще один бокал и про себя решил, что это последний. Мозг снова застыл. По жилам разливалось сладкое оцепенение, под отяжелевшими веками накипали теплые слезы. «Давно не пил, — размышлял Космас. — Ишь как меня разобрало. А на других вон ни капельки не подействовало». Другие с аппетитом закусывали. «Надо и мне!» Космас слегка покопался вилкой в тарелке. Есть не хотелось, хотелось пить. Хотелось чего-нибудь прохладительного. Он попросил воды.

— Не надо, — отсоветовал председатель. — Меня, брат, тоже мучает жажда, но лучше не пить.

— В чем дело? — поинтересовался Мил. — А! Тогда выпьем вот этого, оно утолит жажду…

Он наполнил бокалы белым вином. Оно действительно утолило жажду, но ненадолго. Мимолетная прохлада не погасила, зноя. В комнате стало душно.

— Ух, ну и жарища! — прохрипел председатель, вытирая потный лоб и распуская узел галстука. Лицо у него было красное, глаза сияли доброй улыбкой.

Рядом с председателем сидел мэр, он тоже улыбался и выглядел очень довольным. Начальник милиции и Вардис молчали и переглядывались, словно утомленные спорщики, которые, все уже высказали, не убедили друг друга и считают бесполезным продолжать спор.

— Ну и жара! — Председатель глубоко вздохнул и сразу почувствовал облегчение, как будто пронесся свежий ветерок.

Жара начала спадать. Космас тоже вздохнул и улыбкой ответил на счастливую улыбку сидевшего напротив мэра. Он повернулся к Милу, и тот тоже наградил его улыбкой. Потом Космас увидел, как Мил неверной рукой потянулся к тарелке с крабами, и, наблюдая за медленными, робкими движениями вилки, наперед угадал, что произойдет. И в самом деле дрожащая рука англичанина повисла в воздухе, а потом тяжело упала на тарелку. «Опьянели», — подумал Космас и перевел взгляд на Вардиса, который с закрытыми глазами покачивался на стуле.

В комнате было тихо, в ушах звенело. Сквозь опущенные ресницы — глаза его слипались — Космас увидел Мила, который вставал, опрокидывая на пол тарелки и бокалы.

«Куда ты?» — хотел спросить его Космас, но сам не расслышал своего голоса. Хотел удержать, но рука не послушалась.

Мил, шатаясь, шел к двери. Дверь отворилась, и англичанин рухнул за порог. В коридоре послышались беготня, приглушенные голоса. «Попались!» — мелькнула страшная мысль. Космас сунул руку в карман и нащупал браунинг. Напротив него обеими руками расстегивал кобуру револьвера Вардис…

Через упавшего Мила шагали какие-то люди, комната ощетинилась дулами револьверов. «Попались!» — снова подумал Космас и зажал в руке холодную сталь браунинга. Это отрезвляющее прикосновение вдохнуло в него силы, Космас стиснул зубы и выхватил из кармана револьвер. По другую сторону стола боролся Вардис, чья-то грудь заслонила его, а рука Космаса оказалась в тисках чужих сильных, энергичных пальцев. Он понял, что обезоружен, но не сдался, а, наоборот, упрямо уперся ногами в пол и бросился на врага. Что-то тяжелое ударило его по голове, в глазах засверкали разноцветные лучи. «Попались!» — в третий раз подумал Космас и упал в бездонную темноту.