Великий перелом

Поднялось еще одно облако неприятного дыма.

— В этом есть смысл, — сказал Сталин, медленно кивнув головой. — Это послужит предупреждением не только ящерам, это предостережет также и гитлеровцев: с нами шутить нельзя. И этот же сигнал дойдет и до американцев. Неплохо, Вячеслав Михайлович.

— В первую очередь, как вы сказали, ящерам.

Это Молотов сказал сугубо деловым тоном. Он не хотел показать Сталину свой страх перед высказанной угрозой, хотя генеральный секретарь был уверен, что напугал его. Так или иначе, внешне он не выдал своего отношения. Но вряд ли он мог обмануть Сталина. Он играл на эмоциях своих подчиненных, как на струнах скрипки, противопоставляя одного человека другому, как дирижер оркестра, развивающий расходящиеся темы.

— Помня о первой очереди, мы должны также помнить, что она не единственная. После того как ящеры заключат мир с Родиной… — Сталин остановился и мечтательно выпустил дым.

Молотов привык вслушиваться в тонкие нюансы речи генерального секретаря.

— После того, как ящеры заключат мир, Иосиф Виссарионович? А не после того, как они будут побеждены, уничтожены или изгнаны из этого мира?

— Товарищ народный комиссар — только для ваших ушей. Я не думаю, что это в наших силах, — сказал Сталин. — Мы будем использовать бомбы — если ученые соблаговолят дать их нам. Мы уничтожим скопления ящеров, какие сможем. Они, в свою очередь, уничтожат один из наших городов — это обмен ударами, который они практикуют. Победить на таких условиях мы не сможем. Наша цель теперь — убедить врагов, что они тоже не смогут победить, им достанутся только руины, если война продлится.

— В таком случае, какие условия вы намереваетесь предложить? — спросил Молотов.

«И как долго вы намерены считаться с ними?» — пришло ему в голову, но задать этот вопрос Сталину смелости не хватило. Генеральный секретарь был безжалостно прагматичен, он выжал все преимущества из пакта с Гитлером. Одного он не ожидал — что Гитлер превзойдет его в безжалостности и ударит первым. Любой мир с ящерами аналогично мог быть только временным.

— Я хочу изгнать их из СССР, — сказал Сталин, — за границы, которые существовали на 22 июня 1941 года. После этого можно вести переговоры обо всем. Пусть фашисты и капиталисты торгуются за свои страны. Если они потерпят неудачу, я не шевельну и пальцем, чтобы помочь им. Как вы знаете, они мне не помогают.

Молотов кивнул, соглашаясь с этим и одновременно обдумывая обоснованность решений генерального секретаря. Они соответствовали тем, которые Сталин принимал в прошлом. Вместо того чтобы раздувать пожар мировой революции, к чему призывали троцкисты, Сталин сосредоточился на строительстве социализма в одной стране. Теперь он мог использовать этот же подход для строительства независимой державы людей.

— Ящеры — империалисты, — сказал Молотов. — Можно ли заставить их отступиться от их тщательно продуманной концепции завоевания? Вот мое главное сомнение, Иосиф Виссарионович.

— Мы можем превратить Советский Союз в бесполезную территорию.

По тону слов Сталина можно было понять, что он готов сделать именно то, что сказал. Молотов не думал, что генеральный секретарь блефует. Прежде он обладал властью, чтобы выполнить подобное, но не имел возможности. Физики дали ему такую возможность. Может ли главнокомандующий флотом ящеров сравниться с генеральным секретарем в силе характера? Единственными встретившимися Молотову людьми, которые достигли этого уровня, были Ленин, Черчилль и Гитлер. Мог ли Атвар сравниться с ними? Сталин ставил на кон судьбу своей страны, чего пришельцы сделать не могли.

Молотов чувствовал бы себя более уверенным, если бы в прошлом у Сталина не было этой катастрофической недооценки Гитлера. Из-за этой ошибки он и СССР были близки к гибели. Если он допустит подобную ошибку, используя бомбы из взрывчатого металла, то не выживет ни он, ни Советский Союз, ни марксизм-ленинизм.

Как сказать Сталину об этих опасениях? Молотов выпил второй стакан водки. Он не видел выхода.